ажение. Сопротивления вовсе не являются приманкой власти или непременно обманутым обещанием. Они являются другим полюсом внутри отношений власти, они вписаны туда как некое неустранимое визави. Они, следовательно, — и они тоже, — распределяются иррегулярным образом: точки, узловые пункты, очаги сопротивления с большей или меньшей плотностью рассредоточены во времени и в пространстве, стравливая — иногда уже окончательно — группы или отдельных индивидуумов, воспламеняя отдельные точки тела, отдельные моменты жизни, отдельные типы поведения. Великие и радикальные разрывы, незыблемые и бинарные разделения? Иногда так. Но чаще всего имеют дело с подвижными и блуждающими точками сопротивления, которые вносят в общество перемещающиеся расслоения, разбивают единства и вызывают перегруппировки; которые прокладывают борозды в самих индивидуумах, перекраивают их и придают им любую форму, очерчивают в них — в их теле и в их душе — нередуцируемые области. Подобно тому, как сетка отношений власти в конечном счете образует плотную ткань, которая пронизывает аппараты и институты, в них не локализуясь, точно так же рой точек сопротивления пронизывает социальные стратификации и индивидуумные единства. И несомненно, стратегическое кодирование этих точек сопротивления и делает возможной революцию, отчасти подобно тому, как государство основывается на институциональной интеграции отношений власти.
В заключение нам хотелось бы сказать несколько слов о том, что такое «технологии», или «техники», сопротивления. Что такое, например, политическая демонстрация? Или голодная забастовка? Или сидячая акция протеста? Что это, как не ретроспективно канонизированные методы сопротивления, рецепты и нормы сопротивленческого праксиса, благодаря которым сопротивление создает свою историю или, может быть, иллюзию своего прошлого. Возможно, технологии сопротивления — это всего лишь окостеневшие сгустки реальной политической борьбы, которая не всегда разворачивается в четко артикулированных и устойчивых формах. Или, может быть, эти технологии есть суверенные и конкретные человеческие прецеденты, которые лишь очень условно можно соединять в общие ряды. Очевидно одно: технологии сопротивления — это такие звенья сопротивлениеской теории и сопротивленческого праксиса, которые как раз и связывают подчас дикие и непонятные, подчас банальные и суетные действия людей, одержимых идеей своего «освобождения».
Второе предисловие: классификация сопротивлений
Сейчас нам хотелось бы наметить самые грубые общности, без которых невозможно описывать разные техники сопротивления, а также те связи, которые существуют между этими техниками. Необходимо с самого начала договориться о простейших классификационных делениях, которые в дальнейшем могут быть легко отброшены или реорганизованы нашим анализом. Как нам кажется, продуктивнее всего наметить такие разделы, где связи между отдельными техниками сопротивления оказываются достаточно многочисленными, устойчивыми и относительно легко описываемыми. Например, мы предлагаем следующую классификацию:
1) традиционные политические и социальные техники сопротивления (демонстрации, баррикады, голодные забастовки и т. п.);
2) культурные техники сопротивления (скандалы, акции и перформансы, художественные провокации и т. д.);
3) индивидуальные (трансгрессивные) техники сопротивления.
Что может нам дать такая весьма грубая классификация? Во-первых, она вводит техники сопротивления в рамки исторического рассмотрения. То есть она позволяет увидеть те или иные сопротивленческие жесты внутри породившего их контекста и дальнейшее вынесение их за скобки этого контекста — «эволюцию» или «деградацию» этих жестов. Так, например, традиционные политические техники сопротивления выглядят весьма зависимыми от исторических и географических обстоятельств их порождения и воспроизводства. Сидячая забастовка в Германии и в Индии — нечто совсем разное, хотя и там, и здесь — это сидячая забастовка.
Во-вторых, наша достаточно приблизительная классификация указывает на то, что мотивы сопротивленческих действий могут быть очень различными. Индивидуальные сопротивленческие жесты потому и являются индивидуальными, что могут мотивироваться субъектами самым удивительным и непредсказуемым образом. С другой стороны, политические и культурные техники сопротивления более детерминированы и обычно глубоко укоренены в той или иной общественной традиции. Что тоже вовсе не исключает разрывов и трещин внутри самых близких типологически жестов.
И еще одно соображение. Дело обстоит совсем не так, что, с одной стороны, есть технологии власти, а с другой — технологии, которые этой власти противостоят. Техники являются тактическими элементами или блоками в поле отношений силы и бессилия; внутри одной и той же сопротивленческой (или властной) стратегии могут уживаться самые различные и даже противоречащие друг другу технологии; и наоборот, они могут обращаться, не меняя своей формы, между противоположными стратегиями. У технологий не стоит спрашивать, из какой имплицитной теории они проистекают, или какие моральные разделения они воспроизводят, или какую идеологию — господствующую или же ту, над которой господствуют — они представляют. Их следует скорее расспрашивать на двух уровнях: на уровне их тактической продуктивности — какие политические и культурные эффекты они обеспечивают в данном социальном пространстве, и на уровне их стратегической интеграции — какое стечение обстоятельств и какое отношение силы делает их использование необходимым в таком-то и таком-то эпизоде происходящих столкновений.
Третье предисловие: призыв к бунту
А сейчас нам хотелось бы на минуту расстаться с рассудительным тоном и закричать во все горло: бейте власть по голове! И по рукам! Бейте ее везде и всюду, здесь и сейчас, в себе самих и в окружающем мире. Уничтожайте знаки и символы власти, ее механизмы и институции! Разрушайте тюрьмы! Пусть полиция исчезнет с лица земли! Современные аппараты культуры абсолютно изжили себя! Армию — ко всем чертям! Образование должно быть радикально реорганизовано! Наши науки превращают нас в инвалидов и мракобесов! Долой их! И наконец — государство! Необходимо прихлопнуть его раз и навсегда!
Как видите, у нас много дел. Так вперед же, дохлые котята! Вперед, дети рябчиков и пауков!
1. Технологии сопротивления: полет в Мексику
Мы открываем наш словарь технологий сопротивления статьей «Полет в Мексику» в силу сугубо автобиографических причин: в феврале 1998 года мы совершили путешествие в Мексику с целью побольше узнать о революционном движении сапатистов. Как, должно быть, известно читателю, в 1994 году на юге Мексики, в штате Чьяпас, начинается повстанческая война Сапатистской армии национального освобождения против федерального правительства. Чьяпас — один из самых бедных аграрных штатов Мексики — становится ареной вооруженной борьбы между восставшими сапатистами, пытающимися защитить права индейского населения, и войсками центрального правительства. В ходе этой войны сапатистам удается привлечь к себе внимание всемирных медиа и со временем стать чуть ли не новыми культовыми героями для многих мексиканцев и левых в разных частях света. Движение сапатистов возглавляет субкоманданте Маркос — бывший университетский преподаватель, скрывающий свое лицо под эмблематическим платком. Этот прием — сокрытие своего лица, своей идентичности — используется и другими членами движения, так что, если угодно, субкоманданте Маркое — это все сапатисты, все революционеры. На протяжении уже пяти лет сапатисты ведут свою борьбу, превратив Чьяпас в настоящую лабораторию демократии.
Мы, как и многие другие туристы, поехали в Мексику в поисках настоящего сопротивления, при этом не слишком заботясь о возможностях коммуникации: мы не выучили испанский язык, мы не знали местоположение сапатистов, наши денежные средства были крайне ограниченны. Да и вообще; мы сами не знали, хотим ли мы примкнуть к движению сапатистов или только поглядеть на сопротивленцев? А если мы все-таки вступим в движение, чем мы будем там заниматься: герилльей, добыванием еды, стиркой одежды, гуманитарными проблемами, вопросами здравоохранения? Да и захотят ли сами сапатисты вступить в контакт с нами? Принять нас за своих? Все эти вопросы были легкомысленно отброшены в сторону, и только одно звучало в наших головах: в Мексику! В Мексику!
В результате мы провели в Мексике восхитительный месяц. Две недели мы прожили в Мехико-сити, неделю купались в Акапулько, осмотрели все музеи (включая музей Троцкого и музей Фриды Кало), посетили кое-какие достопримечательности в Гуарнаваке и Таско — и вылетели обратно в Европу. Никакого субкоманданте Маркоса (только майки и деревянные «иконки» с его изображениями), никаких революционных индейцев в масках мы так и не повстречали.
Так кончилось наше путешествие к очагу мексиканского сопротивления. Это последнее не стало нашим собственным сопротивлением, как когда-то испанская гражданская война стала «личной» войной для сотен европейцев и американцев. Может быть, мы смалодушничали? Может быть, мы должны были разделить с Mapкосом и его людьми их судьбу?
На эти вопросы, к сожалению, не существует однозначного ответа. Мы, авторы этой книги, потерпели в Мексике фиаско. Возможно, другие найдут там свою победу. А мы поехали сражаться в Вену и Берлин.
Сапатистская армия национального освобождения (EZLN) ассоциируется в настоящее время не только с вооруженной герилльей, но и с такими новейшими формами сопротивления, как масс-медиальная атака, существование в Интернете и революционная лирика (тексты субкоманданте Маркоса). Все эти формы борьбы есть не что иное, как попытка завоевать максимум международного внимания и общественной солидарности. Последняя необходима сапатистам для того, чтобы эффективно защищаться от политических и военных стратегий мексиканского правительства, которое пытается изол