Мисс Петингилл сидела в маленькой комнате домика, стоявшего на заднем дворе. Она всегда жила там, когда приезжала в семью Карр на пару недель, чтобы починить или переделать одежду. Это была славная, симпатичная пожилая женщина, работавшая портнихой-надомницей. Ее круглое добродушное лицо наводило на мысль о печеном яблоке, поскольку было испещрено густой сетью добрых морщинок. Маленького роста, но жилистая и крепкая, она носила чепчики и румянилась, поскольку имела плохой цвет лица, напоминавший бурую спину ньюфаундленда. К тому же она плохо видела и носила очки, но свою работу делала отлично. Все любили мисс Петингилл, хотя тетя Иззи сказала однажды, что у нее длинный язык. Как-то раз Фил подошел и попросил мисс Петингилл высунуть язык, что та тут же охотно сделала. Все дети столпились вокруг, чтобы посмотреть. Они не заметили, чтобы он чем-нибудь отличался от других языков, но Филли настаивал, что язык необыкновенно длинный и как-то странно висит!
Когда мисс Петингилл уходила, все ее сокровища исчезали вместе с ней. Дети любили, когда она была в доме — было так интересно, будто в волшебной сказке или в цирке, смотреть, как она вынимала из сумки всякие удивительные вещи. Мисс Петингилл очень боялась грабителей. Полночи она лежала без сна, прислушиваясь к малейшему шороху, и ничто на свете не могло заставить ее отправиться куда-нибудь без своего «сервиза». Так она называла шесть старых, очень тонких чайных чашек и нож для масла, на ручке которого было выгравировано: «Коллективный дар в знак благодарности за спасение жизни семилетнего Айсурела Джобсона от острого тонзиллита». Мисс Петингилл весьма гордилась этим ножом. Его вместе с шестью чашками она всегда носила с собой в маленькой корзинке и никогда не выпускала из виду, даже если семья, в которой она в тот момент работала, слыла честнейшей на свете.
Кроме корзинки с «сервизом», мисс Петингилл никогда не оставляла дома Тома, своего пестрого кота. Том был красавец и делал все что хотел, уверенный в своей безграничной власти над хозяйкой. Он всегда лежал в кресле-качалке, если таковое было в комнате, абсолютно безразличный к тому, где сидит мисс Петингилл. Она же говорила: «Том очень нежный, и ему должно быть удобно». Кроме этого, мисс Петингилл привозила большую фамильную Библию, красную вязаную подушечку для булавок и несколько старых фотографий: родителей — мистера и миссис Петингилл, Питера Петингилла, который утонул в море, миссис Портер, урожденной Мерси Петингилл, ее мужа, мистера Портера, и всех их детишек. Затем из сумки извлекалось множество маленьких коробочек и кувшинчиков и целый ряд склянок и бутылочек с лекарствами и травяным чаем домашнего приготовления. Без ежевечернего употребления всех этих снадобий мисс Петингилл не засыпала, считая, что непременно заболеет и умрет, если не выпьет настойки имбиря или болотной мяты.
Дети доктора Карра всегда так шумели во дворе, что мисс Петингилл часто приходилось бросать работу и подбегать к окну. На этот раз дети неистово и радостно визжали, а Дорри топал ногами и кричал «ура». Выглянув в окно, мисс Петингилл увидела всех шестерых — нет, семерых, потому что и Сиси была тут. Они стремительно выбежали из дома и с шумом неслись по двору. Впереди бежала Кейти, в руке у нее была большая черная бутылка без пробки, а у остальных в каждой руке было нечто, напоминавшее булочку.
— Кэтрин Карр! Кэ-этрин! — закричала мисс Петингилл, громко стуча по стеклу. — Вы разве не видите, что идет дождь? Как вам не стыдно! За вами бегут под дождем ваши маленькие братья и сестры, и они промокнут!
Но никто ее не услышал — дети вбежали в сарай, и уже ничего нельзя было разглядеть, кроме мелькания в воздухе разных предметов одежды, в том числе панталон с оборками. Кажется, дети карабкались наверх по чему-то вроде лестницы. С ворчаньем, похожим на кудахтанье и выражающим явное разочарование, мисс Петингилл отвернулась от окна, водрузила на нос очки и продолжила работу над пледом из тонкой шерсти альпака[3], принадлежавшим Кейти.
На пледе по всей ширине зияли две огромные прорехи. Как ни странно, Кейти всегда умудрялась разорвать свою одежду почти надвое!
Если бы глаза мисс Петингилл могли видеть чуть дальше, она разглядела бы, что дети лезли по длинному деревянному шесту. В него было вбито что-то вроде толстых гвоздей, на которые можно было поставить ногу. Перелезть с одного гвоздя на другой было так трудно, что младших пришлось тащить вверх на руках, а Кловер и Сиси кое-как вскарабкались сами, правда, с помощью Кейти, которая протягивала им сверху свою длинную руку. Наконец все были наверху, в счастливом уединении и надежном убежище от посторонних глаз. Постараюсь описать вам эту мансарду.
Представьте себе низкое темное помещение без единого окна. Немного света проникало только сквозь квадратную дыру в полу, через которую они сюда забрались.
Здесь сильно пахло початками кукурузы, хотя их отсюда уже убрали. В углах скопилось много грязи и паутины, а на полу были мокрые пятна, поскольку в дождливую погоду крыша протекала.
Я не могла понять, почему в дождливые дни, когда нельзя играть на свежем воздухе, дети Карр предпочитали всем другим укромным уголкам эту мансарду. Тетя Иззи была озадачена их прихотью не меньше, чем я. Когда она была молода (что казалось ее племянникам и племянницам совершенно невозможным), ей и в голову не приходило прятаться от людей по разным углам, дырам и другим невероятным местам. Она бы с радостью запретила детям лазить в мансарду, но доктор Карр разрешил, поэтому ей оставалось лишь придумывать разные истории о детях, которые ломали кости, падая с шестов и приставных лестниц. Однако эти ужасные истории не производили на детей никакого впечатления, разве что на маленького Фила. Своевольная команда, невзирая на тетины охи и ахи, делала, что хотела, и карабкалась по своему утыканному гвоздями шесту при каждом удобном случае.
— Что там в бутылке? — с нетерпением спросил Дорри, едва его нога ступила на пол мансарды.
— Не торопись, — строго ответила Кейти. — Узнаешь, когда придет время. Можешь быть уверен, там что-то очень вкусное.
— Теперь, — продолжала она, усмирив Дорри, — вы все должны отдать мне ваши булочки. Если съедите их раньше времени, то для праздника ничего не останется.
Все беспрекословно отдали булочки Кейти. Дорри, который уже успел надкусить одну, лишь только очутился в мансарде, отдал оставшееся весьма неохотно, но он привык во всем слушаться Кейти и не посмел возражать. Большую бутылку поставили в угол и разложили булочки вокруг нее.
— Все в порядке, — объявила Кейти. Она, как старшая, всегда главенствовала в играх. — Теперь, если все готовы, мы можем начать наш праздник. Первым номером объявляется «Трагедия в Альгамбре», сочинение мисс Холл.
— Нет, — вскричала Кловер, — первым будет «Голубой волшебник, или Ядвига с Гебридских островов», мы же так условились, Кейти.
— Разве я не говорила тебе? — ответила Кейти. — С ними случилось ужасное несчастье.
— Ох, что же с ними случилось? — вскричали все остальные, потому что «Ядвига» была их любимой сказкой. Это была одна из множества сказок с продолжениями, которые Кейти постоянно сочиняла. Там говорилось о леди, рыцаре, голубом волшебнике и пуделе по кличке Боп. Продолжения следовали одно за другим на протяжении стольких месяцев, что все уже забыли, с чего сказка начиналась, и никто не рассчитывал дожить до ее конца. Тем не менее известие о безвременной кончине кого-то из героев повергло слушателей в шок.
— Сейчас расскажу, — пообещала Кейти. — Старый судья Кёрби пришел сегодня утром навестить тетю Иззи. Я занималась в маленькой комнате, но видела, как он пришел, выдвинул большое кресло и уселся в него. Я чуть не закричала: «Не делайте этого!»
— Почему? — завопили дети.
— Вы не понимаете? Я хотела спрятать «Ядвигу» и засунула ее между спинкой и сиденьем. Лучшего места и не придумаешь, потому что спинка плотно прилегает к сиденью. Но «Ядвига» стала со временем такой толстой пачкой, а старый судья Кёрби вообще занял полкомнаты, и я стала бояться, как бы не случилось беды. И, представляете, не успел он с трудом втиснуться в кресло, как раздался громкий треск рвущейся бумаги. Он подпрыгнул и закричал: «Господи, что это такое?» Потом стал шарить в кресле, а когда вытащил пачку и стал надевать очки, чтобы посмотреть, что это такое, как раз вошла тетя Иззи.
— Ну и что было дальше? — в страшном возбуждении закричали дети.
— Тетя Иззи, — продолжала Кейти, — поставила чашки, потерла глаза — вы знаете, она всегда так делает, когда нервничает, — и они с судьей принялись читать рукопись. Ту часть, где, вы помните, Боп стащил синие пилюли и волшебник хотел бросить его в море. Вы не представляете, как забавно было слушать, когда тетя Иззи читала «Ядвигу» вслух!
Кейти при воспоминании об этом покатилась со смеху.
— Когда она прочитала: «О, Боп, мой ангел!» я сползла под стол и засунула в рот скатерть, чтобы не расхохотаться вслух. Потом я услышала, как она позвала Дебби и сказала ей: «Вот пачка хлама, пойдите на кухню и бросьте ее в огонь». А потом сказала, что я попаду в приют для умалишенных еще прежде, чем мне исполнится двадцать. Это было так ужасно, — закончила Кейти, полусмеясь, полуплача, — узнать, что все сгорело. Одно хорошо — она не нашла «Сказку о коробке с галантерейными товарами», потому что я засунула ее еще глубже.
— А теперь, — продолжала главная распорядительница церемонии, — мы начинаем. Мисс Холл, встаньте, пожалуйста.
«Мисс Холл», весьма польщенная таким обращением, сильно покраснев, поднялась.
— Это случилось давным-давно, — начала она. — Свет луны заливал залы Альгамбры, и рыцарь нетерпеливо шагал взад и вперед по коридору, боясь, что она не придет никогда.
— Кто, луна? — спросила Кловер.
— Нет, конечно, нет, — ответила Сиси, — леди, в которую он был влюблен. О ней я собиралась рассказать в следующей строфе, но ты прервала меня.