Психология и биология дают только историю нашего сознания во времени. При этом мы всегда остаемся в пределах пр ироды. Они не могут нам сказать, как возможно, чтобы вне природы и над ней лежала цель развития, заключающаяся в свободе личности, цель, которой природа служит как средство. Этот вопрос мы должны задать критике сознания, как такового.
Цель, для которой все остальное служит только средством, должна быть самоцельна. Как таковая она не должна зависеть ни от какого постороннего влияния, она должна быть мыслима, как требование свободы, как проявление свободного самоопределения, как задача, которую ставит себе человечество, и которая может быть только выражением того, что человеческое существование вообще обладает абсолютной ценностью. Мы называем это идеей человечества. В чем же может состоять абсолютная ценность, требуемая этой идеей? .
Должна ли она заключаться в счастье? Но, что такое счастье? Для каждого нечто иное, нечто относительное, неопределенное, всецело подчиненное неустойчивости переживаний. Ложно быть счастливым, не будучи самоцелью, не имея понятия о своем назначении и даже, может быть, легче всего именно при таких условиях.
Разум, как всеобщий законодатель должного, требует нечто другое. Он требует не счастья, а чувства собственного достоинства. Последнее неизбежно вызывает уважение к тому, что основываясь только на себе, независимое от колебаний судьбы оно покоится на сознании ненарушимости ни при каких обстоятельствах самоцели его существования. Только на чувстве человеческого достоинства может быть основано требование свободного самоопределения и вместе с чем ответственность человека перед самим собой. Этим дается основа нравственного закона: человек ни в коем случае не должен служить простым средством, и в каждом отдельном человеке необходимо уважать, как самоцель, человеческое достоинство. Поэтому человек должен существовать, и поэтому приобрести и воплотить в себе человеческое достоинство — нравственная задача каждого человека. Кто в стремлении к этому развивает в себе идею человечества, тот является свободным представителем всего человеческого рода, нравственным характером, а не исчезающей без следа единицей; ради него должен существовать мир, чтобы в нем и перед ним он мог предъявить себя со всеми своими особенностями. Вот то, что мы понимаем под словом «личность».
Таким образом теперь уже доказано право личности, но личности не как продукта биологического развития или как счастливой случайности, а как цели, ради которой вообще существуют законы природы и которой они служат.
Ответственность человечества только перед собой и самоопределение его, которые здесь требуются, называются автономией человеческого разума; в этой автономии создается для нас неизменная ценность, а благодаря ей мы получаем возможность изменять культуру с самой высокой стороны ее, судя по тому, живет ли в данном народе сознание, автономии разума или по крайней мере на сколько он приблизился к этой цели. И мы будет иметь право говорить о культурности народа в противоположность простой цивилизованности его только тогда, когда он признает эту автономию основой всей нравственной жизни.
Культура есть жизнь и работа ради человеческого достоинства. Если она должна существовать, то должно быть на лицо понятие о свободной личности в том смысле, что оно обозначает собой право и цель каждого человека вообще, без различия происхождения, пола, положения и образования и дело только в сохранении человеком ради своего достоинства стремления к добру, так как он таким образом оказывается самоцелью.
Эта идея и есть основная мысль христианства, давшая ему силу завоевать мир, мысль, что ценность человека определяется не могуществом и славой, не блеском и богатством, не остротой ума и полнотой познаний, а сознательным стремлением к добру, почему все люди должны быть равноценными. Пред этим этическим могуществом, перед этим воскресением человечества в его божественном достоинстве сломилась, как высота цивилизации Римской Империи, так и гордая сила германцев. Стремление к добру, неугасимый огонь, горящий под мусором и золой, которыми жажда власти и корыстолюбие засыпали в истории чистоту религиозного чувства.
На основании вышеуказанного отличительного признака культурности, я решаюсь заявить, что греки на высоте своей цивилизации, при всем расцвете философии и искусства, и несмотря на свободу личности, которой достигали у них выдающиеся умы, все таки совершенно не имели права называться культурным народом. Рабство, положение женщины и презрение к чужеземцам ужо делают ясным характер их культуры. Даже Платон, один из величайших гениев мысли, которого мы можем назвать отцом науки, Платон, который так ясно понимал социальный характер государства и три основных формы общества, сущность производства, значение духовного развития и единодушия действий, — был совершенно чужд истинного достоинства человека, как самоцели! Что за идеальное государство он сочинил! Три совершенно отдельных касты, без всяких переходов от одной к другой и без всякой связи между ними, при отсутствии политических прав низшей касты, образуют аграрно-полицейское государство, в котором запрошено всякое движение вперед, ограничена торговля и промышленность, увеличение богатств страны понимается лишь, как захват чужих земель и вообще должно сделаться невозможным какое бы то ни было развитие. Даже самому высокому, что было у греков, искусству, Платон совершенно не придавал значения как двигателю культуры.
Нет, у греков мы напрасно будем искать культуры в нашем смысле. Но также напрасно мы будем искать се там, где не признается автономия человечества в духовной и религиозной области, где отдельный человек или какая либо коллегия присваивают себе право решать, что должно быть истиной; где учение, объявленное раз на всегда безусловно справедливым ограничивает предел всякого исследователя; где, как наука, так и вера изгнаны в пустыню окоченевшей догмы. При господстве попов не может быть культурно государство: при нем возможна лишь скоро преходящая цивилизованность, но не культура, как развитие к свободе. Такая культура всегда пробивала себе дорогу в борьбе с властолюбивыми претензиями духовенства; это очень хорошо известно там, где изо всех сил нападали на Канта, Шиллера, и Гете.
Да будет это известно и там, где перед нами стоить задача защищать новую культуру, первая заря которой засияла над Европой в конце XVIII века! Путем соединенных усилий всех людей, путем работы в области экономической, интеллектуальной, моральной и эстетической современные народы стремятся к культуре. Они стараются прежде всего достигнуть национального величия, так как оно является предпосылкой, при которой они могут придать ценность и довести до расцвета свои особенности; но при этом они в конце концов работают ради идеи человечества; ибо мысль о единстве человечества всегда господствует над их работой и руководит ею. Поэтому мы можем гордиться возможностью быть культурным народом.
Пусть не возражают, что в действительности жизнь не соответствует идеалу культуры, что невежество и эгоизм самое обычное явление: об этом не может быть и спору. Но гораздо более обычны великодушные проявления человечности и благородство так что отсутствие этого возбуждает презрение. Культура, впрочем, никогда не бывает свободна от печальных возвратов к некультурности, но как раз общее наше возмущение в тех случаях, когда элементарные потребности борьбы за существование вызывают этот возврат, служит доказательством нашей культурности. Если высокое неизбежно уничтожает низкое, то этот естественный процесс является показателем успеха развития культуры.
Мерилом в этом случае служит признание идеи человечества и свободы личности за основу, системы права, и невозможность посягнуть на уважение к человеческой жизни, на требования гуманности или право на свободу убеждений, не разрушая тот фундамент, на котором основана наша духовная жизнь. Речь здесь, конечно, идет не о том, чему мы иногда не можем воспрепятствовать, а о том, что мы вообще отвергаем.
Внизу еще клубятся густые туманы, но стоит только немного подняться на гору, как увидишь восходящее солнце!