Мопед метался так, что, по моим прикидкам, должен был опрокинуться ещё на первом или втором повороте, но бешеная табуретка с гордостью несла своё имя и мчалась вперёд, подскакивая на кочках, запрыгивая на узкие пешеходные срезки и ныряя в неожиданные арки.
Не знаю, сколько мы метались и сколько кругов навернули по как будто совсем небольшому городку, — всё слилось в сплошной кошмар. Я не пыталась следить за направлением и уж тем более за временем, все ресурсы тратились на фиксацию себя в пространстве.
Не представляю, как во всём этом ориентировался Кирилл, но мы ни разу не влетели в тупик, что наверняка стоило бы жизни: вряд ли преследователь жаждал с нами поздороваться и пожелать хорошей дороги. Жёлтый обладал ровно тем же чутьём: каждый раз уверенно находил нас, когда казалось, что уж теперь-то оторвались.
Хотелось предложить остановиться в таком месте, куда не сможет въехать автомобиль, и переждать или обратиться за помощью в дежурный пункт полиции — это ведь ненормально, что за нами кто-то гоняется по всему городу! Но я молчала — больше не из доверия к Кириллу, который, надеюсь, знал что делал, а из страха прикусить язык на очередном ухабе.
Наконец из подворотни мы вылетели на узкую асфальтированную улицу в единственную полосу шириной, и мопед затрещал особенно пронзительно, выжимая все силы. Сзади взревел двигатель жёлтого. А в лоб нам летела здоровенная квадратная морда грузовика.
Встречный водитель ударил по тормозам и клаксону — в каком-то десятке метров впереди. Басовитый гудок шарахнул по голове. Я зажмурилась, ощутив идущий от большой машины жар и задержав дыхание. Кирилл резко вильнул, многотонная махина дохнула выхлопом и горячим металлом слева, а за спиной оглушительно бабахнуло.
Сжавшись в комок, я только через несколько мгновений выдохнула, осознав, что большущая железная смерть опять пронеслась в считаных сантиметрах. В спину летел отборный, забористый мат — и только. После рёва чужого двигателя — почти музыка.
Мопед задорно трещал дальше, словно ничего не случилось.
— Он убился? — предположила я, когда вновь сумела говорить.
— Нет. Ты же слышала, как орал, — отозвался Кирилл.
— Это вроде шофёр грузовика был, а я про второго.
— Второго? — озадаченно переспросил он.
— Который за нами гнался.
— За нами никто не гнался, — возразил Кирилл. Но задуматься о том, что у меня окончательно поехала крыша, не дал, пояснил: — Из людей. Ты не заметила? Это был беспилотник.
— Охренеть! Как его сюда вообще занесло… — проговорила себе под нос. Очень хотелось повторить за водителем грузовика, он был гораздо точнее в формулировках и ближе к истине, но воспитание не позволило. — Но кто-то ведь им управлял? — спросила громко, перекрывая свист ветра и тарахтение мотора. — Оператор? Или это очередная электрическая дрянь? Как там… шунт?
— Я видел то же, что и ты.
— Не скажи, отсутствие водителя я с такого расстояния, на такой скорости и в темноте не разглядела, — проворчала я, не веря ему на слово.
Думала, Кирилл не услышит, но он ответил:
— Ладно, признаю, у этого скутера есть одна крутая особенность.
— Какая? — Подвох отчётливо ощущался, но любопытство всё равно оказалось сильнее, и я задала нужный вопрос.
— Зеркала заднего вида.
На этом я перестала отвлекать и развлекать водителя. Очень жаль, потому что болтовня помогала держаться самой, а в молчании запоздало накатило всё то, от чего спасали адреналиновая гонка и разговор. Затряслись колени, руки ощущались варёными макаронинами и едва цеплялись за бока Кирилла. К холоду внешнему добавилась стылость, поднимающаяся изнутри, откуда-то из живота. Я сжалась за спиной мужчины, скрючилась, уткнулась лбом ему между лопаток, зажмурилась. Последнее сделала с особенным облегчением: глаза уже болели от ветра и устали вглядываться в темноту.
Я до сих пор кожей ощущала жар летящего в лицо грузовика. В глаза бил свет его фар. По ушам бритвой резал злобный визг шин, а в спину дышала чужая ярость. И уже не спишешь на то, что потихоньку сходишь с ума. Это реальность, стоит признать. И в этой реальности меня опять пытались убить.
Опять. То, что это тенденция, впечатляет гораздо сильнее самого факта. И началось всё в метро в воскресенье, а не сегодня. Сейчас разумные слова полицейского и записи с камер не убеждали в том, что я потеряла сознание. Гораздо больше похоже, что некто враждебный умел оставаться невидимым для камер. Даже мрачная тень под платформой, тянувшая руки, после происшествий дома уже не казалась глюком.
Жесть, жуть, трындец и много ещё других, более ёмких выражений.
А самое главное, непонятно, чего ждать дальше. Поможет ли тот, к кому везёт Кирилл, или я здесь выступаю в роли готового блюда с доставкой? Паразит Илья хотел сожрать, и этот неведомый некто — тоже…
Через некоторое время я осознала, что перспектива пугает не настолько сильно, как должна бы. Слишком хотелось, чтобы эта гонка с неизвестностью закончилась, пусть хотя бы так.
Придумать, что делать с таким странным состоянием, и решить, стоит ли бояться уже его, не успела: мопед вдруг сбавил ход и запрыгал по раздолбанной грунтовке так, что все лишние мысли мигом высыпались. Чахлый свет фар выдёргивал из мрака куски деревьев и подлеска и представлял их зловещей расчленёнкой, никак не желавшей складываться в одну общую картину.
К счастью, по этой большой щебёнчатой тёрке ехали недолго, окончательно растрясти не успело, и зубы остались на местах.
— Здесь немного пешком, — предупредил Кирилл, свернув на какую-то вовсе уж невзрачную тропинку, где остановился и заглушил мотор. — Слезай.
— Где мы? — На твёрдую поверхность я ступила с облегчением, потому что она не тряслась, но напряжённо вытаращилась в темноту, ставшую особенно кромешной после того, как погасла фара.
— В лесу, — донеслось из мрака.
— А чуть шире? — уточнила недовольно.
— Тверская область. Тут Волга недалеко.
— Спасибо, сейчас было достаточно широко! — не сдержалась от ехидства, которое осталось незамеченным. — А как тут можно пешком? Я в темноте не вижу, я же шею сверну… Ай, чёрт! Комары, чтоб им… Ух, злющие какие! Волга прямо вот здесь, что ли?
— Не настолько недалеко. Сейчас… На. Держи.
Кирилл включил и протянул небольшой налобный фонарик.
— Идём. Осторожнее, тропа узкая и может быть скользкой. Шею не свернёшь, но приятного мало.
— Куда ты меня тащишь? — спросила я недовольно — и послушно последовала за мужчиной.
— К тому, кто сможет помочь и ответить на вопросы. Тебе не кажется, что поздновато трусить и подозревать во мне маньяка? — со смешком уточнил он.
— Почему ты думаешь, что я хоть на мгновение переставала это делать? — проворчала я. — Ай! Блин! Да откуда их тут столько? И почему они жрут только меня?!
— Я несъедобный.
О приближении к воде дали понять сырость и негромкий плеск. Тропинка кончилась быстро и достаточно неожиданно: упёрлась в узкие сходни с набитыми рейками-поперечинами, ведущие вниз, к дощатому причалу.
— Ты серьёзно? — устало вздохнула я, когда Кирилл, спустившись первым, подал мне руку, помогая не навернуться на скользком дереве. — А дальше что, дельтаплан?!
Я морально готовилась к утлой щелястой плоскодонке, но всё оказалось не так драматично. Лодка выглядела старой, на ней шелушилась краска, но внутри, под снятым брезентом, оказалось сухое металлическое нутро с деревянными скамейками. Кирилл аккуратно свернул брезент, устраивая из него гнездо в носовой части, стащил чехол с небольшого мотора. Уцелел ведь, не спёрли! Наш сосед по даче, заядлый рыбак, жаловался, что приходится таскать мотор с собой, иначе он ночи не переживёт, а тут — пожалуйста.
— Замёрзла? — участливо спросил Кирилл, окинув меня критическим взглядом, и протянул руки. — Спускайся, тут будет потеплее.
— А через мотор никакая тварь не просочится? — спросила я, опираясь на жёсткие ладони и с замиранием сердца сползая с причала. Если лодка перевернётся, это будет самое достойное завершение дня.
— В нём нет излучателей и линий связи, это главное. Из таких маломощных штук свищи не получаются, — ответил он, заботливо с головой укутывая меня в импровизированном брезентовом гнезде.
— Свищи?
— Жаргон. В общем, вряд ли что-то просочится, — коротко отмахнулся он, вылез на мостки, отвязал лодку. Уверенно спрыгнул обратно, не обратив внимания на то, как жутковато качнулась посудина, оттолкнулся от причала.
Я стащила и открыла переноску. Василий высунул помятую морду, душераздирающе зевнул с коротким приветственным мявом и заинтересованно выбрался наружу. Шарахнулся, когда Кирилл дёрнул стартер, на следующий рывок отреагировал слабее, а когда ещё после пары попыток мотор пронзительно затрещал, кот вовсе не обратил внимания.
— Может, тебе в переноске и остаться? — предложила я.
Василий предложение проигнорировал, спрыгнул на дно лодки и, деловито задрав хвост, принялся заинтересованно обнюхивать углы.
От реки шла холодная сырость. Грязный брезент пах тиной и машинным маслом, но хорошо защищал от ветра. Под ним действительно было теплее, тут Кирилл не соврал, так что вскоре я, выключив бесполезный фонарь, оглядывалась уже куда более заинтересованно. Когда ещё городской житель вроде меня, бесконечно далёкий от туристической романтики и способный оторваться от цивилизации не дальше благоустроенной дачи, сможет взглянуть на ночную речку с воды!
Зрелище предстало внушительное и живописное. Когда глаза привыкли, оказалось, что кругом не такая уж кромешная темень. В небе горела почти полная луна, которая серебрила зеркально спокойную водную гладь, подёрнутую редкой и тонкой плёнкой тумана. У меня плохо с географией, но смутно помнилось, что в этих местах великая река должна быть куда шире, так что шли мы явно не по Волге, а по одному из притоков.
Берег, от которого отчалили, выглядел беспросветным чёрным пятном, зато на другой стороне, чуть позади, сиял подсвеченный плавучий причал, от которого вверх вела дорожка из светляков — то ли к чьей-то шикарной даче, то ли к базе отдыха. Ещё дальше позади, в глубине берега перемигивалась широкая россыпь огоньков — наверное, деревня.