царства, капитан Сизиф сделал попытку привстать и что-то сказать. Но Карнеадостановил его и приказал Янусу поторапливаться. Тот понимающе кивнул, достал изпоходной сумки кинжал и стал накаливать его на жаровне, где варилась бобоваяпохлебка для матросов.
Капитан Сизиф следил за каждым его движениемрасширяющимися от предчувствия предстоящей боли глазами.
— Я готов! — сказал, наконец, ему Янус. — Аты?
— Да! —стискивая зубы, ответил капитан Сизиф. — Начинай…
По знаку Карнеада матросы перевернули беглеца наживот и тут же уселись сверху, крепко прижимая его к палубе.
Янус, склонившись, быстро сделал надрез ране,ставшей за ночь красным бугром, просунул в нее пальцы и, вцепившись ногтями вметалл, выдернул наконечник. От нестерпимой боли капитан Сизиф закричал ипотерял сознание.
Янус внимательно осмотрел длинный, толщиной впалец наконечник, с заусенцем, который не позволил капитану Сизифу вытащить егоиз тела, и с отвращением, словно змею, бросил за борт.
— Скифский! — хмуро сообщил он Карнеаду, показывая взглядом, что остальное хотел быдосказать наедине.
Однако пришедший в себя капитан Сизиф не позволилему сделать этого.
— Отравленный? — чуть слышным шепотом спросил он и так властно посмотрел на Януса, чтотот невольно кивнул в ответ.
— И… сколько же мне, по-твоему, осталось жить?
— Сизиф, дружище! — умоляюще остановил его Карнеад, незаметно показывая Янусу кулак. — Ты проживешь еще пятьдесят, нет — сто лет!.. Построишь, наконец, самую красивую ибольшую триеру на всем Эвксинском Понте...[1]
— Ну? —не слушая его, потребовал честного ответа от эллина беглец. — Неделю? Пять дней?.. Три?..
Янус неопределенно пожал плечами, показываяглазами на небо: мол, на все теперь воля богов.
Голос капитана Сизифа дрогнул:
— Значит, поездка в родную Аполлонию мне уже не поплечам, точнее, не по плечу! — сгоречью пошутил он. — Но Синопу...ты ведь туда идешь, Карнеад? Синопу еще навестить успею. Слушай, дружище!.. — он попросил капитана склониться над ним ниже,ниже, еще — вот так, к самым губам. — Ты говоришь, как я сумел убежать от пиратов?..Так вот!.. Один бы я, и правда, от них не ушел. Мне помог купец, которого я везна своей «Артемиде»... Рискуя собой, он отвлек охрану и дал мне возможностьуйти… Лакон его имя! Я дал ему слово найти в Синопе его сыновей и передать имзаписку, чтобы они как можно скорее выкупили его!..
Карнеад жестом приказал отойти всем, кроме Януса,который, делая вид, что хлопочет над раненым, на самом деле прислушивался ккаждому его слову.
— Они щедро заплатят тебе, только помоги мнедобраться до них, — уговаривалбеглец. — Да и Лакон озолотитвсякого, кто поможет ему выйти на свободу. Он поклялся в этом всеми небесными иподземными богами! Я сам готов подтвердить каждое его слово. Проклятые пиратыбросили нас под землю нагревать воду для городских бань. Это настоящий земнойаид! За один глоток чистого воздуха там можно отдать все состояние!
— Ах-ах-ах… я бы лично, с радостью отвел бы тебя!Но… сам понимаешь, с моим товаром мне никак нельзя задерживаться в Синопе… — огорченно покачал головой Карнеад. — Даже не знаю, чем и помочь тебе…
— Может быть, мне пойти с ним? — вкрадчиво предложил Янус. — Синопу я знаю, как свою собственную ладонь,помогу быстро отыскать нужный дом!
— А что? Прекрасная мысль! — обрадовался Карнеад и знаком велел Янусудожидаться ответа в стороне. — Как,Сизиф, возьмешь себе в провожатые лекаря?
— А кто он? Могу ли я на него положиться?
— Да так — один из тех, кто ищет удачи во всех концах римского мира! Я взял его порекомендации надежного человека. А кто он и откуда... — Карнеад неопределенно развел руками: — То знают лишь боги да он сам!
— Мне кажется, я где-то уже видел его... — поморщился капитан Сизиф. — И не в самой приятной гавани моей памяти! Онслучайно не из людей пиратов? Тех, что шпионят на них во всех крупных портах!
— Ох-ох-ох! После того как ты попал к пиратам, онитеперь всюду мерещатся тебе! Смотри сам. Так это или иначе, он — единственный человек, которого я могу отпуститьс корабля...
— Ладно... Мне не выбирать — я согласен!
— Вот и хорошо! Эй, Янус! — Карнеад пальцем поманил к себе просиявшегоэллина и, развязав кожаный кошель, достал из него несколько серебряных монет. — Вот тебе одна, даже две драхмы за услугу. А это — чтобы мой друг ни в чем не нуждался в пути! Ипомни, мое обещание доставить тебя в Афины остается в силе, когда и где бы тыни попросил об этом!..
3
— Ничего непонимаю… — пробормотал Стас.
Вернувшись домой,Стас, не снимая куртки, прямо в обуви, как угорелый, чуть не сбивая маминугордость — стоявшую в прихожей, сделанную под античную, расписную амфору —промчался через коридор…
Ворвался в своюкомнату.
— Стасик, что стобой? Что-то случилось? — сунулась было за ним не на шутку встревоженная мама.
Но он толькозахлопнул дверь перед ее лицом.
— Потом! — чтобы неспугнуть все то, что так живо представлялось ему по дороге, только и смогкрикнуть он.
Затем с разбегаплюхнулся в кресло. Включил компьютер. И пока тот оживал, попытался сразуначать наговаривать на диктофон…
Но…
Опять получалосьсовсем не то и не так…
«Эх, мама, мама… — сдосадой подумал он. — Все-таки успела отвлечь!»
Теперь уже можно былоне торопиться.
Воспользовавшисьотсутствием отца, считавшего, что здоровое сердце нужно беречь смолоду, онпрошел на кухню и заварил себе большой бокал крепчайшего кофе.
— Это еще что такое? —войдя на запах, ахнула мама.
— Не такое, а такой —кофе мужского рода! — попытался отделаться шуткой Стас.
Но не тут-то было.
— Теперь, говорят,его можно называть по-всякому. Дай попробовать! — не терпящим возражений тономвелела мама и, сделав глоток, сморщилась так, что Владимиру Всеволодовичу и неснилось! — Ты с ума сошел! От такого даже у бразильцев могут начаться судороги.А ты и без того так перезанимался, что тебе, наоборот, нужно питьуспокаивающее!
Мама решительнонаправилась к холодильнику и достала пакет молока.
— Давай разбавлю! Тычто забыл, что папа запретил тебе пить такой?
— Да что он можетпонимать в литературном труде? — возмутился Стас. — Между прочим, Бальзакнаписал так много книг только благодаря тому, что выпил десять тысяч чашеккрепкого кофе.
— И умер, междупрочим, в пятьдесят лет только потому, что выпил десять тысяч чашек кофе! — неуступила мама и требовательно протянула руку к бокалу: — Не знаю, как насчетлитературы, но в сердцах твой отец толк понимает! Или ты сакадемиком-кардиологом будешь спорить?
— Нет! — вздохнулСтас. — Мне и разговора с историком-академиком хватило...
Продолжать спор былолишь бесполезной тратой времени. Если отцу или Владимиру Всеволодовичу еще можнобыло что-нибудь возразить или хотя бы спросить причину критики или отказа, томама, когда дело касалось здоровья сына, не позволяла сделать и этого. Ни ему,ни кому бы то ни было другому.
Прекрасно знавшийэто, Стас покорно отдал бокал и охнул, увидев, что мама, вылив едва ли неполовину содержимого себе в чашку, почти добела развела его кофе молоком.
— Эх, мама, мама!.. —с упреком воскликнул он и, направляясь к себе, предупредил: — Я работаю! Мне немешайте!
— А у меня и без тогодел хватает! — берясь за свою чашку, привычно отозвалась мама.
— И папе тоже скажи,когда придет, что я занят! — обиженно добавил Стас и услышал в ответ:
— А ему тем болеенекогда будет!
Отпивая на ходу избокала кофе, который, словно в утешение, стал теперь вкусным, Стас еще плотнеезакрыл за собой дверь и сел за стол.
Положив — с глаздолой! — в ящик диктофон, он пододвинул к себе пачку чистой бумаги — побольше.
Выбрал изканцелярского стаканчика самую надежную, которая не заедает на полуслове,гелевую авторучку.
И принялся на работу.
Первый абзац, черкаяи перечеркивая, он написал от руки. Затем отпечатал его на компьютере и,постепенно увлекшись, дошел до конца страницы…
Теперь можно былопросмотреть сделанное в печатном варианте.
Едва дождавшись,когда лист выползет из принтера, Стас схватил его и принялся жадно читать.
— Да что же это такоеделается?.. — простонал он уже на третьем абзаце, на всякий случай дочиталстраницу и, скомкав до боли в пальцах, швырнул на пол…
Тут и опытноговзгляда Владимира Всеволодовича не требовалось, чтобы понять, что все, как ипрежде, вышло либо витиевато, либо сухо, либо вообще никак!
— Не то! Совсем нето!.. — простонал Стас и, упав на диван, прикрыл глаза, чтобы снова представитьто, о чем так хотел написать…
4
Ресницы беглеца вздрогнули, глаза широко распахнулись…
...По узким улочкам Синопы, медленно удаляясь отпорта, брели два человека: капитан Сизиф и поддерживающий его Янус.
— Найми повозку! Я больше не могу идти... — слышался болезненный стон капитана Сизифа иуклончивый голос Януса:
— Успеем! Успеем!
— Проклятье! Ты лекарь или мучитель?!
— Успеем...
— О, боги! Знал бы Карнеад, кого дает мне впомощь! Постой! Мы с тобой случайно не виделись раньше?
— Эвксинский Понт не так и велик, а ты плаваешь понему столько лет, что немудрено встретить кого-нибудь дважды!
— О, боги!.. Силы оставляют меня! Слушай изапоминай... Если я не дойду, а, похоже, что это так... ты должен на словахпередать сыновьям Лакона, что они должны сделать, чтобы спасти, а не погубитьотца... Пираты — народ осторожный...при малейшем подозрении они скорее убьют пленника, чем возьмут выкуп!