В статье «Две войны» (в эти годы велась американо-испанская колониальная война) он писал: «В христианском мире идут в настоящее время две войны. Правда, одна уже кончилась, другая еще не кончилась, но шли они обе в одно и то же время, и противоположность между ними была поразительна. Одна, теперь уже кончившаяся, была старая, тщеславная, глупая и жестокая, несвоевременная, отсталая, языческая война испано-американская, которая убийством одних людей решала вопрос о том, как и кем должны управляться другие люди. Другая война, продолжающаяся еще теперь и имеющая кончиться только тогда, когда кончатся все войны, — это новая, самоотверженная, основанная на одной любви и разуме, святая война — война против войны, которую уже давно (как это выразил В. Гюго на одном из конгрессов) объявила лучшая, передовая часть христианского человечества и которую с особенной силой и успехом ведет в последнее время горсть людей — христиан, кавказских духоборов, против могущественного русского правительства…»
Когда я в тот первый раз летел в Канаду, мне вдруг подумалось: «Мы летим в скоростном лайнере уже 8 часов, до Монреаля еще 3 часа полета, но нам кажется, что мы в воздухе уже целую вечность и что Канада невероятно далеко. А каково же, должно быть, было духоборцам, простым малограмотным крестьянам — женщинам, старикам, детям, плывшим из Батума почти месяц, выдержавшим и качку и непогоду?! А главное, мы знаем, куда летим, а они плыли в неизвестность, они прокладывали для своего народа новые пути».
Вот как это было, по рассказу Сергея Львовича Толстого — старшего сына, не только современника событий, но и активного их участника, одного из организаторов переселения:
«В начале сентября (1898 г. — И. Т.) в Ясную Поляну приехали с Кавказа два духобора из числа расселенных — Иван Абросимов и Николай Зибарев. Они сообщили моему отцу, что все духоборы-постники бесповоротно решили переселиться в ближайшее время, что если им не помогут переселиться в Америку, то они просто перейдут через границу в Турцию или переплывут в Румынию.
Расселенные не могли продолжать жить так, как они жили: выселенные из своих домов в низменную, нездоровую местность, живя среди бедного грузинского населения, повально болея лихорадкой и трахомой, без заработка, без права отлучаться, без надежды на улучшение своего положения, они проедали свои последние деньги и вымирали».
Из 4 000 расселенных за два года умерло более 1 000 человек. Приблизительно около 1 000 человек уплыли на Кипр. Оставшимся 2 000 человек необходимо было эмигрировать, и как можно скорее. За ними решили эмигрировать и часть елизаветпольских (около 1 500 человек), и часть карсских духоборов (около 3 000 человек).
В то время в Англии делом духоборческой эмиграции занимались квакеры, В. Г. Чертков и его помощники. Выяснилось, что благодаря посредничеству П. А. Кропоткина и его приятеля профессора в Торонто Джеймса Мэвора канадское правительство настаивало на том, чтобы переселение основной массы духоборов состоялось не раньше весны будущего года: теперь же, осенью, оно соглашалось принять только сто семейств.
Среди тех, кто помогал организовать это сложное дело — переезд, как оказалось впоследствии, свыше 7 тысяч человек, целыми семьями, и старых, и малых, — были единомышленники Толстого, а также такие деятели русского революционного движения, как П. А. Кропоткин, В. Д. Бонч-Бруевич, В. М. Величкина, известные общественные и религиозные деятели Англии, Германии, Америки.
Л. Н. Толстой (впрочем, как и находившийся все еще в ссылке П. В. Веригин, с которым Лев Николаевич продолжал поддерживать постоянную связь) сначала не очень одобрительно отнесся к выезду духоборцев из России. «Веригин пишет мне, — читаем в одном из писем Л. Н. Толстого, — что он почти против переселения, что все дело в том, чтобы самим быть тверже в братской жизни, а это можно и в России, а и в Канаду можно перевезти свои греховные свойства». Но крестьянская община проголосовала за переезд. Денег на переезд не хватало, хотя Л. Н. Толстой, многочисленные его друзья в России и за ее пределами организовали сбор средств. Лев Николаевич принимает решение — издать «Воскресение» и «Отца Сергия» как можно выгоднее и, как исключение, нарушив собственный отказ от авторских прав, получить гонорар и передать его весь духоборцам. Толстой еще в 1891 году объявил через газеты: «Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно и ставить на сцене все те из моих сочинений, которые напечатаны в XII томе издания 1886 года и вышедшем в нынешнем 1891 году XIII томе издания, как равно и мои не напечатанные в России и могущие впоследствии, т. е. после нынешнего дня, появиться сочинения».
После такого заявления трудно было найти издателя, который бы согласился платить за новые сочинения Толстого, да еще и по высшей ставке, что в данном исключительном случае было весьма желательно Льву Николаевичу.
Так или иначе, после длительных и очень непростых переговоров с издателями дело уладилось: Толстой получил за «Воскресение» и передал в фонд переселенцев огромную сумму — более 32 тысяч рублей.
Вспоминаются подробности отъезда духоборцев из России, интересные сами по себе и живо описанные С. Л. Толстым, Л. А. Сулержицким и В. Д. Бонч-Бруевичем, которые помогали духоборцам и сопровождали их до Канады на специально для этой цели зафрахтованных кораблях четырьмя партиями: три судна вывезли по 2 000 духоборцев с Кавказа и одно — свыше 1 000 с острова Кипр. Сулержицкий ездил в Канаду дважды.
В Монреале нас встретили, помогли перебраться на другой аэровокзал, и часа через два новый самолет Эйр Канада отправился дальше на Запад — в Ванкувер, а из Ванкувера с пересадкой на юго-запад Канады в небольшой городок Каслгар. А там — цветы, рукопожатия, радушные лица, улыбки.
— Вы, Илья Владимирович, и вы, Алексей Николаевич, поедете в этой машине к Пете и Луше Войкиным, а вы, Эдуард Васильевич, остановитесь у Гриши и Поли Дьяковых. Их дома рядом, так что мы вас не разлучаем, будете жить вместе.
Это говорил, конечно, по-русски, Иван Иванович Веригин — правнук Петра Васильевича Веригина, нынешний почетный председатель Союза духовных общин Христа. Быстрый в движениях и энергичный, с живым, острым взглядом и мягкой манерой держаться, Иван Иванович представил нам участников симпозиума, и мы сразу почувствовали себя среди своих русских людей. Чувство это не покидало меня с каждым новым днем, которые мы провели в Британской Колумбии.
В тот же вечер было открытие симпозиума в Бриллиантском культурном центре. Строили это здание сами духоборцы по собственному проекту на общественных началах; многие вложили по 400, 800 и даже свыше 1 000 часов бесплатного труда, строили на средства, собранные общиной. Это современное здание в два этажа (первый — цокольный, под землей), вмещающее одновременно до двух тысяч человек. В верхней части огромный зал со сценой и балконом, который используется для больших собраний, молений и концертов; в нижней не меньшая трапезная, в которой можно усадить за столы около 800 человек, хорошо оборудованная современная кухня. Здесь я обратил внимание на ящики с деревянными корцами ручной работы; каждый корец — произведение народного искусства, место которому в музее; их делают из местных пород дерева ремесленники-духоборы в старорусских традициях. В трапезной играют свадьбы, здесь же совершается прощальный похоронный обряд.
Бриллиантским этот центр назван по поселку, в котором он расположен. Название Бриллиант всему этому месту и поселку дал еще в 1908 году П. В. Веригин, увидевший великолепие здешней природы: долина при слиянии двух горных рек — Колумбии и Кутенея, плодородная земля и мягкий климат благодаря величественным лесистым горам, окружающим долину. На том самом месте, откуда любовался П. В. Веригин Кутенеем и Колумбией, на том самом выступе огромной скалы находится теперь его могила — каменная плита в цветущем саду за оградой.
Симпозиум продолжался 4 дня, с утренними и вечерними заседаниями. Но он не был похож на конференции, к которым мы привыкли, потому что в нем принимали участие не только и даже не столько ученые, религиозные и общественные деятели, сколько самые простые люди — крестьяне, рабочие, ремесленники из числа самих духоборцев.
Все мы с большим интересом слушали горячие, взволнованные выступления рядовых членов общины, которые проявили истинную озабоченность будущим всех людей земного шара. О единодушии участников симпозиума свидетельствует принятое тогда единогласно Обращение ко 2-й специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению, подписанное представителями духоборцев, меннонитов, квакеров и молокан, а от советской делегации мною. Обращение призывало «к немедленному началу диалога между Востоком и Западом, с тем чтобы ослабить напряженность и выработать эффективную программу сбалансированного взаимного разоружения и согласованных действий для нормализации отношений между великими державами». Обращение призвало ООН «выработать точную и реалистичную программу всеобщего разоружения, ведущую к полному уничтожению всех существующих запасов ядерного, химического и биологического оружия и включающую постоянно действующий мораторий на разработку новых видов оружия».
Актуально звучат эти призывы и сейчас.
Десять дней мы провели не в гостинице, а в семьях Войкиных и Дьяковых, бывали в гостях у их родственников, иногда обедали или ужинали в домах, куда нас приглашали часто, и обижались, если мы не могли заехать: мы разговаривали с десятками духоборцев — и везде находили сердечность, искренность, гостеприимство, открытость души и искреннюю любовь к своей исконной Родине и тоску по ней.
Духоборцы живут с песней: поют дома, на молениях и собраниях, в машине во время экскурсий, которые были организованы для нас. Поют не в унисон и даже не в два-три голоса, а тем многоголосым хором, который характерен для жителей многих областей нашей родины, ос