Вошёл Виртян в реку, а она ему по колено. Дошёл до середины — под ногами сухо. Поднял Виртян голову, видит: вся вода наверху собралась, над ним. Тогда поспешил он скорее вперёд. Только на берег ступил, снова река потекла — быстрая и глубокая.
Принёс парень гроб домой. Мать велела его открыть. Сняли крышку, а оттуда цветами запахло, словно на лугу в июньский полдень. Откинули белоснежный холст, смотрят — а там красавица лежит. Бедный Виртян не знает, что и сказать, — таких красивых девушек никогда ещё не видел. Смотрел-смотрел и влюбился.
Велела мать Виртяну выйти из избы. А сама сняла с девушки рубашку и думает: «Она словно и не умерла, а просто спит». Раскрыла мать Виртяна девушке рот, смотрит, а горло словно залито чем-то.
Посмотрела уши — то же самое. Потрогала рукой, а это воск. И решила старушка воск растопить. Кликнула она сына, попросила его тёплую баню истопить и отнести туда гроб.
Всё исполнил Виртян, положил красавицу на полок и вышел из бани. В тепле размякли у неё руки и ноги так, что сумела старушка с неё всю одежду снять. А потом положила девушку ничком и стала ждать — воск потихоньку таять начал. Поддала старуха жару — из ушей закапал, ещё жару поддала — изо рта тонкой струйкой полился. Так и вытек весь. Охнула красавица, потом вдохнула раз, другой и нормально дышать начала, как обычный спящий человек.
Обрадовалась старушка, переложила девушку на лавку, укрыла белым холстом и сына позвала. Вошёл Виртян в баню, смотрит — жива любимая, спит на лавке, дышит. Очень обрадовался он такому чуду. Сел рядом с матерью, и стали они ждать. Долго сидели, почти до полуночи.
Вдруг девушка сама на спину повернулась. А через некоторое время глаза открыла. Увидела парня и начала говорить:
— Ах, миленький братец…
А потом присмотрелась и поняла, что это не брат, а какой-то незнакомый человек. Закрыла глаза.
Виртян-то был парень хоть куда: большой, сильный, красивый. Понравился он девушке. Снова открыла она глаза и заговорила с ним. Только о себе ничего не рассказала. «Не помню я ничего», — говорит. Дали ей Виртян с матерью имя Уцяска, что по-мордовски значит «Счастье». Поселилась у них Уцяска, и всё в доме на лад пошло. За какое дело Виртян ни возьмётся, всё у него получается. А мать его как радуется! Вскоре и поженились Виртян и Уцяска. Хорошо стали жить: мирно, любовно, счастливо.
Вот однажды, когда сидела Уцяска у окна, подошли к дому два человека. Одеты, в обноски: заплатка на заплатке, дыра возле дыры… Встали под окном и просят:
— Хозяюшка, пожалей нас, накорми, напои…
А девушка сразу узнала своих братьев и обрадовалась очень, но горько стало ей, что братья ходят как нищие.
— Входите, входите! — говорит она. — Много дорог, наверное, прошли вы, многое видели, расскажите, откуда идёте и зачем? Только сначала поешьте.
Накормила, напоила Уцяска гостей, а вскоре и Виртян с охоты вернулся с большой добычей — много привёз всякого зверья и птицы. Истопил он баню, попарились странники и уходить собрались. Уцяска им говорит:
— Куда же пойдёте вы на ночь глядя? Останьтесь у нас, переночуйте.
Виртян тоже говорит:
— Расскажите нам, бывалые люди, по каким дорогам ходили, что видели.
Остались странники. Один из них рассказывать начал свою историю:
— Мы — двое братьев. Когда-то, почтенный хозяин, не обходило счастье и нас стороной — были мы богаты, жили хорошо и весело. Но что-то мы, наверное, сделали не так, или разгневался на нас какой-то бог… Была у нас сестрица. Звали её Дуболго Пичай. Такая красивая она была, что красивее на всём свете не сыскать, а душа у неё и того краше — кроткая и добрая. Сестрица очень была похожа на твою жену Уцяску, почтенный хозяин. А погубили её наши злые жёны. Мы не знаем, что они сделали, только умерла наша Дуболго Пичай. С тех пор нет у нас везения ни в чём, покинуло нас счастье…
Проговорил последние слова и упал на пол, словно медведь, которому острым ножом пронзили сердце. И его младший брат упал. А потом и жена Виртяна упала без памяти. Не знает Виртян, что делать, смотрит на них и плачет…
Прошло время, пришли в себя и братья, и Уцяска. Долго они все молчали и друг на друга смотрели. Первой заговорила Уцяска:
— Дорогой мой муж, кормилец мой Виртян! Не сердись, не брани меня… Моё имя Дуболго Пичай, а это мои братья.
Узнали и братья свою сестру.
То-то было радости! Любимая Дуболго Пичай жива оказалась и счастье своё нашла!
Куйгорож
Жили в одном селе старик Пятань да старуха Акуля. Детей у них не было. Пятань трубку курил, Акуля табак нюхала. Так и жили. Бедно, хуже некуда: кроме одной тощей лошадёнки, не было никакой скотины. Изба старая покосилась, того гляди упадёт, развалится по брёвнышку. Даже Юртава[3] покинула их подворье — а чего ей делать в таком хозяйстве?
Вот весна пришла. Весь народ пахать, сеять в поля вышел. Вышел и Пятань, да только дело у него не ладится: лошадь такая слабая, что соху тянуть не может. Огреет её старик хворостиной, а без толку — стоит кляча на месте, только хвостом машет туда-сюда, вверх-вниз, вправо-влево, будто перекреститься хочет. Грустный вернулся с поля Пятань. Говорит старухе:
— Эх, Акуля, пропадём мы с тобою, зимой с голоду помрём. А старуха ему отвечает:
— Не горюй, Пятань, я одно средство знаю. Найди в лесу совиное гнездо и возьми из него одно яичко. Только то бери, что лежит с самого краю. Я из этого яичка выведу Куйгорожа[4], он и спасёт нас.
Сел старик на телегу и в тёмный лес поехал. Как подъезжать стал, перекрестился. Весь день ходил-бродил по лесным дебрям — не нашёл совиного гнезда. Вернулся домой. Спрашивает Акуля:
— Ты, Пятань, небось крестился по дороге?
— Крестился.
— Потому и не нашёл. Не любит Куйгорож крестного знамения.
На другой день снова поехал Пятань в лес. Руки себе кнутом связал, чтобы случайно не забыть и не перекреститься. Бредёт его лошадь, как сама знает, только хвостом помахивает: вверх-вниз, вправо-влево… Долго в лесу был старик Пятань, а совиного гнезда так и не нашёл.
Снова спрашивает Акуля:
— Не крестился ли ты по дороге?
— Нет.
— Может, лошадь хвостом крестилась?
— Вот это было, — отвечает Пятань.
На третий день старик привязал хвост к ноге лошади, потом руки себе кнутом связал и в лес отправился. Не так долго и бродил по лесу, смотрит: на опушке растёт большущий дуб, а в нём дупло чернеет. Обрадовался Пятань, полез в дупло. И точно — там совиное гнездо. Два яйца посередине лежат, а третье — у самого края, вот-вот выпадет. Еле успел старик руки себе развязать да ладонь подставить — оно само к нему и упало. И мерещится Пятаню голос:
— Возьми меня! Бабке Акуле отнеси…
Старик яйцо в шапку положил, чтобы не разбилось, и скорее домой поехал.
Дома говорит ему Акуля:
— Молодец! Теперь я буду три недели сидеть на печи — Куйгорожа высиживать.
Забралась старуха на печь, да так и просидела три недели, не слезая. Пятань её и кормил, и поил.
Вот прошло три недели. Ночью слышит старик — кто-то пищит.
Голосочек то-о-оненький:
— Кик-кик! Давайте мне работу, а не то всё тут сокрушу, избу по брёвнышку разбросаю.
Удивился старик.
— Что это? — спрашивает.
— Это Куйгорож, — отвечает с печи бабка Акуля. — Скорее дай ему какую-нибудь работу, он без этого жить не может. Не поручишь ему ничего — начнёт рушить всё вокруг.
— Так дел у нас столько, что век не переделаешь! — обрадовался Пятань. — Иди-ка поле вспаши, Куйгорож, а потом рожью засей, да так, чтобы она к утру поспела!
Кик-кик! — закричал Куйгорож. — Не боятся руки муки, а ноги — дороги! Всё будет сделано.
Наступило утро. Старик на поле пришёл и удивляется: не пахал, не сеял, а урожай какой богатый! Скорее к старухе побежал.
— Ну, — говорит, — старуха моя Акуля, теперь не пропадём! Ещё бы новую избу Куйгорож нам справил…
— Ты ему прикажи, — говорит старуха.
Настала ночь. Снова Куйгорож запищал:
— Кик-кик! Давайте мне дело, давайте работу, а не то всё сокрушу, избу по брёвнышку разбросаю.
— Сделай нам к утру новую избу, и печку заново сложи. И лавки чтобы в горнице новые были, — приказывает Пятань.
— Кик-кик! Не боятся руки муки, а ноги — дороги! Всё будет сделано, — отвечает Куйгорож.
Легли спать старик со старухой в своей покосившейся избёнке, а проснулись в новом хорошем доме. Стены у него еловые, лавки дубовые, столешница берёзовая. Печка-красавица стоит, узорами расписанная. В сенях — кадки липовые для мёда и масла. Весь день любовались Пятань и Акуля, весь день радовались. Вечером говорит старик:
— Ах, Акуля, как мы теперь хорошо зажили! Вот только хлев бы ещё нам обновить и скотины раздобыть… Попрошу сегодня Куйгорожа.
Ночью задал старик Куйгорожу новую работу. А утром уже и хлев новый появился — крепкий, добротный. И скотины в нём всякой много: и коровы есть, и лошади есть, и свиней с овцами полно.
Говорит Акуля:
— Теперь только в избе добра не хватает. Посуду бы нам новую… А ещё хочу я шубу и платьев разных красивых. И себе у Куйгорожа попроси одежды новой и сапоги.
Дал старик задание Куйгорожу, и наутро появились в доме и одежда, и обувь, и посуда. Целый день старики примеряли обновы, радовались как дети. А вечером стали думать, чего бы ещё у Куйгорожа попросить… Вроде бы уже всё у них есть. Наконец выдумала Акуля:
— А давай пир устроим, гостей позовём. Велим Куйгорожу, чтобы на столе такие были кушанья, какие бояре на Пасху едят. Чтобы всего было вдоволь: и жареного, и пареного, и сладкого, и солёного. А ещё каждому чтобы по бутылке вина досталось.
Согласился старик.
Всю ночь Куйгорож трудился. Наутро глянули старик и старуха — а в горнице царский стол. И мордовские, и русские, и заморские кушанья так тесно стоят, что на столе свободного места нет… Созвал Пятань гостей. Никогда ещё так не пировали в деревне. И день, и ночь как один час пролетели. Забыли Пятань с Акул ей про Куйгорожа, не дали ему никакой работы.