Валя по вечерам подрабатывал чертежником, а вечерами на всех парах несся домой к любимой, чтобы провести уютный вечерок за чаем с сушками и маминым вареньем. Только Лену вновь стало тошнить от сладкого и мучного, и опять приснился красивый большой лимон. «И такой, знаешь, кислый-прекислый…», — с трудом сглатывая, объясняла она утром мужу. Беременной необходим этот чудесный источник витамина С, но Вале с Леной — преданным потребителям картошки, морковки, свеклы и капусты — экзотика не по карману. Задачка посложней математического уравнения: достать лимон при всех неизвестных составляющих.
Каждый вечер после работы Валентин методично прочесывал район за районом. В овощных магазинах разводили руками. Лена ждала, волнуясь.
— Валечка, ангельчик мой, не приходи ты так поздно, боюсь я вечерами одна, вдруг что-то случится.
— Ленчик, маленький, не волнуйся, что может случиться, я мысленно всегда с тобой. Каждую минуту думаю о тебе, о нас, о нашем малыше.
Через неделю старый Валин приятель Генка справлял день рождения. Гена, человек не бедный, собрал ребят, бывших одноклассников, в ресторане «Узбекистан». Ресторан открылся недавно, и новый директор стремился поразить гостей роскошным дворцовым убранством и великолепием восточной кухни.
В ресторане Генка объявил, что через неделю женится, поэтому решил совместить именины и мальчишник. Генка предпочитал совмещать шик с экономией и радовался, когда ему это удавалось. Мужская компания уелась и упилась. Валя в жизни не пробовал таких яств, но расслабиться и получить истинное удовольствие не получилось — все время беспокоился: как там Ленчик? Телефона в квартире не было, предупредить жену он не мог, так что сильно задерживаться в Валины планы не входило.
— Генк, извини, пойду, меня Ленка ждет…
— Валюх, ты чего, сейчас будет самое главное: торт, чай с лимоном и коньяком и… обнаженная девушка! Тебе, старик, по секрету скажу: девушка будет внутри торта.
— Как это? Запеченная, что ли?
— Остряк-самоучка. Там в середине пустое пространство, ровно для танцовщицы. Мне обещали откровенный танец живота. Ты ж потом локти себе будешь кусать: нигде больше такого не увидишь…
— Ген, я, может, много чего в жизни не увижу, но зато скоро увижу своего сынищу. И, старик, поверь — для меня сейчас это самое важное. Не хочу расстраивать Ленку из-за какой-то девушки в торте…
— Не из-за какой-то, а из-за восточной красавицы. Разнюнился, что там может случиться с твоей Ленкой, посидит еще часок без тебя. Она же не знает, что тут обнаженные девушки, а… меньше знаешь, крепче спишь, учись, пока есть у кого…
— Да пошел ты, тоже мне нашелся учитель…
— Сам пошел, скатертью дорога, подкаблучник хренов!
Валька схватил со стула пиджак, выскочил из ресторана, помчался по Неглинной в сторону Большого театра, вбежал на станцию «Площадь Свердлова», успев впрыгнуть в закрывающиеся двери последнего поезда, отправляющегося на Речной вокзал. По дороге, перебирая в памяти эпизоды сегодняшнего вечера, Валька решил, что Генку, как приятеля, он потерял, ну и ладно, им давно не по пути. Генка сразу после школы устроился работать к дяде в гараж. Гараж был не простым — министерским. Вскоре хваткий паренек перешел в личное подчинение замминистра — стал персональным водителем. Приличная зарплата, министерские пайки, командировки. При встречах с одноклассниками Генка не забывал подтрунивать:
— Эх вы, гнилая интеллигенция, засели по своим институтам-университетам, жизни не знаете, достать ничего не можете, а я все могу, только попросите.
Кто-то просил, но Валя — никогда. Генка наверняка мог сразу не один лимон достать, а целый килограмм. Стоп-стоп-стоп. Лимон! Что-то он говорил про чай с лимоном в ресторане…
На следующий день Валя после работы понесся в «Узбекистан». При входе стоял солидный швейцар.
— Молодой человек, куда это вы разбежались?
— Да мне только спросить, мы вчера у вас большой компанией гуляли, помните?
Вчерашний Генкин праздник, наверное, произвел впечатление. Швейцар подмигнул Вале и пропустил в зал. Администратор в строгом синем костюме и белоснежной рубашке направился было к случайному посетителю, но тот отрицательно покачал головой, заискивающе улыбнулся и рванул прямиком к барной стойке, уставленной разнокалиберными бокалами и разноцветными импортными бутылками:
— Будьте добры, товарищ бармен, скажите, пожалуйста, можно ли купить у вас один лимон?
— Молодой человек, мы — не магазин, овощами-фруктами не торгуем. — Бармен в белой накрахмаленной рубашке и красном галстуке-бабочке презрительно выпятил губу. Маленькие глазки сквозь опухшие веки смотрели недобро.
— Но у вас же есть в меню чай с лимоном?
— Будете заказывать? — Он раскрыл маленький блокнотик и приготовил остренький карандашик.
— Буду. Только у меня вопрос: для скольких стаканов чая вы нарезаете один лимон?
— Почем я знаю, я ж не математик и не повар!
— А можете спросить у повара?
— Уже бегу! Делать мне больше нечего. — Бармен хмыкнул и закрыл блокнот.
— Товарищ дорогой, ну, пожалуйста, я буду очень признателен. Мне позарез нужен целый лимон. Я закажу ровно столько чая, сколько потребуется, только умоляю: не режьте лимон по стаканам, отдайте его мне. А чай посчитайте, я заплачу, а пить не буду.
Бармен округлил глаза, но тут же прищурился:
— Что значит, пить не буду, вы что, того…
— Ну, поймите же меня наконец: лимона нигде не достать, а у вас он есть. Без лимона я отсюда не уйду. Пойдите мне навстречу, пожалуйста. Всем от этого будет лучше. Вы мой чай другим заварите и наварите сверху, а я доставлю лимон самому нуждающемуся в нем человеку — моей беременной жене.
Наваривать с чая бармену до сегодняшнего дня в голову не приходило. Пожав плечами и хмыкнув, он неторопливо удалился. Через десять минут на стойку был выставлен поднос с пятнадцатью стаканами кипятка и целым лимоном. Валентин благодарно взял лимон, быстро сунул его в карман, чуть не порвав единственные приличные брюки, расплатился (денег едва хватило), поклонился и немедленно удалился.
Швейцар недовольно посмотрел ему вслед:
— Мог бы и чаевых дать, очкарик.
Бармен крикнул администратору:
— Володь, скажи швейцару, пусть больше не пускает голь перекатную…
— Миленький, лимон такой кислющий, кажется, нашего малыша передернуло, наверное, он больше любит сладкое, давай лучше выпьем чаю с сушками и вареньем.
Валя рассмеялся и нежно погладил круглый Ленкин живот.
Изумрудный костюм
Витя Ручкин был широко известен в узких, закрытых от широкой общественности кругах. Руки у него были золотые. Работал он мастером по ремонту бытовой техники при дипкорпусе и был нарасхват. В дипломатическом ведомстве числились не только дипломаты, советники, секретари и члены их семейств, но и повара, уборщики, охранники и рабочие. А посольств и консульств в Москве предостаточно. Снабжались они лучшей импортной техникой, но и та иногда выходила из строя. Бытовые приборы — холодильники, стиральные машины и проч. — в то время принято было чинить, так что Виктора постоянно отправляли то в одно полпредство, то в другое, а то и за границу командировали.
Виктор недавно женился и был счастлив. Свою Аню боготворил. Познакомились молодые люди на торжественном вечере в Доме дружбы народов на Арбате, куда Виктора пригласили за похвальной грамотой. После награждения все переместились к накрытым столам. Бледная хрупкая девушка играла на фортепиано для придания мероприятию праздничной атмосферы. Ручкин с первого взгляда влюбился — поразился, с какой силой ее тоненькие пальчики извлекали сильные звуки, проникающие ему прямо в душу. Боясь потерять пианистку из виду, Виктор сразу же после выступления подошел сказать, что сражен, но так засмущался, что лишь буркнул:
— Спасибо вам… я — Виктор, но я… не знаю, что еще сказать.
— Очень приятно, Виктор, я — Аня.
Аня, смешливая с детства, залилась смехом, глядя на покрасневшего богатыря, от волнения смявшего в бесформенный комок только что врученную грамоту. Анин смех был вовсе не язвительным, а дружески ободряющим. Девушка взяла несчастную грамоту, аккуратно расправила и еще раз вручила. Ее доброжелательность и полное отсутствие кокетства окончательно покорили Ручкина. Ухаживал Виктор неумело, но напористо, по-мужски. Аня с удовольствием сдалась.
Мать пришла в ужас от выбора дочери:
— Доченька, ты же интеллигентная девушка с консерваторским образованием, с блестящими перспективами! Как ты могла ввести в наш дом простого мужлана?!
На свадьбу дочери Елена Артуровна надела черное платье, а когда зять пригласил ее на танец, прошипела на ухо:
— Знайте, Виктор, что вы закрыли Ане путь на большую сцену, ведь за ней увивались несколько солистов оркестра и даже один известный дирижер. Она могла бы сделать хорошую карьеру…
Поселились молодые с Аниными мамой и отчимом. Виктор с мамой ютились в одной комнате в коммуналке. Несколько лет назад они сбежали из Липецка к тетке в Москву от Витиного папы, хронического алкоголика. По пятницам отец устраивал порку, сначала сыну, а потом жене, грозился, что убьет обоих, если они не купят ему еще бутылку. Витька поклялся маме, что в жизни не возьмет в рот ни капли спиртного, и слово сдержал.
Когда Елена Артуровна разводилась с Аниным отцом, то отсудила огромную квартиру в старом кирпичном доме на Бауманской: четыре комнаты, большая кухня, гостиная с роялем, два балкона. Аня с Виктором поставили в Анину комнатку новую кровать, остальное их устраивало. Зять вносил свою лепту в семейный быт: покупал продукты и хозяйственные вещи, чинил все, что требовалось. Помимо оклада, за каждую командировку Ручкин получал восемьдесят рублей — стандартный гонорар, который платили за каждый выезд. В месяц иногда случалось несколько командировок, так что зарабатывал Ручкин похлеще дирижеров и академиков. Виктору нравилось привозить жене эксклюзивные подарки из-за границы, однако оставлять любимую в окружении ее знаменитых коллег и дурного тещиного влияния надолго побаивался, в командировках не задерживался. Отработает — и тут же домой, и всегда с сюрпризом, который Виктору помогали приобрести благодарные сотрудники посольства.