Чтобы не ворошить только прошлое, оглядимся вокруг себя. Вот ведомство, призванное улучшать наши дела в землепашестве, — Министерство мелиорации и водного хозяйства. Оно не может пожаловаться на недостаток техники, сверхщедро оно финансируется — деньги исчисляются миллиардами. Благие дела должно вершить министерство. Но почему-то во многих местах слово «мелиорация» стало почти ругательным. Появление землеройных машин зачастую воспринимается людьми как бедствие.
Под словом мелиорация понимается улучшение земли — очищение земли от кустарников, остановка роста оврагов, очищение пахоты от камней, посадка лесозащитных полос… всего насчитывается чуть ли не четырнадцать разных работ, улучшающих землю. Мелиораторы же в своем ведомстве работу сосредоточили почти исключительно на осушении либо на обводнении земли. К чему привело осушение болотец и спрямление речек в засушливой зоне воронежских и липецких черноземов, уже говорилось. А вот собственные наблюдения последних лет в Нечерноземной зоне. Со сносом так называемых «неперспективных» деревень изымались из оборота, зарастали березняком и земли, извечно кормившие тут человека, — лучшие земли этих краев, не случайно же именно на них деревеньки и возникали.
Взамен утраченных ищутся земли «просторные», где есть возможность вовсю развернуться мелиоративной технике и где предположительно хорошо будет также комбайну и плугу. Такими обширными полигонами чаще всего являются болотца. Даже при идеально аккуратной и добросовестной работе болота больших урожаев не сулят. Но если учесть, что гончарные дренажные трубы в землю закапывал выпивший тракторист, если почти все на таких полигонах делается через пень-колоду, «облагороженная, улучшенная» земля представляет собою загубленную природу и кладбище народных денег. Примеры, позволяющие именно так говорить, я видел в Кировской области, на рязанской Мещере, в пойме реки Дубны под Москвой. И это в то самое время, когда овраги съедали более шести миллионов гектаров плодороднейших черноземов.
Подсчитано недавно, на осушительно-оросительные работы налаженный маховик мелиорации гонит средств в двадцать шесть (!) раз больше, чем на все остальные работы по улучшению земли. Министерство делает то, что выгодней самому министерству, что позволяет «быстро осваивать» щедро выделяемые деньги. Конечный же результат — земля и урожай на ней — оказывается на втором плане.
В последнее время обнаружилась еще одна беда, связанная с мелиорацией на черноземах. Поливные черноземные земли под тяжестью современной техники теряют свойственную им структуру — уплотняются до состояния камня. Это угрожает гибелью самой плодородной земле. И еще: обильный, очень часто бесконтрольный полив вызывает засоление черноземов. Тут мы пока что стоим у истоков беды. Но если она грядет, последствия будут необозримо печальными — восемьдесят процентов всего хлеба в стране мы получаем на черноземных землях.
Авторитетные ученые ставят вопрос о незамедлительном создании ведомства по охране почв. Резонно! Но разве только почвы страдают от необдуманных, грубых, нередко преследующих лишь ведомственные интересы вторжений в природу? Сколько все та же мелиорация осушила озер, свела к прямой линии живописных речек, не получив при этом никакой экономической выгоды и нанеся громадный урон нравственный. Ведь вздыбленная, исковерканная земля, исчезнувшие речки и озера, лески — это частица того, что мы называем Родиной. Зоркий глаз должен следить не только за благополучием почв. Весь обширный фундамент жизни, именуемый Природой, не должен давать трещин под ударами узковедомственных интересов, от соблазнов латать хозяйственные прорехи за счет природы, от стремления получать сиюминутные выгоды без заботы о завтрашнем дне, от бескультурья и равнодушия, наконец.
Во всех многочисленных и часто громадных по размерам конфликтах человека с природой природа почти всегда остается страдающей стороной. Она приносится в жертву при сведении концов с концами в хозяйствовании. Кто возьмется это оспорить? Неисчислимые примеры, подтверждающие сказанное, перед глазами: запланированные, но не построенные (или недостроенные) очистные сооружения заводов, брошенный на дне водохранилищ перед плотинами лес, ценнейшие руды в отвалах горных выработок, снимание нефтяных «сливок» на новых месторождениях… Грустный перечень может быть бесконечным. Причина всему: бесхозяйственность, бесконтрольность. И еще — запоздало живущая философия: о, страна большая, надолго всего хватит!
Действительно, страна немаленькая, громадный сундук природных богатств до поры до времени может маскировать безответственно запускаемую в него руку. Но всему есть предел. Сегодня, вооруженные громадной техникой, берем не щепотью, гребем лопатой, экскаваторной лопатой. И вот уже даже Сибирь застонала: не так, нерачительно ведем дело! А как его надо вести? Где регулятор процессов природопользования? Оглядевшись, мы его не увидим. Его нет.
Нет человека в стране, не лишенного чувства гражданственности, которого не волновала бы судьба четырех пятых запасов всей пресной воды государства, хранимой Байкалом. Всем уже очевидно: строительство на Байкале целлюлозно-бумажного комбината было большой ошибкой. И если бы комбинат закрыли, все вздохнули бы с облегчением, ибо чистоте и сохранности байкальской воды угрожают не только выбросы злосчастно рожденного комбината, но и вырубка для него леса вокруг Байкала, леса — хранителя озера. А рубят его, оказывается, не только, так сказать, «планово», рубят без оглядки, в том числе там, где рубить нельзя ни в коем случае. Любопытно, что обвинение это Минлесхоз РСФСР принял без возражений: «Действительно, на территории водоохранной зоны оз. Байкал имеет место нерачительное отношение к делу, допускался переруб расчетных лесосек… лесозаготовки приурочены к легкодоступным путям…» Какие комментарии тут нужны? И случай не исключительный, случай типичный, капля воды, в которой видно все, о чем до этого говорилось.
Как же сделать, чтобы подобное не случалось? Ответ на этот вопрос существует. В государственном механизме должен быть орган, представляющий интересы природы (и, значит, долговременные интересы нашего государства, народа). Можно предложить и название его: Государственный комитет по охране природы.[1]
Сразу же скажем: предложение не новое. Осознание необходимости такого комитета существует давно. Об этом говорилось (и горячо!) на высокого уровня совещаниях и в печати. Вспоминаю свою беседу (опубликована в «Комсомольской правде» в 1976 году) с первым секретарем Брянского обкома КПСС Михаилом Константиновичем Крахмалевым. Это был человек с государственным, мудрым подходом к этой проблеме. Я изложил ему кратко примерно то, о чем сказано сейчас в этой статье. Его ответ: «Полностью разделяю ваши соображения. Практика жизни дает возможность наглядно судить, насколько важны, просто необходимы координация и контроль сложнейших и многообразных отношений в природопользовании. Ведомства, мы должны это понимать, такого регулировщика примут без энтузиазма — гораздо спокойнее жить, когда никто не кладет на плечо тебе руку, не говорит: „Так нельзя, это будет иметь такие-то последствия, это противоречит закону“. Но это как раз то, что крайне необходимо. Это в конечном итоге будет иметь и другую хорошую сторону — будет приучать к дисциплине, к рачительному и экономическому хозяйствованию. Я за комитет. И, как говорится, двумя руками».
В 1978 году был образован Государственный комитет СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды. Людям понимающим сразу было ясно: это не тот комитет, в котором государство и общество особо остро нуждаются. Его задачи и полномочия никаким образом не влияют и не могут влиять на все, что изложено выше. Нужен комитет, действительно способный «положить руку на плечо ведомству и сказать: так нельзя, это будет иметь такие-то последствия, это противоречит закону», нужен комитет, который в особо сложных и спорных случаях мог бы квалифицированно ставить вопрос для решения его правительством и твердо стоять при этом на позициях охраны природы.
Глубоко убежден, задача эта насущно необходима. Мы все понимаем, что стоим на пороге нового экономического рывка. Неразумно было бы заблуждаться, что движение вперед возможно без вмешательства в природу. Вмешательство неизбежно. Но оно должно быть контролированным, разумным образом регламентированным. Оно должно считаться с хорошими, принятыми у нас природоохранительными законами. Мы не должны действовать так, как будто их вовсе не существует.
Я хотел бы еще раз особо обратить внимание в этих заметках на слова М. К. Крахмалева, сказанные в 1976 году. Они приобретают особую значимость сегодня. Рамки рачительного пользования природными ресурсами — верный путь к бережливости, к поискам наилучших путей хозяйствования. Феноменальный экономический рывок японцев сделан в условиях крайне ограниченных природных ресурсов. Не будем бедность сырьевой базы считать за благо, однако приходится вспомнить и старую притчу: «Имея одно яблоко в руке, съедают его до семечек. Имея в руках решето с яблоками, плоды надкусывают и бросают». Мы имеем не решето, имеем громадную корзину с «яблоками». И мы должны думать, что съесть сегодня, а что оставить на завтра. И обязаны также помнить, чтобы ничто не потревожило здоровья дерева, дающего нам плоды.
Не надо быть пророком, чтобы предсказать необозримой величины беды, если интенсификацию всего хозяйства мы будем вести без соблюдения правил обращения с природой. А соблюдать их мы можем, только имея в государственном механизме наделенное властью, широкими полномочиями компетентное, авторитетное ведомство, напрямик выходящее на правительство. Другого способа гармонично сочетать эксплуатацию ресурсов и их сохранение, на мой взгляд, нет. Но хотелось бы выслушать авторитетных ученых, важно было бы также услышать голос крупных хозяйственников, а также тех, кто так или иначе посвящен жизнью в эту немаленькую проблему, имеющую и хозяйственное и нравственное значение.