изобличившего всю пустоту формализма Гегеля. Кроме того, диалектике нельзя научиться обычными методами человеку, живущему не в том мире идей, — подсознательная диалектика неизмеримо выше „сознательной“. А подсознательную диалектику высочайшей марки[115] Вы увидите у Н. И. Лобачевского,[116] у которого в математике под сомнение поставлен знак равенства (ибо его не существует в природе, поскольку радиоактивный распад материи есть реальный факт, — увы! — мною неучтенный в „Геоморфологии Евразии“!). Когда Вы читаете В. В. Докучаева (его статьи-доклады, — о лёссе, о взаимоотношениях между рельефом, возрастом и почвами), то Вы чувствуете человека, выросшего в православной среде и учившегося в бурсе, где ему философию и логику преподавал человек, отправляющийся от пяти томов „Добротолюбия“:[117] научное творчество не только В. В. Докучаева, но и каждого из ученых определяется их социальными, расовыми и духовными корнями. Но для русских ученых расовый момент отходит на второй план, — ответ на этот вопрос дает речь Достоевского на открытии памятника А. С. Пушкину.
Глубоко сожалею, что Вам я дал неисправленный экземпляр „Геоморфологии Евразии“, где осталось неверное утверждение о неверности радиоактивного метода определения возраста земли. Обидно то, что такие ляпсусы неизбежны в провинции, где видишь только случайную литературу и некому меня проверить, — не с кем поговорить.
Но остается другое положение, — распад остается фактом, но есть ли на земле синтез радиоактивных элементов в биосфере, где жизнь направляет литогенезис[118] осадочных пород? Ведь из Ваших работ прямо следует, что этот синтез, — научно доказанный факт и что в геологическом прошлом синтез преобладал над распадом, а отсюда, — геогенические[119] и философские выводы, которые Вы у меня считаете экстраполяциями.
Мне кажется, что Вы фактически относите к экстраполяциям у меня в значительной мере то, что на самом деле построено на фактах. Ибо: 1) делювиальная теория происхождения лёссов, 2) положение о том, что подземные воды направляют работу поверхностных, и многое другое в моих работах, — это научно доказанные мною факты, на основании которых я устанавливаю новые факты, кажущиеся Вам экстраполяциями. Но не случаен и тот факт, что моя объемистая книга „Природа Нарымского края“ известна многим, а критики на нее до сих пор нет. Ибо А. П. Павлов[120] меня научил понимать геологию как „разумение земли“, а не как „науку о земле“ (огромная разница!).
На стр. 276 „Очерков геохимии“[121] Вы оставляете нерешенными два вопроса, — 1) есть ли равновесие между привносом и уносом материи в системе Земли и 2) охлаждается ли наша планета. А для меня на основании Ваших же работ ясно, что масса земли, — количество ее и качество (степень радиоактивности) — растет, земля нагревается все больше и больше, а потому следующая эпоха горообразования и вулканизма будет катастрофической и потому последней (см. Апокалипсис в толковании Н. Ф. Федорова), — тут земля уже не отделается отрывом луны, а случится нечто неизмеримо большее. Для меня это не экстраполяция, а прямой логический вывод, т. е. факт, устанавливаемый на основании Ваших работ.
Я ожидаю, что Вы скажете, что я подменяю научное мышление религиозным. Увы! если бы я был религиозным человеком! Я лишен этого дара, лишен дара молитвы, я сын своего рассудочного века. Увы, я не верю, — а только знаю, т. е. признаю́ реальные факты. Если же признать мои методы мышления религиозными, то это значит, что я методами религии установил малую мощность угленосной толщи Кузбасса до установления этого факта геофизическими методами, что я нашел при помощи религии соляные купола в Минусинской котловине, против которых мне на основании „научно установленных фактов“ возражал Я. С. Эдельштейн,[122] там 20 лет работавший и знающий край как свои пять пальцев, и многое другое, что я делаю по своей службе в Зап<адно>-Сиб<ирском> Геолтресте, где мне за мою религию платят 600 р. в месяц.
<…> Вся первая часть моего письма написана отнюдь не в ожидании ответа на нее. Я только счел нужным Вам написать, каким миром идей определяется мое научное мышление, — ответ на вопрос о том, почему у меня нет разрыва там, где он есть у некоторых ученых, — дает Н. Ф. Федоров, проповедовавший науку как орудие победы человечества над смертью, и притом только науку материалистическую, ибо идеализма он не выносил, считая идеализм в науке порождением ехидниным.
Еще раз очень, очень большое спасибо за письмо.
Преданный Вам Р. Ильин».
Вряд ли нуждается в специальных комментариях это credo Р. С. Ильина, так ярко изложенное в письме, — с его страниц перед читателем предстает в полный рост большой ученый, проницательный мыслитель, талантливый литератор, — словом, равноправный участник эпистолярного диалога достойных друг друга собеседников. В. И. Вернадский читал это письмо с карандашом в руках — оно хранит на себе его пометы, которые интересно было бы проанализировать отдельно.
В годы переписки Р. С. Ильина с В. И. Вернадским (1934―1937) сильно активизировалась не только теоретическая, но и практическая геологическая деятельность Р. С. В 1934 году, вскоре после перевода из Минусинска в Томск, по совокупности работ (как опубликованных, так и проведенных, но еще не напечатанных) квалификационная комиссия делает представление о присуждении Ильину ученой степени кандидата наук. Снимаются ограничения с его передвижений по Сибири; в 1936 году он возглавляет Обь-Иртышскую геологическую партию.
На своих полевых маршрутах, вооруженный созданной им теорией геологических циклов, Р. С. Ильин не только находит подтверждение своим теоретическим прогнозам, но, поверяя теорию практикой, открывает все новые и новые возможности добычи полезных ископаемых в Западной Сибири.
Еще 12 мая 1932 года в поданной своему руководству докладной записке «О возможности нахождения нефти в Западной Сибири» он писал: «Теоретически рассуждая, нефтеносными могут оказаться еще другие формации с умирающими морями — юра и палеоген. Юрское море оставило осадки на нашем Севере, главным образом, уже в пределах Сургутского и др<угих> районов Уральской области (р. Большой Юган); в этих областях документы богатых событий скрыты под мощной толщей рыхлых, главным образом, послетретичных отложений Западно-Сибирской низменности».
А 20 октября 1935 года он сообщал В. И. Вернадскому: «Глубокоуважаемый Владимир Иванович. На днях я вернулся из низовий Оби и Иртыша, где производил геологическую съемку между 59° и 62°-параллелями и видел много интересного и неожиданно нового…»
Осмысление этих новых фактов, добытых в результате полевых работ, привело Р. С. Ильина к важным практическим выводам. Вот что писал он Л. И. Прасолову 1 июня 1936 года: «Вы знаете, что сопряжение почвообразования в одно целое с горообразованием может дать результаты, неожиданные для многих, — а так и получилось у меня после обработки матерьялов из низовий Оби и Иртыша. Прямой результат, — проблема Обь-Иртышской нефти становится реальной. Но увы, — геологи делятся на две категории. Я. С. Эдельштейн, прежде работавший в моих районах и ничего там не видавший, ведет себя недостойно и возглавляет резко критическое и отрицательное отношение к моим работам, а И. М. Губкин[123] и многие другие считают мои работы интересными и считают нужным их продолжать, но… они не только не понимают методов моей работы, но и не признают необходимости опубликования моих многочисленных рукописей с изложением этих методов, считая их дискуссионными. Получается тупик. <…> Конечно, для пессимизма нет оснований, ибо есть и другие факты, как, например, высокая оценка статьи „О смещении зон“[124] В. Р. Вильямсом и многое другое, но Вы, конечно, понимаете, что мне хотелось бы большего. А именно, — сдвинуть с мертвой точки нашу науку и сделать ее более эффективной».
О своих новых результатах Ильин кратко известил В. И. Вернадского 24 мая 1936 года: «Глубокоуважаемый Владимир Иванович. Я снова в Москве в командировке в связи с добытыми мною на севере Зап<адной> Сибири фактами, интересными не только в практическом (нефть), но и в теоретическом отношении. Зная, как и чем Вы заняты, я не считаю для себя возможным отнять у Вас время своим посещением, но если Вы пожелаете меня видеть, назначьте мне время между 30/V и 4/VI, ибо сегодня я выезжаю в Ленинград…»
Встреча эта состоялась (что явствует из последующих писем Р. С.). После нее, по воспоминаниям В. В. Ильиной, ее муж вернулся в Томск с новым зарядом творческой энергии.
Об этом свидетельствуют и два последних письма Ильина к Вернадскому, дошедшие до наших дней. Они были написаны в 1937 году, ставшем последним годом научной деятельности Ростислава Сергеевича.
Письмо от 15 января 1937 года почти целиком посвящено размышлениям Р. С. о прочитанной им книге В. И. Вернадского «История природных вод».[125] Сугубо специальный характер этого письма лишает нас возможности остановиться на его содержании более подробно. Одновременно с ним Ильин отправил в Москву три своих работы, опубликованные в 1936 году.
В конце 1987 года сын геолога И. Р. Ильин нашел в семейном архиве ответ В. И. Вернадского на это письмо Р. С. Ильина, случайно уцелевший после обыска 1937 года. Письмо-автограф было написано на бланке с грифом: «Академия Наук Союза Советских Социалистических Республик. Директор Биогеохимической лаборатории». С разрешения И. Р. Ильина его текст воспроизводится ниже.