Тень беспокойства, словно летняя туча, пробежала по лицам друзей.
Ваменос медленно ступил на весы и опустил в автомат монету. Зажмурив глаза, он начал шептать слова молитвы:
– Madre mia, прошу тебя…
Автомат щелкнул и выбросил билетик. Ваменос открыл глаза.
– Смотрите! Сто тридцать пять фунтов! Еще одно чудо!
Все смотрели на билетик в правой руке Ваменоса и засаленную десятидолларовую бумажку в левой.
Гомес дрогнул. Покрывшись испариной, он облизнул губы. Затем его рука рванулась вперед и схватила деньги.
– В магазин! За костюмом! Пошли!
Они бросились из бильярдной.
В забытой телефонной трубке все еще пищал женский голос. Мартинес, выбегающий последним, повесил трубку на рычаг. Во внезапно наступившей тишине он покачал головой:
– Santos, это сон! Шесть человек и один костюм. Что это будет? Безумие? Поножовщина? Убийства? Но я иду. Гомес, подожди меня!
Мартинес был молод. Он бегал быстро.
Мистер Шамуэй, владелец магазина «Солнечные костюмы фирмы Шамуэй», развешивал галстуки и вдруг замер, словно почувствовал, что перед его лавкой творится что-то необычное.
– Лео, – шепнул он помощнику. – Посмотри…
Мимо, лишь заглянув в лавку, прошел Гомес. Торопливо прошли, бросив взгляд в открытую дверь, Мануло и Домингес. Вильянасул, Мартинес и Ваменос, толкая друг друга, проделали то же самое.
– Лео, – мистер Шамуэй проглотил слюну, – звони в полицию.
Вдруг все шестеро возникли в дверях. Зажатый между приятелями Мартинес, с неприятным ощущением в желудке, с возбужденным красным лицом, улыбался так широко, что Лео положил трубку на рычаг.
– Вот это да! – тяжело дыша, с выпученными глазами, сказал Мартинес. – Вот шикарный костюм.
– Нет, – сказал Мануло, гладя борта другого костюма. – Вот этот.
– Есть только один-единственный костюм на свете, – спокойно заявил Гомес. – Мистер Шамуэй, костюм цвета сливочного мороженого, размер тридцать четыре, он был в витрине час назад. Неужели вы его продали?
– Продал? Нет, нет, – облегченно вздохнул мистер Шамуэй. – Он в примерочной. На манекене.
Мартинес не помнил, он ли первым бросился вперед и увлек остальных, или это они побежали и увлекли его за собой, но все вдруг пришли в движение. Мистер Шамуэй поторопился опередить их.
– Сюда, сюда, джентльмены. Ну а который же из вас…
– Один за всех, все за одного! – услышал свой голос Мартинес и рассмеялся. – Мы все примеряем этот костюм.
– Все? – Мистер Шамуэй ухватился за занавес примерочной, словно его магазин вдруг стал кораблем, попавшим в шторм. Он глядел на них непонимающим взглядом.
«Смотри, смотри, – думал Мартинес, – видишь, мы улыбаемся. А теперь посмотри на наши фигуры. Смерь-ка отсюда сюда и оттуда туда, сверху вниз и снизу вверх, теперь понимаешь?»
Да, мистер Шамуэй все понял. Он кивнул. Он пожал плечами.
– Все! – Он широко распахнул занавес примерочной. – Сюда. Покупайте костюм, и я дам вам в придачу манекен.
Мартинес осторожно заглянул в примерочную; за ним то же проделали остальные.
Костюм был там.
И он был белый.
Мартинесу стало трудно дышать. Да он и не хотел дышать.
Ему нельзя было дышать. Он боялся, что от его дыхания костюм вдруг растает. Нет, ему достаточно лишь глядеть на этот костюм.
Наконец, глубоко, прерывисто вздохнув, он прошептал:
– Ay, ay, caramba!
– Глазам даже больно, – прошептал Гомес.
– Мистер Шамуэй, – услышал Мартинес шепот Лео. – Это опасный прецедент. Если все начнут покупать один костюм на шестерых…
– Лео, – сказал мистер Шамуэй, – ты когда-нибудь видел, чтобы один костюм в пятьдесят девять долларов мог осчастливить сразу шестерых мужчин?
– Крылья ангела, – шептал Мартинес. – Белые крылья ангела.
Мартинес почувствовал, как через его плечо в примерочную просунулась голова мистера Шамуэя.
Белое сияние разлилось по примерочной.
– Знаешь, Лео, – благоговейно прошептал мистер Шамуэй. – Это действительно замечательный костюм.
Гомес, насвистывая, с громкими радостными возгласами вбежал на площадку третьего этажа, обернулся и помахал рукой друзьям; они, смеясь, взбежали за ним, запыхавшиеся, тоже остановились и присели на ступеньки лестницы.
– Сегодня вечером! – крикнул Гомес. – Вы все сегодня вечером переселяетесь ко мне. Мы сэкономим на квартирной плате, на одежде, а? Ну конечно, Мартинес, костюм у тебя?
– Где же ему быть? – Мартинес весело поднял красивую подарочную коробку. – Вот он, наш подарок друг другу.
– Ваменос, манекен у тебя?
– Вот он!
Жуя старый сигарный окурок и разбрасывая вокруг снопы искр, Ваменос вдруг оступился. Манекен упал, перевернулся раза два и с грохотом полетел вниз по ступенькам.
– Ваменос! Болван! Растяпа!
Манекен тут же был отобран у Ваменоса. Подавленный Ваменос оглядывался вокруг так, словно что-то потерял.
Мануло щелкнул пальцами:
– Эй, Ваменос, надо отпраздновать. Пойди-ка возьми вина в долг.
Ваменос ринулся вниз по лестнице, словно комета, оставляя за собой хвост сигарных искр.
Друзья внесли костюм в комнату. Мартинес задержался в коридоре. Он смотрел на Гомеса.
– У тебя больной вид, Гомес.
– Так оно и есть, я болен, – сказал Гомес. – Что я наделал? – Он кивнул в сторону комнаты, где двигались тени трех приятелей, возившихся около манекена. – Я выбрал Домингеса, бабника и волокиту. Ладно. Я выбрал Мануло, который пьет, но зато поет голосом нежным, как у девушки. Ты по крайней мере моешь за ушами. Но что я сделал дальше? Стал я ждать? Нет. Я захотел купить этот костюм немедленно. И для этого я взял в партнеры неотесанного чурбана и дал ему право надевать этот костюм… – Он растерянно умолк. – Он наденет его, упадет в нем в грязь или выйдет под дождь. Зачем, зачем я сделал это?
– Гомес, – послышался шепот Вильянасула. – Костюм уже готов. Иди взгляни, как он выглядит при свете твоей лампочки.
Гомес и Мартинес вошли.
В центре комнаты на манекене висело фосфоресцирующее чудо, белое, сияющее видение с необыкновенно отутюженными лацканами, с потрясающе аккуратными стежками и безукоризненной петлицей. Белый отблеск костюма упал на лицо Мартинеса, и ему показалось, что он в церкви. Белый! Белый! Словно самое белое из всех ванильных мороженых, словно парное молоко, доставляемое молочником на рассвете. Белый, как одинокое зимнее облако в лунную ночь. От одного его вида в этой душной летней комнате дыхание людей застывало в воздухе. Даже закрыв глаза, Мартинес его видел. Он знал, какого цвета сны будут сниться ему в эту ночь.
– Белый… – шептал Вильянасул. – Белый, как снег на вершине горы возле нашего городка в Мексике; эту гору называют Спящая.
– Повтори, что ты сказал, – попросил его Гомес.
Гордый и несколько смущенный Вильянасул был рад повторить:
– …белый, как снег на вершине горы, которую называют…
– А вот и я!
Они испуганно обернулись. В дверях стоял Ваменос с бутылками в руках.
– Празднуем! Глядите, что я принес! А теперь скажите, кто же наденет костюм сегодня? Я?
– Сейчас уже поздно, – возразил Гомес.
– Поздно?! Всего четверть десятого.
– Поздно? – возмущенно повторили остальные. – Поздно?
Гомес попятился назад от этих людей, которые горящими глазами смотрели то на него, то на костюм, то в открытое окно.
За окном внизу, думал Мартинес, был, в сущности, чудесный субботний вечер, и в теплых спокойных сумерках плыли женщины, словно цветы, брошенные в тихие воды ручья. Печальный стон вырвался из груди мужчин.
– Гомес, у меня предложение. – Вильянасул смочил языком кончик карандаша и на листке блокнота составил расписание: – Ты носишь костюм с девяти тридцати до десяти, Мануло – до десяти тридцати, Домингес – до одиннадцати, я – до половины двенадцатого, Мартинес – до двенадцати, а…
– Почему я должен быть последним? – недовольно воскликнул Ваменос.
Мартинес быстро нашелся и сказал с улыбкой:
– А ведь после двенадцати самое лучшее время, дружище.
– Это верно, – согласился Ваменос. – Я не подумал об этом. Ладно.
Гомес вздохнул:
– Хорошо. Каждый по полчаса. Но с завтрашнего дня, запомните, каждый из нас надевает костюм только раз в неделю. А в воскресенье мы тянем жребий, кому надеть его еще раз.
– Мне! – со смехом воскликнул Ваменос. – Я везучий.
Гомес крепко ухватился за Мартинеса.
– Гомес, ты первый. Надевай же, – подтолкнул его Мартинес.
Гомес не мог оторвать глаз от злополучного Ваменоса. Наконец жестом отчаяния он сорвал с себя сорочку:
– Э-эх!
Тихий шелест полотна – чистая сорочка.
– Ох!..
Как приятна на ощупь чистая одежда, думал Мартинес, держа наготове пиджак. Как она приятно шуршит, как приятно пахнет!
Позвякивание пряжек – брюки; шелест – галстук, подтяжки. Шорох – Мартинес набросил пиджак, и он ловко сел на податливые плечи Гомеса.
– Ole!
Гомес повернулся, как матадор, в чудесном, излучающем сияние костюме.
– Ole, Гомес, ole!
Гомес отвесил поклон и направился к двери.
Мартинес впился глазами в циферблат своих часов. Ровно в десять он услышал чьи-то неуверенные шаги в коридоре, словно человек заблудился. Он открыл дверь и выглянул.
По коридору бесцельно брел Гомес.
«У него больной вид, – подумал Мартинес. – Нет, у него потерянный, потрясенный, удивленный вид».
– Сюда, Гомес, сюда!
Гомес круто повернулся и наконец нашел дверь.
– О, друзья, друзья, – сказал он. – Друзья, вы не представляете!.. Этот костюм, этот костюм!..
– Расскажи нам, Гомес! – попросил Мартинес.
– Не могу, не могу! – Гомес воздел глаза к небу, поднял кверху широко раскинутые руки.
– Расскажи, Гомес!
– Нет слов, нет слов. Вы должны увидеть сами. Да-да, сами… – Он молчал, тряся головой, пока не вспомнил, что все стоят и ждут. – Кто следующий? Мануло!
Мануло в одних трусах выскочил вперед: