Глава IV«КИКЕРИ»
Должна с сожалением признать, что моя легкомысленная Кейти очень быстро забыла наставления отца и обрела кучу новых неприятностей, причем уже в следующий понедельник.
Понедельник был особенным днем в семье Карр. В этот день устраивалась большая стирка и тетя Иззи становилась строже, чем обычно, а слуги часто сердились. Отчасти в этом были виноваты и дети, которые после вынужденного чинного поведения в воскресенье на следующий день особенно много шалили, шумели и проказничали.
Для Кловер и Элси воскресенье началось еще в субботу вечером, когда им вымыли головы и накрутили влажные волосы на папильотки, чтобы на следующий день они красиво вились. У Элси волосы вились от природы, поэтому их накручивали слегка, но густые и прямые волосы Кловер крутили так туго, что для нее ночь с субботы на воскресенье превращалась в мучение. Всю ночь она вертелась и ворочалась с боку на бок, стараясь положить голову поудобнее. Но стоило ей заснуть, палочки и заколки впивались в голову и причиняли боль. И приходилось бедной девочке спать вниз лицом, воткнув нос в подушку, что было очень неудобно и отчего ей снились страшные сны. В дополнение к этим страданиям Кловер ненавидела кудряшки. Когда она рассказывала младшим сказки, в них неизменно говорилось: «Волосы красавицы принцессы были прямые, как измерительная линейка, и она никогда не накручивала их на папильотки — никогда!»
Воскресенье, как правило, начиналось с чтения Библии, за которым следовал завтрак из вареных бобов, так что в мозгу маленького Филли обе эти процедуры сливались в одну. После завтрака дети учили уроки, заданные в воскресной школе, а потом к крыльцу подавали длинный экипаж, и они ехали в церковь, которая находилась в доброй миле от дома. Это была большая старинная церковь с галереями, длинными скамьями и красными подушечками для преклонения колен. В конце зала за зеленым занавесом располагались хоры. Те, кто сидел там, в начале проповеди сдвигали занавеску так, что их было видно, и внимательно слушали. Но время шло, проповедь тянулась, и занавеску на хорах тихонько задергивали. Кейти полагала, что они там хорошо проводили время: лакомились, например, цукатами из апельсиновых корок или повторяли уроки воскресной школы. Она часто жалела, что не сидит среди хористов.
Скамья семьи доктора Карра была такой высокой, что все дети, кроме Кейти, едва доставали до пола носками ботинок. Ноги болтались в воздухе и со временем начинали неметь. Когда их владельцы начинали чувствовать неприятное покалывание в ступнях, они сползали со скамьи и садились на подушечки для колен. А когда сидишь внизу и никто тебя не видит, невольно начинаешь шептаться с соседом. Тетя Иззи хмурила брови и качала головой, но это не помогало, потому что Фил и Дорри быстро засыпали, положив головы на подол ее платья. Тогда ей приходилось держать детей обеими руками, чтобы они не сползли на пол. И когда священник, добрый старый доктор Стоун, произносил: «На прощанье, собратья мои…», она принималась будить мальчиков. Иногда это было трудно, но в большинстве случаев дети просыпались сразу бодрые и свежие, забирались на скамью и, раскрыв книжку с гимнами, делали вид, что поют вместе со всеми.
После проповеди начинались занятия в воскресной школе, которые дети очень любили, а потом все отправлялись домой обедать. В воскресные дни обед был всегда один и тот же: холодная солонина, вареный картофель и рисовый пудинг.
После обеда дети, если не хотели, могли не возвращаться в церковь. Вместо этого их заставляли слушать Кейти, которая читала вслух религиозную газету «Воскресный гость», редактором которой она являлась. Эта газета была наполовину напечатана, а наполовину написана от руки на листе писчей бумаги. В верхней части листа красовался нарисованный химическим карандашом орнамент, в центре которого шла надпись: «Воскресный гость». Ниже печаталась небольшая статья, которую взрослые называли «передовицей», под такими заголовками, как «Аккуратность», или «Послушание», или «Пунктуальность». Дети всегда с раздражением слушали ее, я думаю, отчасти вот почему. Их сердило, что Кейти учит их хорошо вести себя, и что очень легко написать на бумаге, а вот следовать подобным правилам в жизни ей, вообще-то, дается не легче, чем им. Дальше шли рассказы о собаках, слонах и змеях, взятые из учебника по натуральной истории. Это было не очень интересно, потому что слушатели уже знали их наизусть. Потом следовали одно или два церковных песнопения или несколько стихотворений, а в конце — глава из сказки «Маленькая Марта и ее сестры». Эту историю дети ненавидели, потому что Кейти вставляла туда множество намеков на недостатки своих сестер и братьев. Это было просто невыносимо. Иногда они дружно восставали против этой сказки. Надо вам сказать, что несколькими неделями раньше Кейти поленилась приготовить свежий номер «Воскресного гостя» и, тем не менее, заставила детей сидеть и слушать старые номера, которые уже были прочитаны. В таких дозах «Маленькая Марта» показалась им еще ужаснее. Потеряв терпение, Кловер и Элси на время объединились и стали думать, как прекратить мучение. Улучив момент, они схватили всю кипу газет, побежали на кухню, кинули ее в печь и со смешанным чувством страха и удовольствия смотрели, как она горела. Они могли бы и не признаваться в содеянном, но совесть не позволила сестрам спокойно смотреть, как Кейти металась по комнатам в поисках своего сокровища. Она с самого начала подозревала, что это их рук дело, а, узнав правду, долго на них сердилась.
В воскресные вечера дети исполняли папе и тете Иззи заученные в школе песнопения. Это было забавно. Все пели по очереди, и каждый старался исполнить свои любимые песни, такие как «На закате запад закрывает свои золотые ворота» или «Иди, когда засияет утро». Вообще воскресенье было для всех приятным и радостным днем, и для детей тоже. Но поскольку в этот день приходилось вести себя тише и спокойнее, чем обычно, в понедельник они были особенно живы ми и проказливыми. Радость жизни била из них ключом, как шампанское из только что открытой бутылки.
Следующий понедельник выдался дождливым, так что нельзя было играть ни во дворе, ни в саду, ни в «Райских кущах», где, как правило, и расходовалась вся избыточная энергия. Малыши, которые поневоле целый день торчали в детской, стали буйными и непослушными. Филли был не совсем здоров, и ему давали лекарство. Оно называлось «эликсир Про». Тетя Иззи его особенно любила и всегда держала под рукой. Снадобье хранилось в большой черной бутылке с наклейкой на горлышке. От ее вида детей бросало в дрожь.
Когда Фил перестал реветь и всхлипывать, игра возобновилась. Куклы, естественно, тоже заболели и среди них Пикери («Трусишка») — игрушечный желтый стульчик Джонни, с которым она обращалась, как с куклой. Когда Пикери заболел, Джонни обернула его спинку старым передником и стала класть вместе с собой в постель, не под одеяло — это могло кончиться неприятностями, — а рядом, и привязывала к столбику кровати. Теперь, как она объявила остальным, Пикери стало совсем худо и ему надо было дать лекарство, как Филу.
— Дай ему водички, — предложил Дорри.
— Нет, — решительно возразила Джонни, — оно должно быть черным и в бутылке, иначе не поможет.
Подумав немного, она тихонько прошмыгнула через коридор в комнату тети Иззи. Там никого не было, но Джонни знала, где хранится «эликсир Про» — в платяном шкафу, на третьей полке. Немного приоткрыв дверцу, она вскарабкалась на стул и достала бутылку. Дети пришли в восторг, когда она появилась с бутылкой в одной руке и пробкой — в другой. Весьма довольная, Джонни налила обильную дозу жидкости на деревянное сиденье Пикери, которое называла коленями.
— Так, так, мой бедный мальчик, — приговаривала она, похлопывая стульчик по плечу (то есть по ручке), — проглоти, мой хороший, и все у тебя пройдет!
В эту минуту в комнату вошла тетя Иззи и с ужасом увидела, как тонкая струйка чего-то черного и липкого стекает на ковер. Это было лекарство Пикери, которое тот не захотел глотать.
— Что это такое? — спросила она резко.
— Мой ребенок заболел, — с запинкой ответила Джон, показывая злосчастную бутылку.
Тетя Иззи слегка стукнула Джонни по макушке наперстком и сказала, что она очень плохая девочка, после чего та надула губы и немножко всплакнула. Тетя Иззи подтерла пятно и, взяв эликсир, удалилась в свою комнату, ворча, что «такие безобразия они творят только по понедельникам».
Невозможно передать, сколько еще проказ придумали дети в тот день. Под вечер из детской раздался пронзительный вопль. Когда домочадцы сбежались отовсюду, чтобы увидеть собственными глазами, что случилось, дверь в детскую оказалась запертой и никто не смог войти. Тетя Иззи кричала в замочную скважину, чтобы дети открыли, но из-за неумолчного визга она не скоро дождалась ответа. Наконец Элси, захлебываясь рыданиями, объяснила, что это Дорри закрыл дверь, а теперь ключ не поворачивается и они не могут открыть. Они что, останутся здесь навечно и умрут с голоду?
— Конечно, нет, глупое дитя, — успокоила ее тетя Иззи. — Господи, какое еще испытание пошлешь ты мне сегодня? Успокойся, Элси, перестань плакать, ты меня слышишь? Через несколько минут мы откроем дверь.
И действительно, вскоре снаружи раздался стук и в окне появилась голова слуги Александра, который стоял на высокой стремянке и улыбался детям. Они моментально забыли свой страх, кинулись к открытому окну и принялись прыгать и скакать вокруг Александра, который влез в комнату и открыл изнутри дверь. Это привело в такой восторг Джонни и Фила, что они ринулись на радостях вон из комнаты, а флегматичный Дорри готов был даже привязать их, только бы они не убегали.
Тетя Иззи восприняла инцидент трагически: долго их ругала и называла ужасными детьми, с которых ни на минуту нельзя спускать глаз. Она очень сожалеет, сказала тетя под конец, что обещала пойти сегодня вечером на лекцию, и заключила свой возмущенный монолог такими словами: «Как могу я быть уверена, что в мое отсутствие вы не подожжете дом или даже не убьете кого-нибудь?»