— …А я ведь сразу понял — он ненормальный, — говорил Ленгстон, пока Сезара вели к авиетке, — и мигом подключился к системе. Что, думаю, за явление? Нет индивидуальной карточки. Возможно, думаю, иностранца случайно занесло, но служба обнаружения такого бы не допустила. Да и без карточки… Ленгстоном меня называет, правда, Николя, был, кажется, у меня такой предок. Мы-то, Ленгстоны, считай, не меньше трехсот лет здесь живем. И всегда соблюдали распоряжения властей. Чтобы какие-то бродяги без карточек ходили… нет, такого не позволим…
Врачи — так Сезар определил профессию людей, захвативших его, пропускали мимо ушей болтовню Ленгстона. Убедившись, что их подопечный успокоился, слегка придерживая его за локти, подсадили в авиетку, и младший, с плоским лбом в залысинах, сведя на переносице тонкие и густые брови, спросил:
— Шеф, проверим здесь?
Второй, высокий, представительный, с густой шевелюрой и грустными, словно застланными пеленой тумана, глазами, неспешно пожал плечами: можно здесь, можно и дома. Потом взглянул на лысого и пошутил:
— Спросим сейчас у пациента.
— Если вы намереваетесь проверить мою индивидуальную карточку, — сказал Сезар, — то я, честно говоря, не знаю, где она. А показывал свою именную пластинку, но она не удовлетворила.
Врачи переглянулись.
— Разрешите и нам взглянуть, — не протягивая руки, сказал лысый.
— Это универсальный документ, — зачем-то уточнил Сезар.
— Тем лучше, — кивнул старший и взял пластинку.
Рассматривал недолго и не стал скрывать удивления.
Они уже летели, слегка покачиваясь, летели низко, через иллюминатор хорошо была видна высокая трава, рыже-зеленая, которую не косили уже не один год.
— Там и фотография и печать, — сказал Сезар, отрывая взгляд от Земли, все как и положено.
Старший кашлянул и протянул пластинку лысому.
— Девяносто пятый год? — спросил тот сразу.
— Ну да, — кивнул Сезар.
— Сколько же вам лет? — подался к нему лысый.
— Сорок семь.
— Извините, я хотел бы поставить вопрос точнее: когда вы родились?
— Думаю, в тысяча девятьсот сорок восьмом. Там указано.
— Да, да, обозначено. Может, проверим здесь, а, шеф? — щурился лысый.
— Спешите удостовериться?
— Нет, шеф, лучше развеять сомнения в момент их возникновения, гоготнул лысый. — По крайней мере, это не бьет по голове или, как говорили наши предки, — он посмотрел на Сезара, — по карману.
— Наше дело маленькое: проверить, все ли нормально у пациента с головой. А дальше пусть разбираются кому положено. За то нам баллов не насчитают. Попытайтесь найти данные о нем. — И старший повернулся к Сезару: — Как вы себя чувствуете?
Сезар еще не понял, о чем идет речь. Наблюдал, как лысый, поглядывая на пластинку, быстро, как пианист, нажимает какие-то клавиши, а на маленьком экране бегут зеленые буквы и цифры, — невольно следил за тем экраном и ответил машинально:
— Хорошо. Относительно аппаратуры — не имею никаких сомнений, она своевременно сделает все необходимое. Реальность воспринимаю как сон и знаю, что это сон…
— Это ваша концепция мира? — насмешливо переспросил лысый. Он уже получил результат и ждал.
— Я знаю, что все это мне снится. — Сезар спадал то, что и должен был сказать, дабы там, на базе, потом не усомнились в его искренности.
— Вы не спите, — настороженно заверил шеф.
— Конечно, нет. — Сезар улыбнулся, улыбнулся иронически.
— А какой сейчас год? — не выдержал лысый.
— Оставь, не наше дело, — сказал шеф. — Что у вас?
— Адам Сезар в системе не значится. Такого человека в системе нет. И на всей Земле в запасниках тоже не значится.
— Ну, запасники-то созданы не более столетия…
— Вы действительно полагаете, что…
— Это не наша забота…
— Черепаха, она, конечно, навевает…
— Пускай. Проверим-ка его здесь. — Старший обратился к Сезару: Извините, но пришлось вас пеленать, — кивнул на связанные руки, отстегнул застежку, широкий резиновый ремень зашелестел, выровнялся и упал на пол. Так лучше. Сейчас мы к вам подключим приборы.
— Пожалуйста, уважаемые. — Сезар широко развел свободные руки.
Его быстро и ловко опоясали датчиками, на голову натянули какую-то корону с множеством трубок и тонких проводов.
— Не жмет? — спросил старший.
— Я привык, — милостиво улыбнулся Сезар.
— Ну что ж. Картон, в таком случае включайте, — распорядился шеф, и лысый поспешно клацнул тумблером.
Минуту царило молчание, только слегка приглушенно работали двигатели авиетки. Сезар видел, как лысый буквально впился в экран — иначе, чем первый раз, — происходящее он там не видел, но, вероятно, заметил что-то неожиданное: брови у лысого вытянулись в одну линию, а губы плотно сомкнулись. И когда сеанс явно окончился, лысый для полной достоверности повторил его в другом режиме и только потом нехотя, даже с некоторой боязнью выключил прибор.
— Вы чем-то удивлены, Картон?
— Нет, шеф, я давно разучился удивляться.
— Не доверяете показателям?
— Как можно, шеф. — Лысый вынужденно улыбнулся.
— Какое состояние у пациента?
— Вполне здоров: и физически и умственно. И умственно…
— Симуляция?
— Исключается.
— Коэффициент?
— Слабенький, то есть средний. Семьсот девяносто шесть. Принадлежит к лучшей половине человечества.
— Потенциальные возможности?
— Пять и шесть десятых процента. Жить можно безбедно. А карточки не имеет.
— Это не наша забота. Мы свое сделали. В клинику Адама Сезара отправлять незачем.
— Тогда курс на ближайшее отделение координации общественного равновесия.
5
— Имя?
— Там указано.
— Вы должны точно и кратко отвечать на вопросы. Желательно без эмоций, пояснений и рассуждений. Конкретно на поставленный вопрос. Не считайте моей прихотью. Этого требует систематика. Узлы машинной памяти не загромождаются лишней информацией. Имя?
— Адам Сезар.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот сорок восьмой.
— Место рождения?
— N, округ Шауберг, околица номер тринадцать, ферма Калхауз. Но там было четыре фермы…
— Ясно. Где и когда учились?
— Грамон. Шестьдесят шестой год. Школа космического пилотирования. Три года. Потом там же, в высшей школе астронавтики.
— Место работы?
— База «Грамон».
— Специальность?
— Астронавт первого класса.
— Должность?
— Командир корабля «Глория».
— С какого года летаете?
— С восемьдесят шестого. За орбиту Луны, имеется в виду.
— Курс вашего последнего рейса?
— Межгалактическая станция «Кентавр-2».
— Цель?
— Доставка аппаратуры.
— Старт?
— Семнадцатого февраля девяносто пятого года.
— Как проходил полет?
— Нормально.
— Стенограмма полета велась?
— Да. На базе и на корабле.
— У вас не было ощущения, что произошла авария?
— Показалось, будто «Глория» содрогнулась. Действительно, показалось, иначе мы бы с вами не разговаривали.
— Как вы оцениваете свое состояние?
— Удовлетворительно.
— Вас не удивляет происходящее?
— Ну… не совсем. Полагаю, это сон?
— Не хотите верить, что за какое-то мгновение оказались на Земле, да еще в местах своего рождения?!
— Да. Поверить трудно.
— Другие гипотезы?
— Возможны галлюцинации. Подобное случается. Космос как-никак. Потом проходит.
— Еще?
— Может, психологи запланировали какой-то эксперимент.
— Без вашего ведома?
— Да. Не поставив меня в известность. Возможно, это нужно для успешного завершения полета.
— Какую же линию поведения вы избрали… гм, в своем сне?
— Быть самим собой.
— Во сне?
— Да, Принимая его как реальность.
— И не забывая, что это… сон?
— Ну, насколько такое возможно.
— Но ведь перед вами не та действительность, которая могла бы присниться?
— Ну и что. Я ведь не изменился.
— Обязательно возникнут противоречия, разве нет?
— Тогда я буду успокаивать себя тем, что это сон.
— Хорошо. Помозгуйте над такой… сумасшедшей идеей. Вы неизвестным образом из полета вернулись на Землю, а там со дня вашего старта, скажем, минуло полторы сотни лет.
— Должен представить обстановку?
— Для начала.
— Ну, она приблизительно соответствует нынешней.
— Ваши действия?
— Как-нибудь приспособился бы.
— В незнакомом психическом климате?
— Все живое приноравливается к обстоятельствам.
— Безусловно! Но и обстоятельства к живому, верно? Но ими могут выступать и люди, верно?
— То есть смогут ли люди приспособиться ко мне? Если я один, а их много. Я проблемы здесь не вижу.
— Какие отношения были у вас ка Земле с людьми перед последним стартом?
— Обыкновенными. На работе деловыми. А в обыденности… Чисто утилитарными. Что-то купить, отдохнуть, обеспечить себя необходимым… Даже затрудняюсь ответить. Я имел солидное жалованье, и никаких проблем у меня не возникало. Деньги — это, знаете, своеобразное обеспечение функции коммуникации, соответствующий общественный статус, если хотите.
— Хорошо. Допустим, нравственные устои общества, в которое вы, будем считать, попали сейчас, не изменились, у вас бы с ним не возникло конфликтных ситуаций?
— Думаю, нет.
— При условии обеспечения функции коммуникации?
— Конечно.
— А для ее обеспечения необходимо работать?
— Ну да. Даром денег не платят.
— А если бы вам не нашли работы? Я надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь: техника шагнула вперед и так далее, постоянное внимание окружения к вашей личности…
— Я мог бы и не работать. Я имел солидные вложения, страховой полис. Наследников у меня не было. А в нашем государстве такие вещи не теряют силы и через тысячу лет. Хватило бы дожить безбедно. Полагаю, коль техника ушла вперед, цены не столь уж и высокие.
— Умеренные. Хорошо, что у вас сохранилось чувство юмора. Итак, никаких проблем не видите?