— Раз ваш отец известный производитель обуви, — ответил Картрайт, — то что вы делаете в Америке, почему работаете в порту?
Бруно сжал губы и покраснел. Наконец он кашлянул и сказал:
— Отец в прошлом году умер. Дело перешло в руки моего дяди и старшего брата. К сожалению, правы те, кто не советует работать с родственниками. Мы с братом не очень-то ладили. Чтобы не ссориться, я решил уехать. Кроме того, я всегда мечтал жить в Америке. Я поселился здесь, чтобы испытать себя и доказать, что я на что-то способен. Я знаю, у меня все получится, потому что упорства и решительности мне не занимать. В этом я похож на отца.
Генри откинулся в кресле, скрестив руки на широкой груди.
— Понятно, — заметил он. — Полагаю, вам следовало сначала добиться успеха, а затем уж приходить сюда и рассказывать об этом. Потому что, если честно, я пока не в восторге.
Клара бросила ложку в тарелку, и тяжелое серебро звякнуло о золотистый край фарфоровой тарелки. Она резко отодвинула стул и встала.
— Прости, Бруно, — сказала она, — прости, что заставила тебя прийти в наш дом. Я даже не думала, что у меня такие косные родители. Иначе я бы никогда не стала вас знакомить. Лучше бы мы поужинали у тебя в квартире, как обычно по пятницам.
Услышав это, мать ахнула. Кровь отлила от ее лица. Она прижала руку к горлу, и ее губы запрыгали, как полудохлая рыба.
— Ничего страшного, — успокоил ее Бруно. — Я понимаю, твой отец беспокоится…
— Нет, — отрезала Клара. — Нечего тут понимать. Пойдем, пожалуйста.
Бруно встал со стула. Клара обошла вокруг стола, чтобы взять его за руку, и, не оглядываясь, повела его прочь из столовой. Отец кричал им в спину и сыпал проклятиями, приказывая немедленно вернуться на место. Клара сделала вид, что не слышит.
Это случилось месяц назад. А три дня спустя после того злополучного ужина родители велели ей готовиться к свадьбе с Джеймсом. Ее посадили под домашний арест. Она не знала, навещал ли ее Бруно, потому что ей не разрешали открывать дверь и отвечать на телефонные звонки. Прислуге запретили сообщать ей, кто приходил или звонил.
Теперь, в кабинете, мать строго воззрилась на нее.
— Ты обязана относиться ко мне с почтением, — потребовала она. — Я забочусь только о твоей пользе. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за Джеймса, потому что он хороший человек.
— Неправда! Он…
— Он позаботится о тебе. Ты будешь сыта, обута и одета, ты будешь жить в красивом доме! — воскликнула мать. — Он обеспечит тебе достаток, к которому ты привыкла.
— Наверное, это покажется тебе невероятным, — с трудом скрывая отвращение, ответила Клара, — но не все выходят замуж из-за денег. Некоторые делают это по любви.
— Не смей разговаривать с матерью в таком тоне! — крикнул отец, тряся брылями.
Слишком поздно! У нее в голове словно что-то щелкнуло. Решив высказаться начистоту, она не могла остановиться, видимо, гнев и разочарование, которые годами кипели в ее душе, вдруг выплеснулись наружу.
— Тебя же больше ничего не волнует! — воскликнула она, обращаясь к матери. — Главное, чтобы у тебя были побрякушки и красивый дом, а не дружная и счастливая семья.
— Это неправда! — с обиженным видом заявила мать. — Как ты можешь говорить такое, ты же знаешь, какие испытания выпали на мою долю! Ты злая, бессердечная девчонка! Твой брат никогда бы так не сказал! Неудивительно, что он ушел из дома. Он не хотел иметь с тобой ничего общего.
— Он ушел не из-за меня! — возразила Клара. — Он ушел, потому что отец его уволил, а ты за него не заступилась. Знаешь, иногда мне кажется, ты бы переступила через тело умершего сына, чтобы поднять доллар на улице.
Отец, сжав кулаки, с трудом протиснулся вдоль стола.
— Немедленно извинитесь, юная леди! — прорычал он. У него тряслись губы. — Свадьба с Джеймсом назначена на сентябрь. И все на этом! Хватит спорить!
Но у нее внутри что-то изменилось окончательно и бесповоротно, будто кто-то захлопнул тяжелую дверь. Долгие годы она не возражала против того, что родители полностью контролируют ее жизнь, начиная с одежды, которую ей следует носить, и заканчивая предметами, которые она должна изучать в школе. Мать велела горничной еженедельно обыскивать комнату Клары, чтобы убедиться, что она не прячет сигареты или алкоголь. Отец изъял из библиотеки «непристойные» книги и запретил учиться играть на пианино, потому что это «неприлично». Он решал, на что она потратит карманные деньги, он возвращал в магазин платья, которые ему не понравились. Возможно, это материнский инстинкт дал о себе знать, но Клара твердо решила, что больше не станет с этим мириться.
— Почему? — крикнула она. — Почему вам не терпится сбыть меня с рук? Потому что родители Джеймса богаты и вам больше не придется меня содержать? Или это ради бизнеса? Ты хочешь, чтобы его отец стал твоим партнером?
Генри схватил ее за плечи и потряс, впившись в кожу жирными пальцами.
— Какое ты имеешь право разевать рот? — проорал он, сверкая глазами от ярости.
Клара почувствовала, что он с трудом удерживается от того, чтобы не швырнуть ее через всю комнату. Она гневно взглянула на мать.
— Как ты можешь спокойно на это смотреть? — спросила девушка. — Муж тебе дороже, чем дети? Я знаю, как он поступил с Уильямом. Он избил собственного сына! А ты даже не вмешалась!
— Не надо приплетать сюда Уильяма! — взвизгнула мать.
— Почему? — не сдавалась Клара. — Отец его буквально растоптал. А теперь он сделает это со мной?
Мать приложила ко лбу тонкую руку и без сил уселась на козетку. Отец отпустил Клару, подбежал к жене и встал рядом с ней на колени.
— Посмотри, что ты наделала! — он в бешенстве взглянул на дочь. — Из-за тебя мать плачет!
Клара смотрела на родителей, чувствуя, как в груди разгорается годами копившийся гнев.
— Уильям так старался, — сказала она. — Он несколько лет работал на тебя днем и ночью. Он забыл обо всем, лишь бы добиться успеха. Но тебе этого было мало! Ты ни разу его не похвалил, чтобы он не получил то, что полагалось ему по праву!
Услышав это, отец встал, промаршировал по комнате в ее сторону и дал ей пощечину. Она качнулась, но удержалась на ногах и, прижав руку к горящей щеке, заморгала, чтобы не заплакать.
— В чем он провинился? — возмущенно спросила она. — Что он такого ужасного сделал, что ты перестал его любить?
— Имей в виду, — прорычал отец, — еще одно слово, и я…
— Ну да, конечно! — слезы покатились у нее по щекам. — Ты относился к нему хуже, чем к рабу, и все деньги забирал себе. Наконец он потерял терпение и решился постоять за себя. Ты не смог этого стерпеть и выгнал его из дома. — Клара разъяренно посмотрела на мать. — И ты ему не помешала! Ты даже не спросила Уильяма, что произошло. Тебя не интересовало, есть ли ему где жить и что есть!
— Сейчас же замолчи, слышишь? — проревел отец. — Или ты пожалеешь!
— Я ни о чем не жалею, — ответила Клара, — лишь о том, что раньше не поняла, что ты за человек.
Отец бросился к столу, поднял трубку телефона и набрал номер. Ожидая ответа, он смотрел на плачущую жену. Его лицо побагровело, обвислые щеки дрожали, на его вспотевшем лбу отражался свет люстры. Клара повернулась, чтобы уйти. Если она это сделает, то останется без денег. Если не сделает — окажется в ловушке. Другого выхода нет. Она взялась за ручку двери.
— Алло, лейтенант? — произнес в трубку отец. — Это Генри Картрайт. Пожалуйста, пришлите к нам кого-нибудь. Сейчас же. Происходит что-то странное. — Клара замерла у двери, чтобы узнать, что будет дальше. — Моя дочь Клара… похоже, она не в себе.
Клара дернула на себя дверь и выбежала из комнаты.
ГЛАВА 3ИЗЗИ
Школа Лейкшор
Просунув большой палец под толстую лямку, Иззи накинула рюкзак на плечо. Где же нужный ей класс? Подростки толпились в коридорах, проносились мимо к своим шкафчикам, слушали музыку в наушниках, смеялись, болтали с друзьями. В школе, как обычно, пахло потом, жвачкой и карандашной стружкой. Раньше ей не приходилось бывать в таких школах, как Лейкшор. В ней учились с девятого по двенадцатый класс, и всего здесь было семьсот шестьдесят пять человек. Что ждет ее в Лейкшоре? Сложнее или легче освоиться в маленькой школе?
Утром она надела черную рубашку с длинными рукавами, джинсовые шорты и кеды. Почти все девчонки носили рваные джинсы с туфлями на каблуках или мини-юбки и грубые ботинки. Иззи растерянно посмотрела на документы, которые держала в руках. Кому их отдать — учителю или медсестре? Наверное, бумажки с фамилиями и телефонами опекунов понадобятся медсестре. А с расписанием занятий как быть? Отнести учителю или оставить себе? Она уже забыла, что нужно делать.
Наконец она увидела на двери табличку с фамилией учителя и направилась к ней, стараясь никого не задеть. Вдруг кто-то закричал, и два парня стали пробиваться через толпу: один был в футболке с рок-группой, другой, рыжий, с брекетами на зубах. Рыжий налетел на нее, чуть не опрокинув на шкафчики. Она завертелась вокруг своей оси и уронила бумаги. Волосы упали ей на глаза, а рюкзак слетел с плеча. Парень заржал, извинился и убежал. Она отбросила волосы со лба и стала шарить по кафельному полу, поднимая с него документы, которые мялись и рвались под чужими кроссовками, сандалиями и ботинками.
Наконец ей удалось прорваться через толпу. Иззи опустилась на колени и начала выхватывать бумаги из-под чужих быстрых ног, надеясь, что на нее не наступят. Она потянулась за последним листом, но не успела — кто-то его схватил. Иззи вскочила на ноги, чтобы пуститься вдогонку за вором.
— Эй! — крикнула она.
— Я просто хотел помочь, — сказал парень, протягивая ей лист. У него были голубые глаза — такие светлые, что казались серебристыми, и волосы цвета воронового крыла.
— Спасибо, — смутилась Иззи.
— Не за что, — с улыбкой ответил он, продолжая сжимать руку своей подружки, которая и не думала останавливаться.