Как-то из Милана Виктор привез белую итальянскую дубленку. Жена посла провела Ручкина в один меховой бутик, где он купил потрясающую дубленку — теплую легкую с капюшоном, расшитую золотистым шнуром. Таких дубленок в Москве видели всего две: одна — у народной артистки, другая — у Ани Ручкиной.
Молодая жена души не чаяла в Викторе, и совсем не из-за подарков, она искренне любила своего Витю за добрый и простой характер, за льняные кудри и курносый нос, так мило торчащий на круглом лице. Теща на людях нахвалила зятя, его золотые руки, демонстрировала похвальные посольские грамоты, но в душе никак не могла смириться с семейным мезальянсом. Елена Артуровна в отсутствие дочери проводила с зятем воспитательную работу:
— Виктор, послушайте, вам надо идти учиться. Не спорю, руками вы многое умеете, но образования не хватает, что сказывается даже на ваших подарках…
Виктор нервничал, но потом успокаивался: главное, чтобы Ане нравилось. После возвращения зятя из Колумбии теща снова принялась за свое:
— Виктор, вы привезли Анечке бархатный костюм какого-то жуткого цвета…
— Почему жуткого, Елена Артуровна? Цвета изумруда, как раз под ее зеленые глаза.
— Вот именно, цвет изумруда! Вы в курсе, что Колумбия на весь мир славится богатейшими месторождениями изумрудов? Вас в посольстве никто не просветил?
— Елена Артуровна, да меня даже возили на ювелирную фабрику, но там лишь одно кольцо с изумрудом мне понравилось, и оно тоже стоило восемьдесят рублей, как костюм…
— И???
— Я не решился — боялся ошибиться с размером. Анин размер одежды я на глаз определяю, еще ни разу не ошибся, а кольцо…
— Ха-ха-ха! Да Аня просто вас жалеет и не признается. Знайте же, что ваши костюмы, дубленки и прочее она втайне отдает моей портнихе Зине перешивать. Вы даже не представляете, во сколько нам это обходится. Кольцо дешевле уменьшить или расширить. Как можно сравнивать: изумруд с бархатной тряпкой?! У костюмчика вашего юбка сорок восьмого размера, а пиджак — пятидесятого, а у Ани сорок четвертый размер, если вы до сих пор не разобрались…
— Как?! Мне ж его с витрины сняли с манекена. Манекен был Аниного размера, костюм на нем сидел как влитой…
— Вы — простота, Виктор! Знаете, вот вам мой совет: привозите гонорары валютными чеками, а уж мы с Анечкой сами будем отоваривать их в «Березках»… и с размерами не ошибемся… Боже мой, я даже не стану Ане рассказывать про кольцо с изумрудом! Как можно так опростоволоситься?! Пусть это останется нашей маленькой… мм… не такой уж и маленькой тайной. Все же я не хочу, чтобы дочь с вами развелась, хотя на ее месте я бы… мдааа… изумруд — достаточный повод…
— Знаете, Елена Артуровна, если б вы были на Анином месте, я точно не женился бы, уж извините…
— Ах, вот как? Анечка, пойди сюда, доченька!
— Ма-а?
— Ты знаешь, что твой, с позволения сказать, золото-ручкин мог тебе из Колумбии привезти не бархатный костюмишко, а золотое кольцо с огромным изумрудом?! За те же деньги! Изумруд — на всю жизнь, на века, в наследство детям и внукам, а что костюм? Перешьешь, относишь и выбросишь…
— Мамааа, я же просила тебя не трогать Витю! Меня все устраивает, а у тебя свой муж есть. Я же не говорю Андрею Романовичу, что тебе дарить и как себя вести…
Елена Артуровна негодующе замахала руками:
— Ах ты неблагодарная! Как ты смеешь мне про Андрея что-то лепетать? Я замуж вышла второй раз из-за тебя, чтоб ты не страдала от безотцовщины…
— Я тебя не просила! И не страдала!
— Не перебивай мать! Вышла замуж, чтоб ты не переживала, что твой папаша нас бросил. И что, скажешь, Андрей Романович тебе плохим отчимом был? Признавайся, паршивка! Слава богу, обута-одета была лучше всех…
— Паршивка??? Елена Артуровна, ну, вы даете! — Виктор стукнул кулаком по столу так, что все вздрогнули.
— Папа не НАС бросил, а тебя! У меня НИКОГДА, слышишь, никогда не было безотцовщины, папа всегда любил меня, хоть и умер рано — ты его доконала, а Андрей Романович, как был чужим человеком, так и остался. — Аня заплакала, рванулась к дверям, крикнув: — Витя, мы сегодня же переезжаем к тебе, я тут ни дня не останусь!
— Не забудь, неблагодарная, забрать изумрудный костюмчик и больше к Зине не обращайся, ходи в том, что привозит тебе твой благоверный, который в размерах «не ошибается»! Ха-ха-ха!
— Мама, замолчи, ты уже достаточно наговорила! Витя, не слушай ее!
— Аня, до «паршивки» я не обращал внимания, но теперь все. Уезжаем…
— Скатертью дорога! Намыкаетесь еще по коммуналкам…
— Елена Артуровна, если бы вы не были матерью моей жены, я бы…
— Что? Ударил бы? У вас, простых мужиков, так, кажется, принято, ваш отец…
— Знаете, Елена Артуровна, это просто подло…
Когда за Аней и Виктором закрылась дверь, Елена Артуровна опомнилась, выбежала на балкон, перевесилась через перила и закричала:
— Анечка, не уходи, родная, я все поняла, прости меня!!! Мне без тебя ничего не нужно, я жить без тебя не хочу… и не буду…
Аня подняла глаза:
— Мама, прекрати, сейчас все соседи сбегутся, тебе будет стыдно. Иди оденься, дождь идет!
— Мне все равно! — Елена Артуровна перелезла через ограждение и стояла на крошечном скользком выступе.
— Боже мой, Витя, вдруг мама сейчас упадет, что делать?!
— Мдаа, вот это номер, не ожидал… Елена Артуровна, крепко держитесь за перила, ждите нас. Мы возвращаемся, — скомандовал Витя.
— Да-да. — Елена Артуровна закивала головой, хотела что-то сказать, но покачнулась и едва не сорвалась, но успела зацепиться. Тапочки слетели вниз с четвертого этажа.
Проследив за их полетом, она представила себя на их месте, голова закружилась. Почти теряя сознание, цепляясь из последних сил, она с трудом дождалась, когда хлопнет входная дверь.
Увидев заплаканную и перепуганную дочь, зарыдала:
— Прости меня, Анечка, я только сейчас… поняла, я поняла. Витя, прости меня!
— Держитесь.
Виктор подхватил тещу под руки и перевалил внутрь, ободрав локоть о край перил. Ноги дрожали от напряжения: теща-то на добрых два размера больше Ани. Елена Артуровна сползла на мокрый пол и обхватила Витины ноги.
— Спасибо тебе, Витя! Анечка, береги моего зятя — тебе повезло с ним… нам повезло. Простите меня, дети, я буду стараться… очень. Только не уезжайте. Никогда!
— Мама, а я ведь сказала Зине, чтобы костюм не ушивала, он твоего размера. Витя угадал. Просто хотел сюрприз сделать.
— И под глаза вам, Елена Петровна, подходит.
Белый горошек
После окончания ПТУ Тоню приняли в институт секретарем-машинисткой. В училище ей как отличнице собирались дать рекомендацию в вуз, но Тоня отказалась: скорей бы начать работать. Она ведь ушла из школы после восьмого класса, поскольку денег в семье катастрофически не хватало: у родителей, помимо Тони, было еще четверо детей. Шестнадцатилетняя Тоня — самая старшая, потом Маша, еще Вася с Ирой, двойняшки. «Настоящая семья — Семь Я: мама, папа, три девочки и два мальчика…» — гордился отец. Он работал бухгалтером в строительном тресте. Мама — воспитательницей в детском саду.
Объявление о вакансии Тонин отец прочел в «Вечерке» (газета «Вечерняя Москва»): декану одного из факультетов Бауманского института, находившегося неподалеку от их дома, срочно требовалась секретарша. Тоня поспешила в Бауманку. Декан встретил девушку недоверчиво: на вид — совсем подросток, но аттестат с отличием и строгий взгляд красноречиво говорили, что девушка ответственная и старательная.
Работы у Тони — невпроворот, бумаг — несметное количество: предыдущая секретарша последние дни перед декретным отпуском плохо себя чувствовала и забросила дела. Тоню работой не испугать. Она с детства была прилежной девочкой, привыкла трудиться: вместо кукол — младшие братья и сестры. Когда Тоня устроилась на работу, мама предупредила:
— Теперь сама уж себя обеспечивай. Кормить дома буду, как всех, а одевать — нет. Ты теперь рабочий человек, сама должна понять, как деньги зарабатываются и на что тратятся.
Зарплату Тоне назначили пятьдесят пять рублей. Половину зарплаты Тоня отдавала маме на продукты, оставшиеся деньги тратила в студенческой столовой на обеды, немножко оставалось на походы в кино и эклеры, которые Тоня обожала. В институте обещали к концу года, если не будет нареканий, премию в двадцать рублей. Какие там нарекания — девушка заслуживала только похвалы.
Печатная механическая машинка требовала максимального сосредоточения. Клавиши тугие, буквы приходилось изо всех сил вбивать пальцами, а потом еще вручную передвигать тяжелую каретку. Тонины руки были такими сильными, словно сделаны из стали. В училище она блестяще освоила слепой метод печатания — когда смотришь не на клавиши, а только на текст. Декан был доволен — Тоня почти не делала ошибок, а те, что шеф находил, безропотно записывала в свою тетрадку, как бы выполняя работу над ошибками. Окуная тоненькую кисточку в специальную баночку, Тоня замазывала неправильную букву белой гуашью, тщательно дула на листочек, чтобы тот быстрей просох, и впечатывала на забеленном месте нужную букву.
Тоня придумала, на что потратит премию. В районе Разгуляя, где располагался их дом, располагался знаменитый магазин «Ткани», куда съезжались модницы и портнихи со всей Москвы — ассортимент там был богатейший. Тоне приглянулся шелковистый синий сатин в белый горошек. Горошек был мелкий, чуть выпуклый, глаз не отвести. Осенью сестра Маша сшила ей приличный костюм для работы — двойку из модного бледно-голубого штапеля. Рукава и воротничок жакета отделала белым кантиком. Маша училась в девятом классе, ей очень нравились уроки труда. Штапель Тоне подарила бабушка на шестнадцатилетие. За костюм учительница по труду поставила Маше пятерку с плюсом и посоветовала поступать в Текстильный институт.
Тоня любовалась тканью в горошек и представляла, как красиво будет смотреться блузка с рукавами в три четверти и жабо с воланчиками, пошитая умелыми сестренкиными руками. Тоня высмотрела такой силуэт на одной студентке. А что, женственно и красиво. Маша подготовила выкройку из бумаги. Девочек беспокоило лишь одно: как бы ткань не раскупили. Каждый день, возвращаясь с работы, Тоня забегала в магазин. На блузку потребуется отрез ткани размером в один метр семьдесят сантиметров, но лучше купить два метра, вдруг на жабо не хватит, а еще можно поясочек сшить. Стоила ткань в белый горошек — четыре рубля пятьдесят копеек за метр. Еще надо будет подобрать крупные синие пуговицы. Блузка выйдет в десятку. Дороговато немного, но еще останется на любимый торт для всей семьи. «Подарочный» торт, обсыпанный жареным арахисом и сахарной пудрой, стоил два рубля сорок копеек. Хватит даже на премиальный шоколад для сестренки. В булочной за углом продавался шоколадный лом. Если стограммовые шоколадные плитки стоили от рубля до полутора, то килограмм прекрасного шоколадного лома стоил шесть рублей пятьдесят копеек, следовательно, можно купить целых двести граммов, не говоря уж о том, что шоколадные неровные куски, похожие на разломанные скалистые горы, намного вкусней скучной, расчерченной на квадратики, тонкой плитки.