То, что я предлагаю, — то же самое, что лежать на кушетке, только намного дешевле. Личные вопросы, которые мы обсуждаем в моём салоне, остаются в салоне. Твой секрет в безопасности со мной. Конфиденциальность клиента и ясновидящей. Пока я держу свои предсказания в рамках возможного, избегая конкретных деталей, все получают то, что им нужно, и никто не страдает.
Есть способы и похуже зарабатывать на жизнь, понимаешь? Господи, знаю, я прошла через свою долю дерьмовых работ, где бы ни оказывалась: официанткой в «3rd Street Diner», запихивая себя в узкую юбку ради чаевых. Ресепшенистом в салоне, вдыхая лак для ногтей, пока не готова была упасть в обморок. Тупиковые работы. Бесперспективные работы. А теперь взгляни на меня. Поднимаюсь вверх… Да.
— Что не так? — Лиззи возвращает меня в салон. На секунду мне кажется, что она спрашивает обо мне — о моей жизни — но она наклоняется, беспокоясь, что я увидела изъян в её судьбе.
Я слишком рассеяна. Пора закругляться. Сегодня воскресенье. Девичник. Я встречусь с Кендрой, и мы устроим себе вечеринку. Не видела её с прошлых выходных — и умираю от желания увидеть свою девочку.
— Не переживай. Ты проживёшь долгую, счастливую жизнь. — Улыбаюсь Лиззи. Ты встретишь мужчину своей мечты… Удача скоро улыбнётся тебе… Пустые пророчества, но все мы их давали. Буду счастливой гадалкой, если эти слова больше не слетят с моих губ.
— С тебя двадцать долларов, дорогая…
Провожаю Лиззи до её «Камри».
— Обещай, что вернёшься через месяц, хорошо?
— Хорошо.
— И не забывай про аметист, слышишь? Кристаллы меняют правила игры, поверь мне.
— Да, мэм.
Проблемы Лиззи не решены. Далеко не так. Но зёрнышко веры уже начинает прорастать. Всё, что ей нужно, — немного уверенности. Мир не дал ей её, так что я дала.
Если бы кто— то предложил мне столько же, когда мне было семнадцать, кто знает, где бы я была сейчас. Наверное, не здесь. Не одна. Никто не открыл мне дверь, когда мне нужна была помощь.
Так что я оставляю свою дверь открытой почти для всех.
Лиззи уходит, вот так. Поймал — отпустил. Ловлю себя на том, что какое— то время наблюдаю за проезжающими машинами, заворожённая их потоком. Шоссе 5 и 301 сливаются чуть дальше, направляя шесть полос между Чесапиком и границей Вирджинии— Мэриленда. Трафик разделён узкой полосой высохшей травы. Единственный газон, который у меня есть. Разрушенный асфальт шоссе напоминает мне те фейерверки — змею фараона. Как только их поджигаешь, из пламени выкручивается угольная колонна, обвивая мой дом. Я окружена чёрными змеями со всех сторон.
Это место раньше называлось «Мотель Хенли— роуд», когда в Брендивайне ещё было полно фабрик. В нём всего пять номеров. Фанерные стены гнутся, если на них слишком сильно опереться. Как только новые шоссе изменили маршруты, владелец увидел знаки на стене и переделал номера в магазины. Теперь здесь магазин фейерверков, корейский мини— маркет, который, кажется, никогда не открыт, head shop и магазин приманок Джимми.
И я. Единственная гадалка в Брендивайне. У меня нет фиксированных часов. Если неоновая вывеска горит, значит, я открыта. Когда ухожу, оставляю номер телефона на листке бумаги на двери, прося клиентов писать для консультации. Я не против выездов, если они готовы за это платить.
Когда, чёрт возьми, это стало моей жизнью?
(Папа говорит, что хочет встретиться со мной…)
Номер в мотеле довольно маленький. Не так много места, чтобы двигаться. Не то чтобы мне нужно много. Здесь только я. Есть ванная и шкаф — и всё. Никакого телевизора. В крыше, наверное, есть дыры, потому что когда идёт дождь, в шкафу течёт. Пятна плесени расходятся по потолку в дальнем углу. Не то чтобы я могла жаловаться. Технически, мне даже не положено здесь жить — ирония в том, что мотель не разрешает проживание. Но владельцу я нравлюсь. Он меня жалеет. Я рассказала ему свою грустную историю: как я выросла здесь, как вернулась, потому что биологический отец Кендры нашёл Иисуса и наконец хочет видеть её в своей жизни — как я просто пытаюсь сделать то, что лучше для моей девочки, и встать на ноги.
Пока аренда приходит каждый месяц, он смотрит в другую сторону, и у меня есть дом.
Дом.
Я поставила перегородку из ДСП, чтобы отделить жилую часть от рабочей. Дверной проём завешен бусами, «молнией» из пластиковых кристаллов: бизнес спереди, спальня сзади. Я украсила салон, чтобы придать ему немного того самого «психического» настроения. Разрезанные аметистовые жеоды. Колоды Таро. Увядшие палочки благовоний, похожие на папа— длинных— ножек. Иногда я зажигаю одну, когда плесень становится слишком въедливой, пока салон не начинает пахнуть фабрикой пачули.
Это временно. Я ищу постоянное жильё, где Кендра сможет чувствовать себя как дома. Есть несколько грантов на временное жильё. Мне просто нужно доказать штату Вирджиния, что я имею право. Я могу подать на финансовую консультацию, жильё по Section 8, ваучеры на аренду… Или принять предложение Донни.
Кредит, — сказал он, — просто пока ты не встанешь на ноги. Кредит, который он сможет держать над моей головой.
Уже чувствую, как скука Брендивайна просачивается в меня. Всё, что хочется, — набить косяк и плыть по течению до конца дня. Смотреть, как проезжают машины. Шоссе опутано паутиной телефонных линий, паук, ткущий нити на мили, связывая торговые центры — останки мёртвых «Макдональдсов», Wawas, «Венди» и заправок Exxon и Shell, пойманные в его сети.
Надо выключить вывеску, пока не забыла. Если оставлю её включённой после захода солнца, мотыльки соберутся у моего окна, бездумно бьются о стекло. Они отчаянно жаждут прикоснуться к этой пылающей руке, парящей в темноте, жаждут неона.
Кто знает? Может, придёт ещё один клиент. Могу остаться открытой ещё немного…
Совсем чуть— чуть.
У меня всегда был талант улавливать, что люди хотят услышать. Если слушать внимательно, можно узнать всё о человеке просто по тому, что он говорит… или не говорит. По тому, как он держится. Куда смотрят его глаза, когда он говорит. По интонации.
Люди просто хотят, чтобы с ними были честны. Гадание — сахар, которым это посыпано. Помогает проглотить пилюлю. Может, я даю этим людям немного утешения. Что бы их ни тяготило, я помогаю снять немного этого груза. Показываю им, что где— то есть лучшее будущее. Им просто нужно протянуть руку. Схватить его.
Никто не учил меня этому. У меня не было книги, объясняющей, какая линия на ладони что означает. Я придумала свой язык. Свой стиль ясновидящей. Я умею рассказывать историю.
Твою историю.
Если уж я занимаюсь такой работой — Господи, гадалка — то хочу делать это по— особенному. Добавить немного шика. Большую блестяшку. Хочу рассказать историю через руки людей, импровизировать на их коже. Давай отправимся в путешествие по твоему будущему и посмотрим, что найдём…
Я предлагаю клиентам будущее, в которое они могут поверить. Счастье под рукой, так что просто протяни и возьми его. Оно твоё.
Разве не этого мы все хотим, в глубине души? Будущего, за которое можно ухватиться? Которое можно потрогать?
Господи, знаю, я хочу.
Мне тридцать пять. Я живу в мотеле. Я чужая в своём родном городе, в месте, которое клялась никогда не посещать. Клялась, что ничто не затащит меня обратно в эту дыру.
И вот я вернулась.
Ради Кендры.
Только ради неё.
Некоторые дни требуют всех моих сил, чтобы не сломаться и не заплакать. Я больше не знаю, что делаю со своей жизнью. Не думаю, что вообще когда— то знала. Когда это стало моей жизнью?
Слышу хруст гравия под шинами, прежде чем поднимаю глаза и вижу потрёпанную «Тойоту», заезжающую на парковку. Двигатель глохнет, под капотом шипит, металл позвякивает, как перегретые колокольчики. Генри наконец выходит и осматривает мотель. Осматривает меня.
— Ещё открыто?
ПЯТЬ
— Приехал за фейерверками? — прикрываю глаза от солнца, чтобы разглядеть Генри. Если бы не знала лучше, сказала бы, что он в той же одежде, что и вчера. — Они двумя дверями дальше.
— Я пришёл к тебе.
— Хочешь, чтобы я погадала? Серьёзно? — Ко мне обычно приходят женщины. Мужчинам обычно наплевать на их будущее. Большинство прочно укоренены в настоящем — или бегут от прошлого.
— Мне нужна твоя помощь. — Сегодня в нём нет и намёка на флирт. Ничего от той овечьей теплоты, что была раньше. В нём есть одиночество, которое он даже не пытается скрыть.
— …Помощь?
— Найти моего сына. — Его слова просты, лишены всякой маскировки. Он выглядит измождённым. Когда этот человек в последний раз спал? — Помоги мне найти Скайлера.
Имя его сына ударяет меня в грудь, и я рефлекторно отступаю.
— Генри, я…
— Пожалуйста . — Генри делает шаг вперёд, и я вижу напряжение в его глазах, две нити, наполненные отчаянным электричеством, которые становятся ярче с каждым вдохом. — Ты что— то увидела вчера, да? Что— то почувствовала? На фермерском рынке?
— Я не знаю, что увидела… — это правда.
— Ты что— то увидела, да? — Слышу, как нужда давит на его слова. — Просто скажи, что да —
— Нет. — Мне нужно прекратить это. Прямо сейчас. Остановить этот разговор, пока он не зашёл дальше. В этом нет ничего здорового. — Просто садись в свою машину и езжай домой, ладно?
— Куда « домой » ?
Взгляни на открытые раны его глаз, на горе, на неведение, кипящее внутри. Он съест себя заживо, если кто— нибудь его не остановит. Только не я.
— Прости, Генри… Я не могу.
— Пожалуйста . — Это слово вырывается внезапно, оно заставляет меня замолчать. Пугает меня. Он знает, что перешёл черту, но теперь пути назад нет. Он должен продолжать. Продолжать падать вперёд.