– Премного благодарны за вашу доброту! Дай вам создатель здоровьица, господин комиссар! И аппетита хорошего! – обрадовались в камере слева.
– Вот это наш парень, – похвалили из камеры справа. – С понятием, не то, что бывший «клоп».
– Спасибо, комиссар, – сказала и я, пряча смущение. – Это добрый поступок. Но вы не обязаны подкармливать заключенных.
– Не обязан и впредь не буду. Сегодня исключение из правил. Что там вы еще заказывали, госпожа Ингольф? Ароматические свечи? Принес парочку обычных – в камере темновато.
Он выудил из кармана две свечи, пристроил их по углам и чиркнул спичкой. Стало светлее и уютнее.
– Давайте приступим, госпожа Ингольф. У меня с утра крошки во рту не было.
Расмус выбрал самый поджаристый пирожок и запустил в него зубы.
– Отлично, – похвалил он, прожевав. – А я уж думал, что нормальной еды в этом городе не сыскать.
– Нормальную еду готовят дома, комиссар, а не покупают в кухмистерских Бельмора, – ответила я с набитым ртом – ужасно невоспитанно получилось, но что поделать! – Хорошие продукты есть на рынке, как вы уже поняли, но цены там кусаются. Вы, должно быть, за этот пакет пол жалованья выложили.
– Нисколько не выложил. Когда разбирали драку между Соной и Гейлой, выяснилось, что наша пострадавшая торгует без лицензии. Пришлось изъять товар, а госпожу Сону оштрафоввать.
Я чуть не подавилась и мигом отложила надкусанный пирожок.
– Вы отобрали продукты у Соны?! Но...
– Да, знаю, нужно было их уничтожить и составить протокол. Но зачем переводить хорошую еду? – комиссар хладнокровно потянулся за следующим пирогом. Глянул на меня и нахмурился:
– Что? Вы неприятно поражены? Я человек разумный, госпожа Ингольф, и крайне бережливый. Ешьте и не терзайтесь.
Я пожала плечами и последовала его совету. Жалко Сону, конечно, но она сама виновата. А комиссар, как видно, может отмахнуться от предписанных процедур. Стало быть, и взятки брать будет со временем. Ничем он от старого комиссара не отличается.
Я задумчиво смотрела на Расмуса, а он смотрел на меня. Мы изучали друг друга, как два кота перед дракой.
Мне следовало размышлять о его характере, но я все пыталась найти ответ на вопрос: красавец Рейн Расмус или урод? И решила, что ни то и ни другое. Он интересный мужчина. У него привлекательное лицо, несмотря на несимметричность черт, острые скулы и узкие губы. Идеальная красота скучна, но изюминку ей придает легкий изъян – а изъянов во внешности комиссара предостаточно!
У него одна бровь выше другой. Седые пряди в темной шевелюре. И этот причудливый шрам!
У комиссара хороший взгляд. Глаза колючие, умные, холодные, но прыгают в них едва заметные насмешливые искорки – значит, он не лишен самоиронии, и с чувством юмора у него в порядке.
Но я плохой судья характеров. Легко станется, что сердце у него такое же ледяное, как его взгляд, а искры – лишь отблеск свечей.
– Комиссар, откуда у вас этот шрам? С ним связана какая-то интересная история? Это был нож опасного бандита? Нет, судя по форме, скорее вилка. Или на вас оставило след заклинание?
– А, все-таки спросили! Я гадал, что в вас победит: воспитанность или любопытство.
У меня вспыхнули щеки. Комиссар веселился, искры в глазах стали ярче.
– Шрам я заработал в детстве. Это результат глупой шалости. Никакой интересной истории.
Получив ответ, я осмелела. Раз уж он считает меня невоспитанной, то и терять мне нечего. Следующий вопрос!
– Почему вас перевели из столицы в наш город?
– Уверен, вы уже знаете ответ. Слухи в таких городках бегут быстрее крыс.
– И все же?
– Перешел дорогу советнику коммерции, а он оказался родственником короля. Я не стал закрывать дело и приобрел парочку влиятельных врагов. Начальник убрал меня подальше, пока страсти не улягутся. Обещал вернуть через полгода, и посоветовал проявить себя, чтобы дело пошло легче. И вот, я тут. И сразу на меня свалилось такое, что и вся столичная полиция не разберется. Неясно, убийство или нет, жива жертва или мертва, да еще замешаны витамагия и контрабанда ядовитых растений.
– Вас можно только пожалеть.
– Не стоит. Если раскрою это дело быстро, получу хорошую отметку в послужной карте. Поэтому буду стараться, госпожа Ингольф.
– Это ужасно, – сказала я тихо. – А вдруг Бельмор все же жив? Вдруг он все слышит и чувствует? И не может подать знак.
Меня передернуло, когда вспомнились остекленевшие глаза Бельмора, покрытые золотистой смолой.
– Как я успел понять, Бельмора в городе не любят. Многие обрадуются его смерти. И вам она на руку, верно?
– Бельмор не сделал ничего, чтобы заслужить любовь горожан. Но такой участи никому не пожелаешь. Мне жаль его. И я понимаю скорбь его жены. Комиссар, – я посмотрела на него прямо и храбро, – вы считаете меня виновной? Думаете, это я заколдовала тот шип?
Комиссар потянулся за моей кружкой, поднес ее ко рту и выпил половину тюремной бурды, даже не поморщившись. Вытер губы, в упор посмотрел на меня и только тогда ответил:
– Я лишь должен установить правду.
– Правда в том, что я невиновна. Но так все подозреваемые говорят, да? И вы мне не верите.
– Вы производите впечатление честной девушки.
– Все отъявленные лгуны кажутся такими.
– Забавно. Теперь вы пытаетесь меня убедить, что вы лгунья? – сказал комиссар без улыбки. – У меня хорошие интуиция и опыт. Я опираюсь на них, но в разумных пределах. Прямо сейчас в вашей чайной проводят обыск. Перед тем как вернуться сюда, я сам заглянул в оранжерею и садик. Доктор любезно предоставил описание этой древоядицы. Похожего саженца я у вас не нашел. Бобсону и Робсону я поручил осмотреть дом.
– Они там не найдут ничего, кроме чая и сладостей, – отрезала я, встревоженная до глубины души.
Отвратительно – чужие люди роются в моих вещах! Они ведь и в библиотеку заглянут? Ее двери не открывали целых десять лет после смерти деда. Кто знает, какие книги и артефакты там хранятся! Вдруг что-то запретное?
Комиссар заметил мое волнение и прищурился. Я заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.
– Надеюсь, Боб и Роб не съедят все печенье. Они очень любят сладкое и вряд ли удержатся.
– За ними следит ваша подруга. Эрла, расскажите, как вам достался этот дом? Он принадлежал вашим родственникам?
Комиссар назвал меня по имени, и я насторожилась. Что это – новая уловка, чтобы заслужить мое доверие?
Беда в том, что мне хотелось доверять комиссару Расмусу. Свой вопрос он задал с искренним интересом, даже вперед подался, оперевшись локтями о колени.
– Дом принадлежал моим бабушке и дедушке. Они умерли. Дедушка умер десять лет назад, бабушка – три года назад.
– А где ваши родители? Тоже умерли?
– Они пропали без вести, – сказала я тихо. – Быть может, они еще живы, но не могут вернуться.
– Как это случилось?
Комиссар допрашивал меня спокойно, в его голосе не было жалости, но ему хотелось отвечать – хотя обычно я не любила делиться семейной историей. Впрочем, в городе ее и так знали, разве что без подробностей.
Но от Расмуса я ничего не утаила.
– Мой дедушка, Конрад Ингольф, был знаменитым путешественником и коллекционером. Больше всего на свете он жаждал знаний. Он копил их, как скряга, не находя им никакого применения. Он объездил весь свет, привез тысячи удивительных вещей. Они до сих пор хранятся в доме. Уверяю вас, среди них нет ростка древоядицы, комиссар!
– Надеюсь. Шип был взят от живого растения. Оно произрастает в пустынях Афара, к нам его доставляют в горшках. И что же привозил ваш дедушка?
– В основном книги. Самые разные, но их никто не читал. С моим отцом дед был в плохих отношениях. Презирал его за то, что он вырос домоседом, рано женился и обзавелся семьей. У деда был тяжелый характер. Когда мне исполнилось пять лет, отец решил доказать деду, что достоин называться его сыном. Он взял мою мать, и вместе они отправились за море. И не вернулись. Их корабль не пришел в порт. Он пропал. С ним пропали и мои родители. Я все еще верю... что он не затонул. Быть может, его захватили пираты. И мои родители сейчас томятся где-то в плену, не имея возможности подать весточки.
– Такие случаи известны. Сколько лет прошло?
– Семнадцать.
– Я слышал, что один человек вернулся домой через двадцать лет. Но иногда все же приходится попрощаться с надеждой.
То, как произнес это комиссар, – серьезно, с толикой печали, – позволило догадаться, что он знает, о чем говорит.
– Да, это так. Спасибо за понимание.
– И что же было дальше? Дед вас воспитывал?
– Нет. Он не любил детей и не хотел, чтобы бабушка уделяла внимание мне, а не ему. Поэтому меня отдали в пансион. Я жила там до пятнадцати лет. Мне там было хорошо. Когда дед умер, бабушка хотела забрать меня, но я отказалась. Проводила выходные дома, а потом возвращалась. К сожалению, пансион закрыли – владелица разорилась, а Бельмор выкупил дом и устроил там столовую и пивоваренный завод.
– А как вы открыли чайную? Почему стали витамагом и кондитером?
– Случайно. С деньгами у нас было туго, я решила, что выучусь на счетовода. Чтобы заработать деньги на курсы, по вечерам помогала садоводу Трубару, а по утрам – пекарю Пампкину. У них узнала, как выращивать растения и делать печенье. Витамагию изучала понемножку, по книжкам. У меня есть к ней склонность, дело пошло легко. И так мне это понравилось, что цифры стали казаться скучными. Но на курсах я освоила ведение счетов, и после смерти бабушки открыла лавку! – победно закончила я. – Даже ссуду в банке не брала. Мне хватило сбережений купить припасы, а посуда у меня своя. Я переделала зал на первом этаже, и вот уже два года моя чайная открыта для всех. Вы должны зайти ко мне, комиссар. Я сделаю для вас свой особый чай. Думаю, вам подойдет Нокс Вигилате – напиток ночных стражей. Это крепкий черный чай с можжевельником и кардамоном. И к нему – конфеты из горького шоколада с лимоном и миндалем.