— Все из-за этого мальчишки Бруно! — воскликнула мать. — Это он виноват, тот иммигрант, которого ты притащила на ужин, верно?
Клара покраснела.
— Не знаю, мама. Так вот в чем дело? Вы хотите выдать меня замуж за Джеймса, чтобы я не досталась Бруно?
Она вспомнила тот ужасный вечер, когда он пришел познакомиться с родителями. Образы сменяли друг друга, словно снимки в игровом автомате: вот Бруно, улыбаясь, стоит в дверях; густые темные волосы зализаны назад, руки в карманах взятого напрокат смокинга. Клара поздоровалась с ним и поцеловала в щеку, вдохнув чистый аромат теплой кожи и приятный запах мыла и крема для бритья. Он пришел на пятнадцать минут раньше, потому что Клара предупредила его, что мать ненавидит опоздания.
Клара вытащила его руку из кармана и поправила галстук. Скрывая нервную дрожь, чтобы его не напугать, она велела ему сделать глубокий вдох и не забыть пожать отцу руку, а затем повела через фойе и по коридору в гостиную. Бруно, приоткрыв рот, разглядывал роскошные люстры и картины в рамах. Он был явно удивлен, увидев, в каком большом доме она живет. Она сказала ему, что ее отец работает в банке, чтобы он не оробел, узнав правду: Генри Картрайту принадлежала половина банка «Свифт», самого большого на Манхэттене, с филиалами в пригородах Нью-Йорка и других городах штата. А ее мать Рут была единственной наследницей универсального магазина одежды «Бридж Бразэрс».
Клара распахнула двери цвета слоновой кости, ведущие в гостиную, и жестом пригласила Бруно войти. Родители пили перед ужином чай. Мать сидела у камина, отец — рядом, положив руку на мраморную полку. Когда Клара и Бруно вошли в комнату, он поднял глаза, крякнул и взглянул на карманные часы. Мать сначала вскочила с сияющей улыбкой, но, увидев дурно сидящий смокинг и стоптанные ботинки Бруно, тут же села на место.
Клара, заскрежетав зубами, подвела Бруно к отцу. Она надеялась, что тот с интересом выслушает историю о том, как молодой человек в одиночку отправился попытать счастья в Америку — страну свободных людей, ведь дедушка сделал то же самое в 1871 году, когда перевез юную невесту из Англии в США. Но отец, словно не замечая протянутую руку, снова посмотрел на часы и объявил, что пора ужинать. Мать замерла с застывшей в воздухе тонкой рукой, словно разрешая Бруно коснуться ее пальцев. Он пожал ей руку и кивнул.
— Рад познакомиться с вами, миссис Картрайт, — сказал он.
Рут слабо улыбнулась, взяла мужа под руку, и они медленно прошествовали в столовую. Клара погладила Бруно по запястью и, закатив глаза, кивнула на родителей. Бруно нахмурился с недоуменным видом, потом набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. Она беззвучно прошептала: «Я тебя люблю» и поцеловала его в щеку. Он наконец улыбнулся. Они молча расселись вокруг стола — родители в его торцах, они с Бруно друг напротив друга. Чтобы посмотреть на него, ей приходилось выглядывать из-за огромных нелепых ваз с цветами, которые мать зачем-то расставляла по всему дому.
Порой Клара думала: может, она ставит их на стол, чтобы не смотреть на мужа во время обеда? Ведь ее, несомненно, раздражало, что он с хлюпаньем всасывает суп и торопливо жует. Он ел с большим аппетитом и даже жадностью, бросал в рот куски, не закончив жевать, хватал последнюю порцию птицы или рыбы, хотя остальные не успели к ним даже прикоснуться. Отец всегда заканчивал есть первым, и это безумно бесило ее мать. Пожалуй, манеры отца вполне соответствовали его жизненным принципам: он брал то, что хотел, не задумываясь об окружающих, ломился вперед, уверенный в своей безнаказанности. Клара решительно встала и отнесла вазу на комод в дальнем конце столовой. Рут не проронила ни слова и смотрела на нее, открыв рот.
Пока служанка разливала суп, мать упорно разглядывала тарелку. Генри сидел, уставившись на Клару и Бруно, и морщил лоб, оценивая положение. Девушка ерзала на стуле, ожидая, когда отец начнет разговор. Наконец она поймала его взгляд, но он сделал вид, что старательно раскладывает на коленях салфетку. Обычно Рут приходилось напоминать ему об этом.
Клара взялась за край скатерти и расправила плечи.
— Знаешь, отец, — начала она, стараясь говорить непринужденно, — Бруно проработал в доке всего полгода, но его уже назначили старшим в команде.
Отец что-то проворчал, взял ложку и принялся есть суп.
— Спасибо, что пригласили меня на ужин, — сказал Бруно. — Вы так любезны, что приглашаете в гости друзей вашей дочери.
Клара посмотрела на мать, ожидая ответа. В детстве она постоянно твердила, что о людях судят по их манерам. Она повторяла, что если человек говорит «спасибо» и «пожалуйста» — значит, он хорошо воспитан. Похоже, хорошие манеры имели значение только в том случае, если они подтверждали ее мнение. Мать опустила ложку в суп, не спуская глаз с тарелки, словно ничего интереснее она в жизни не видела. Кровь бросилась Кларе в лицо. Обычно, когда на ужин приходили гости, мать говорила без умолку обо всем на свете: искусство, театр, модные электрические приборы. Она засыпала людей вопросами, и порой это выглядело несколько навязчиво. Даже после гибели Уильяма она старательно разыгрывала роль радушной хозяйки. В конце концов, этого требовали правила приличия.
— Мама, — не выдержала Клара, — ты говорила, что молчать, когда к тебе обращаются, невежливо.
— Ах, — воскликнула Рут, — простите. — Она положила ложку, вытерла рот салфеткой и слегка повернулась на стуле. — Я не сразу поняла, что твой гость обращается ко мне. — Рут посмотрела на Бруно, приподняв брови. — Так что вы сказали, молодой человек?
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня в свой прекрасный дом, — повторил он.
— Всегда пожалуйста, — сухо отозвалась она и, не сказав больше ни слова, взяла ложку и продолжила есть. Каплевидные жемчужные серьги раскачивались у бледных щек.
Кровь закипела в жилах Клары. Вот, значит, как! Стоило им один раз взглянуть на Бруно, и они уже составили о нем мнение. И что же им не понравилось? Его одежда, работа, акцент, загорелая кожа? Клара сцепила руки на коленях, впившись ногтями в ладони.
Она говорила Бруно, что отец будет восхищен тем, как быстро он делает карьеру в морском порту. Она думала, он похвалит его за то, что он скопил достаточно денег, чтобы снимать квартиру. Бруно собирался сделать инвестиции, купить кое-какие акции. Клара утверждала, что отец с удовольствием даст ему совет, поделится опытом и, возможно, укажет благонадежного заемщика. Теперь она бранила себя за глупость. О чем она только думала, когда позвала Бруно домой?
Клара лихорадочно соображала, как быстрее положить конец этой пытке? Она притворилась, будто ест суп, хотя ее тошнило. Что чувствует Бруно? Видит ли он, как она расстроена? Понимает ли он, что она не ожидала от родителей такого, иначе никогда бы его не пригласила? Или он подозревает, что она специально это подстроила? Ее грудь и шея раскраснелись, щеки горели. Вдруг отец заговорил:
— Я бы хотел кое-что уточнить, — сказал он, впервые глядя на Бруно. Он замолчал и положил руку на стол, указывая пальцем на гостя. — Как ваша фамилия, кстати?
— Моретти, сэр, — ответил Бруно. — Бруно Моретти. Меня назвали в честь покойного отца.
— Хм-м, — протянул отец, задрав подбородок. — А чем он занимался в Италии?
— Он делал обувь. И очень хорошую, сэр.
— Ясно, — бросил он. — Итак, он был сапожником, а вы работаете в доке. Где именно? В порту на Саут-стрит?
— Да, сэр, — ответил Бруно с едва заметной улыбкой.
Клара слегка приободрилась. Она впервые осмелилась глубоко вдохнуть с тех пор, как Бруно появился в дверях ее дома. Они беседуют с отцом. Ну что ж, начало положено.
— И сколько же вы зарабатываете в доке? — спросил он.
— Папа! — не выдержала Клара. — Ты же сам говорил, нельзя спрашивать человека, сколько он зарабатывает.
Отец, нахмурившись, смерил ее взглядом.
— Полагаю, Бруно пришел сюда потому, что желает ухаживать за моей дочерью, — заявил он. — В таком случае, я имею право задавать ему любые вопросы.
— Верно, — с готовностью подтвердил Бруно, глядя на Клару. Затем он снова обратился к отцу: — Я зарабатываю достаточно, чтобы жить в собственной квартире, мистер Картрайт. Недавно я получил должность старшего в команде.
— Где находится эта квартира? — продолжил расспросы отец.
— На Малберри-стрит, сэр.
— В Маленькой Италии? — спросил отец.
— Да, сэр, — кивнул Бруно.
Отец что-то пробормотал и провел рукой по усам.
— Моя дочь привыкла к роскоши, — заявил он. — Вы и впрямь считаете, что сможете обеспечить ее на зарплату портового грузчика?
— Пожалуй, пока нет, сэр, — согласился Бруно. — Но я упорно работаю и не всегда буду грузчиком…
— Упорно работаете? И кем вы хотите стать? Сапожником, как ваш отец? Видите ли, дочь не может вечно рассчитывать на мою доброту. Вы же не надеетесь, что я буду снабжать вас деньгами?
Клара в ужасе взглянула на Бруно. Сердце стучало в груди, как молот по наковальне. Бруно изменился в лице и опустил глаза, уставившись на стол. Было видно, как кровь пульсирует в жилах на его висках. Но он растерялся всего на секунду. Почти сразу он гордо вскинул подбородок и смело встретил взгляд отца.
— При всем уважении, сэр, ваша дочь рассказывала, что, прежде чем заняться банковским делом, вы зарабатывали на жизнь, продавая обувь. Возможно, те самые туфли, которыми славилась мастерская моего отца. Сальваторе Моретти — слышали о таком?
К удивлению Клары, отец смешался. Он откинулся назад и тихо кашлянул.
— Нет, никогда.
— Возможно, потому, что в вашем магазине имелась только дешевая обувь? — продолжил наступление Бруно. — Туфли моего отца поставлялись в самые роскошные бутики.
Клара закусила губу, чтобы не рассмеяться. Она никогда не видела, чтобы кому-то удалось поставить отца на место. Но ее веселье быстро иссякло — она прекрасно знала, что никто не может безнаказанно подсмеиваться над Генри Картрайтом.