Бесчисленные артефакты были уничтожены или изъяты организациями, специализирующимися на отслеживании магии, но большее количество было погребено или утеряно. Точно также, как имена давно почивших поколений или самих создателей магии: кем они были, как жили и чем занимались. Они оставили после себя магию — словно сокровища, которыми мало кто стремился завладеть.
Мама была дочерью фермера из Боливии, и в её маленьком пуэбло3, как однажды она рассказала мне, магия была на поверхности, ее было легче найти. В штукатурке или потертых кожаных сандалиях, в потрепанном сомбреро. Её приводили в восторг остатки мощных заклинаний, ставшие частью бытовой жизни. Ей нравилась мысль о том, что ее город — колыбель потомков талантливых заклинателей.
Я перевернула страницу своего скетчбука и начала заново, стараясь не думать о последнем письме, которое я им отправила. Я написала приветствие на зыбком иератическом наречии — прописной иероглифической технике — а затем снова умоляла их разрешить мне приехать к ним в Египет. Я просила их об этом бесчисленными способами, но ответ всегда был одним и тем же.
Нет, нет, нет.
Но, возможно, в этот раз ответ будет другим. Скоро должно прийти письмо, и, возможно, в нем будет то самое заветное слово, которое я так долго искала. Да, Инез, наконец-то ты можешь приехать в страну, где мы живем вдали от тебя половину нашей жизни. Да, Инез, ты наконец-то можешь узнать, чем мы занимаемся в пустыне и почему это дороже нам, чем время, проведенное с тобой. Да, Инез, ты наконец-то поймешь, почему мы оставляли тебя раз за разом и всегда отвечали «нет».
Да, да, да.
— Инез! — снова выкрикнула Эльвира и я вздрогнула. Я упустила момент, когда она подошла вплотную к моему укрытию. Магия, покрывавшая старую ванну, могла лишь на расстоянии сокрыть меня, но, находясь близко, кузина легко бы вычислила мое местонахождение. Голос Эльвиры стал выше, и я обратила внимание на нотки паники в нём. — Письмо пришло!
Я оторвалась от скетчбука и резко поднялась.
Свершилось.
Я заложила карандаш за ухо и выбралась из ванны. Настежь распахнув тяжелую деревянную дверь, я взглянула на кузину со смущенной улыбкой. Эльвира стояла в десяти шагах. К счастью, Амаранты видно не было. Она бы скривилась от вида моей помятой юбки и наябедничала бы об этом отвратительном преступлении своей матери.
— Hola, prima!4 — выкрикнула я.
Эльвира вскрикнула, отпрыгнув на метр от неожиданности, но осознав, что это всего лишь я, кузина закатила глаза.
— Ты неисправима.
— Только рядом с тобой, — я посмотрела на её руки в поисках письма, они были пусты. — Где оно?
— Мама попросила меня сходить за тобой. Это всё, что мне известно.
Мы вышли на мощеную дорожку, ведущую к главному дому, взявшись за руки. Я шла быстро, как всегда. Мне была непонятна нерасторопность моей кузины. Какой смысл не торопиться туда, где так хочется быть? Эльвира ускорилась, следуя за мной по пятам. Это идеальное описание наших отношений. Она всегда пыталась поспеть за мной. Если мне нравился желтый цвет, она объявляла его самым прекрасным в мире. Если я хотела на ужин карне асада5, она уже точила ножи.
— Письмо не испарится, — хихикая, произнесла Эльвира, отбрасывая с лица темно-каштановые волосы. Её глаза были теплыми, а чувственный рот растянулся в широкой ухмылке. Внешне мы были похожи, за исключением глаз. Её глаза были более зелеными, чем мои непостоянные ореховые. — Моя мама сказала, что на письме почтовый штемпель из Каира.
Моё сердце замерло.
Я не рассказала кузине о последнем письме. Она бы не обрадовалась, узнав, что я хочу к маме с папой. Ни кузины, ни тетя не поддержали решение моих родителей пропасть в Египте на полгода. Тетя и кузины любили Буэнос-Айрес, стильный город с архитектурой в европейском стиле, широкими улицами и кафе. Семья моего отца была родом из Испании, они приехали в Аргентину почти столетие назад, преодолев тяжелое путешествие и в итоге добившись успеха в железнодорожной промышленности.
Брак моих родителей был основан на добром имени моей матери и состоянии отца, но с годами он перерос во взаимное восхищение, а к моменту моего рождения — в глубокую любовь. Папа так и не обзавелся большой семьей, о которой мечтал. Но родители часто любили шутить, что со мной одной у них было столько забот, словно они растят целую ораву.
Хотя я не совсем понимаю, как они справлялись, когда их почти никогда не было дома.
Дом виднелся впереди, красивый и просторный, выложенный белым камнем, с высокими окнами, вычурный и элегантный, напоминающий парижские особняки. Забор из позолоченного железа скрывал нас от посторонних глаз, мешая нам просматривать окрестности. Когда я была маленькой, то забиралась на верхнюю перекладину ворот, мечтая увидеть океан. Но его не было видно, поэтому мне приходилось довольствоваться любованием садов.
Но письмо может все изменить.
Да или нет. Останусь я или же уеду? Каждый шаг, сделанный мной сейчас в направлении дома, может уже быть шагом к другой стране. К другому миру.
К месту за столом рядом с родителями.
— А вот и ты, — сказала тетя Лорена, выходя из дверей, ведущих во внутренний дворик. Рядом с ней была Амаранта, она в одной руке держала толстый фолиант в кожаном переплете. “Одиссея”. Интригующий выбор. Если память мне не изменяет, последняя классическая книга, которую она пыталась осилить, чуть не оттяпала ей палец. Кровь испачкала страницы, и тронутая магией книга выпрыгнула в окно, чтобы исчезнуть навсегда. Хотя временами со стороны клумб с подсолнухами до меня доносится тявканье и рычание.
Мятно-зеленое платье моей кузины развивалось на теплом ветерке, но ни один волосок не посмел выбиться из ее собранной назад прически. Она была олицетворением того, какой желала видеть меня моя мама. Ее темные глаза нашли мои, и она изогнула губы в неодобрительной ухмылке, когда заметила мои перепачканные пальцы. Угольные карандаши всегда оставляют след, как сажа.
— Опять читаешь? — спросила Эльвира у сестры.
Внимание Амаранты переключилось на нее, и взгляд кузины сразу потеплел. Она потянулась вперед и взяла Эльвиру за руку.
— Это интересная история. Мне бы хотелось, чтобы ты осталась со мной, и я бы почитала тебе свои любимые отрывки.
Со мной она никогда не говорила таким нежным голосом.
— Где ты была? Хотя неважно, — сказала тетя Лорена, когда я попыталась ответить. — Ты видела, что испачкала платье?
Желтая ткань юбки была помята и покрыта страшными пятнами, но это платье все еще оставалось моим любимым. Его фасон позволял мне одеваться, не прибегая к помощи служанки. Я втайне заказала несколько платьев с пуговицами спереди, что очень не понравилось тете Лорене. Она считает, что это придает платьям вульгарный вид. Моя бедная тетя изо всех сил старалась, чтобы я выглядела презентабельно. Но к несчастью для нее, я обладала уникальной способностью портить подолы и сминать оборки. Мне, безусловно, нравились мои платья, но им разве обязательно быть столь хрупкими?
Я увидела ее пустые руки и подавила вспышку нетерпения.
— Я была в саду.
Эльвира крепче сжала мою ладонь своей свободной и бросилась на мою защиту.
— Мама, она просто практиковалась в живописи, вот и все.
Тетя и Эльвира любили мои картины (Амаранта считала их детскими), и всегда следили, чтобы у меня было достаточно материалов для рисования и набросков. Тетя Лорена убеждена, что я достаточно талантлива, чтобы продавать работы многочисленным галереям, открывшимся в городе. Они с мамой уже распланировали всю мою жизнь. Кроме занятий с бесчисленными педагогами по искусству живописи, мне преподавали французский, английский, общие науки и историю, с особым упором, естественно, на Египет.
Папа следил, чтобы я читала те же книги, что и он, и его любимые пьесы, конечно же. Шекспир был его особым фаворитом, и мы цитировали друг другу произведения, играя в игру, правила которой были известны лишь нам двоим. Временами мы выступали для персонала, используя бальный зал в качестве домашнего театра. Поскольку папа спонсировал оперный театр, ему постоянно присылали костюмы, парики и сценический грим. Одни из моих любимых воспоминаний — как мы примеряли новые костюмы, готовясь к очередной постановке.
Лицо моей тети прояснилось.
— Ну, пойдем, Инез. У тебя гость, — я бросила вопросительный взгляд на Эльвиру.
— Ты сказала, что пришло письмо?
— Гость доставил письмо от твоих родителей, — уточнила тетя Лорена. — Должно быть, он встретился с ними во время своего путешествия. Не могу представить, кто еще мог написать тебе. Разве что какой-нибудь тайный кабальеро6, о котором я не знаю… — она выжидательно приподняла брови.
— Ты выставила прочь двух последних.
— Негодяи, они оба. Ни один из них не смог распознать вилку для салата.
— Не понимаю, зачем ты их приглашаешь, — сказала я. — Мама уже решила этот вопрос. Она считает, что Эрнесто будет подходящим мне мужем.
Улыбка тети Лорены померкла.
— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь варианты.
Я изумленно уставилась на нее. Моя тетя была бы против принца, предложи его моя мама. Они никогда не ладили. Обе были слишком упрямы, чересчур самоуверенны. Порой я думаю, что именно из-за тети моя мама решила оставить меня. Она просто не могла находиться в одном пространстве с сестрой моего отца.
— Уверена, состояние его семьи делает его привлекательнее, — произнесла Амаранта сухим тоном. Этот тон был мне знаком. Она была возмущена моим договорным замужеством даже больше меня. — Это же главное, верно?
Ее мать пристально посмотрела на свою старшую дочь.
— Это не так, просто потому, что…
Я отстранилась от этой беседы и прикрыла глаза, дыхание замирало в горле. Пришло письмо от родителей, я наконец-то получу ответ. Этим вечером я смогу собрать свой гардероб, упаковать багаж, возможно, даже уговорю Эльвиру поехать со мной. Я открыла глаза и уловила морщинку, мелькнувшую между бровей кузины.