— Да без проблем, пусть садится. Видел я их хирд в деле. Лет десять тому назад герцог Даленбургский хотел отнять у графа Алчиндорского Кемскую волость с железными рудниками. Так граф нанял их хирд, и вся кампания была выиграна им за две недели. Да еще герцог уплатил отступные, которыми граф рассчитался с шерами. Как вам такой расклад? — громко рассмеялся довольный рассказом рыцарь.
— Граф очень умно поступил, — поддакнул Антон.
— Еще бы, — расплылся в улыбке рыцарь, — я у него был советником. Но вы назвали шера товарищем, как это может быть?.. Я о таких случаях не слышал. Они, можно сказать, нас, людей, и за людей не считают.
— Открою вам, сэр Рикард, один секрет. Чтобы стать товарищем шера, его нужно рассмешить.
— Расмеши-ить? — удивленно протянул рыцарь. — Это как?
— Видите ли, я наполовину сармит. Моя мать сармитка, дочь вождя племени казаков. Отец — рыцарь Рассвета… Был убит. Я совсем недавно прибыл сюда, чтобы вступить в права владения феодом и в наследство. Меня встретил этот шер и увидел мою маленькую охотничью собаку на лис. Посмеялся над ней. Я ему ответил, что он тоже не вырос, видимо каши в детстве мало ел. Но я над ним не смеюсь…
Рыцарь вытаращился на Антона.
— Вы шеру сказали, что он не вырос, потому что каши мало ел?
— Да. Именно так.
— И он вас не убил?
— Нет, он долго смеялся. Потом мы стали товарищами. Я, честно признаться, шеров до встречи с ним не видел.
В это время пришел шер, уходивший по своим делам.
— Садись, Торвал, за наш стол, — помахал ему рукой Антон. — Это сэр Рикард, свободный рыцарь, познакомься. А это благородный ярл Торвал. Торвал, сэр Рикард удостоил нас чести поужинать с нами.
— Вы не откажетесь от нашего приглашения? — спросил он рыцаря. На лице сэра отразились его мысли.
«Кто же в здравом уме и рассудке откажется от дармового угощения?»
Вслух же он сказал:
— Коли вы так просите, сэр, я не могу вам отказать. — Он поднял руку, и тут же рядом с их столом оказался угодливый половой.
— Неси все самое лучшее и вместо вина «крепкую»! — распорядился он. — Да поживее, морда. Господа проголодались.
За ужином, который состоял их жареной стерляди и овощей в сметане, пресного хлеба и вместо «крепкой» компота из ягод, разговор продолжился.
Сэр Рикард ворчал:
— Ох уж мне этот пост Закатных. Я так понимаю, если ты культист, то держи пост, а если мирской, ешь что хочешь. Так нет, и харчевням запрещают в пост подавать мясо и крепкие напитки… — Но, ворча про строгие правила служителей культа Рассвета, ел он при этом в три глотки, не отставая от Торвала. Антон ел молча и с удовольствием. Это же не сушеная лапша, которую заваривают кипятком.
— Вы тоже, сэр, как и ваш отец, служите Рассвету? — спросил рыцарь.
— Нет, сэр, я мирской. Отца я увидел только перед его смертью. Я жил и воспитывался по имперским традициям греками.
— Ох уж мне эти греки с их воспитанием. Видел я этих недоносков, кого они учили… не знали, с какой стороны меч брать. Просите, сэр, если я вас обидел.
— Ну что вы, сэр, ни капельки. Я не обижаюсь, когда это не касается меня. Вы же не в мою сторону это говорили?
— Как можно, сэр? Конечно, нет! Я видел у вас лук и меч, изогнутый, как у степных народов. А они отлично владеют мечом. И оруженосца у вас нет. Сармиты сами оружие носят. Не доверяют его никому. Отдать другому свое оружие для них бесчестите. Я с пониманием, сэр.
— Очень приятно встретить такого умного и благородного рыцаря, как вы, сэр Рикард. Куда направляетесь, если не секрет?
— Да какой там секрет. Орден «Алой перчатки» набирает рекрутов для охраны торговых караванов на границе со Святой землей. Здесь, мой юный друг, умные и благородные рыцари уже не нужны, — вздохнул сэр Рикард. — Войны нет и не предвидется. Герцоги уже, как камни замшелые, сидят по своим замкам… Тьфу! Благородному рыцарю меч обагрить кровью негде. Хоть бери и простолюдинов убивай… Но какая в этом честь? — спросил он и сам же ответил: — Никакой, я скажу вам… Станете рыцарем, бегите отсюда. А то и вы мхом покроетесь, сударь. Ну, спасибо за компанию, я пойду спать. Завтра рано утром убываю.
— Удачи, — не зная, что пожелать на прощание рыцарю, ответил Антон первое, что ему пришло в голову.
— Спасибо, сэр, она мне не помешает. — Сэр Рикард поднялся, сыто отрыгнул и полез к Антону обниматься. При этом шепнул на ухо.
— Вы будьте с шером поосторожней. Они сплошь колдуны.
— Спасибо, — разрывая объятия и сторонясь вони давно не мытого тела, прошептал Антон.
— Тебя, Антей, можно сразу послом отправлять. — подождав, когда рыцарь уйдет, произнес с усмешкой шер. — Где ты так научился красиво говорить? Из тебя так и прет благородство и учтивость. Кстати, что он тебе там шептал на ухо?
— Чтобы я с тобой был осторожен. Сказал, что шеры колдуны.
— А ты что?
— А я сказал спасибо.
— Да за что спасибо? Он ел, пил за наш счет и удрал, чтобы не платить…
— Да чтобы отвязался. Воняет от него…
— Ну, чисто имперец, — засмеялся Торвал. — Ты такой обходительный, что смог бы уломать королеву. Да что там королеву? Императрицу! И что ты делаешь в этой дыре?
— Как что? Воспитываю одного маленького шера. Учу его уму-разуму.
— Что делаешь? Учишь уму-разуму? Ты? Ох, держите меня двое, я сейчас умру от смеха! — И Торвал стал смеяться, тряся объемным животом. — Ох, ох. Спасите меня…
Антон взял ложку и стукнул шера по лбу. Тот мгновенно перестал смеяться. Уставился на Антона и удивленно спросил:
— Ты зачем это сделал?
— Тебя спасал, — невозмутимо ответил Антон. Должен будешь.
— Как это должен? За что?
— За спасение. Ты просил спасти от смеха? Я спас. Все по-честному.
Шер почесал затылок.
— Вроде да, по-честному, — серьезно проговорил он. — Я просил, ты это сделал… Но что-то тут неправильно… У тебя точно в роду не было фиников?
— Я из казаков.
— А эти казаки не из фиников?
— Нет. Мы о них даже не слышали.
— Странно… Хотя греки тоже не зря деньги получают, кое-чему они тебя научили. Кстати, у нас комната на двоих. Ты не возражаешь?
— Нет.
— Тогда пошли спать, поздно уже.
— Если там клопы, я буду спать в повозке.
— Нет здесь клопов.
— Странно. В замке были, а тут нет, — не поверил Антон.
— Главное слово — были. — проворчал Торвал. — Твой отец не разрешал их травить.
— Почему?
— Он сказал, что лучше здесь страдать от клопов, чем после смерти мучиться в огне.
Антон лишь покачал головой. Слов у него не было. Как надо было прожить жизнь, чтобы потом перед смертью себя истязать? Неужели и его ждет такая судьба? Лучше сразу утопиться…
Но молодость, она долго над такими вещами не думает, и Антон выбросил их из головы. У молодости всегда есть надежда, что в будущем все изменится. И изменится к лучшему.
В комнате, куда их поселили, стояли две грубо сколоченные из досок кровати. Скамья, кадка у дверей для малой нужды. В маленькое оконце, в котором не было стекла, проникал свежий ветерок и колыхал тусклый огонек масляной лампы. Антон сел на кровать и стянул сапоги, поморщился от запаха тухлятины и с виноватым видом обратился к шеру.
— Торвал, пожалуйста, скажи, чтоб принесли таз с водой. А то я уже разулся.
— Без проблем. — Он выглянул в коридор и громко рявкнул: — Коридорный! Таз с водой его милости.
— Ты чего кричишь! — подпрыгнул от неожиданности Артем. Люди же спят.
— Да мне без разницы, спят они или не спят. Тебе вода нужна?
— Нужна.
— Ну вот, я отдал тебе долг.
Принесли воду и поставили на скамью. Антон из своего походного мешка достал сушеные желтые цветы, толченный мел.
— Вот смотрю я на тебя, Ант, и не могу понять. Зачем тебе все это? — Умываешься, мелом зубы трешь. Тебе что, почесаться лень?
— В чистом теле, Торвал, чистый дух. Я мою тело, чтобы моя душа тоже была чиста.
— Ты хочешь сказать, что раз я не моюсь, как ты, то и душа у меня грязная.
— С чего ты это взял? Я говорил про себя. За день можно много ошибок наделать. Накричать без дела или еще чего, а водой умылся и все смыл. А потом это привычка. А привычки — это то, что определяют наши поступки. Вот ты привык ногтем ковыряться в зубах. А ноготь у тебя в грязи.
— Где в грязи? — шер посмотрел на ноготь мизинца. — Это рыба из зубов. Он выскреб из-под ногтя что-то черное и сунул в рот, пососал и выплюнул. — Действительно, грязь, — удивленно произнес он. Скинул сапоги, кожаную безрукавку и в одежде завалился на кровать. Не успел преклонить голову, как тут же громко захрапел.
Антон разделся до исподнего и тоже лег. Светильник, чадивший у двери, гасить не стал. Света он давал немного и не мешал. Мешал храп шера. Антон лег на бок, желая уснуть, потом закрыл голову подушкой и все равно уснуть не мог.
Помучившись с полчаса, он крикнул:
— Торвал! — Но шер не просыпался и продолжал выдавать трели на вдохе и свист на выдохе. Антон еще с полчаса поворочался и, не выдержав мук, храпа, кинул в шера сапог.
— Что? А? Что случилось? — Торвал поднял голову и убрал с живота сапог.
— Ты храпишь.
— Храплю… и что?
— Спать мешаешь.
— Кому?
— Мне.
— Не выдумывай, Ант… — зевая, отозвался Торвал и снова захрапел.
Антон схватил второй сапог и со злости снова запустил его в храпящего шера.
— Чего опять? — недовольно проворчал Торвал.
— Я спать не могу из-за тебя.
— И что я должен сделать, чтобы ты, Ант, уснул?
— Ну просто посиди, пока я не усну, — попросил Антон.
— Ну вот еще чего! С какой стати? Ты не можешь уснуть, а сидеть должен я?
— Если я не усну, я буду петь.
— Пой. Кто тебе мешает.
— Торвал лег, а Антон затянул песню. Он знал, что его пения не мог выдержать никто. Он так безбожно фальшивил, так противно подвывал на ноте, похожей на скрип ножа по стеклу, что все затыкали уши и убегали.
— Вот умру я, умру-у, — завыл Антон. — Похоронят меня-я… — Антон еще не закончил петь первый куплет, как шер подскочил.