Как только он закончил, прибыла машина, чтобы увезти труп. Три ночных сторожа подняли тяжелое тело и нетвердым шагом, с тревогой на лицах вынесли его из комнаты. Киосуке какое-то время смотрел на них, словно что-то вспоминая. В конце концов, он обернулся, хлопнул меня по плечу и энергично воскликнул: «Давай поднимемся на крышу!»
Магазин уже открывался. Толпа продавцов складывала белые хлопковые простыни, покрывавшие витрины, и приносила на все прилавки новые товары. Я наблюдал за ними из лифта, быстро возносившего нас на крышу. И глубоко вздохнул, словно стряхивая с себя мрачную атмосферу, взглянув на крыши города, раскинувшиеся далеко под уже становящимся осенним небом.
Киосуке направился к северо-восточной части крыши, откуда, по-видимому, сбросили Ногучи. Он присел на корточки, посмотрел на кафельный пол, сунул руку в кустарник шириной около трех сяку, посаженный у железных перил, ограждавших крышу, и даже порылся в корнях некоторых растений. Когда он окликнул меня, глаза его странно заблестели. Тем временем, я был очарован зрелищем сторожа, кормящего тигра с западной стороны крыши, и рабочего, чинившего рекламный воздушный шар с восточной стороны.[2]
– Восхищаетесь тигром? Думаю, мы наткнулись и на след нашей добычи... Кажется, довольно интересный случай.
Когда Киосуке ушел, я понял, что это дело его действительно заинтересовало, и из любопытства последовал за ним на пятый этаж. Там я нашел телефонную будку, исполнил свой журналистский долг, сообщив обо всем в газету, и последовал за Киосуке в кафе.
Столь ранним утром там было еще тихо. В углу, за столиком у окна, мой кузен-сыщик и один из его подчиненных жевали какие-то толстенные бутерброды. Заметив нас, кузен встал и принес к своему столику еще стульев. Мы составили ему компанию, и к нам подошла официантка принять заказы. Киосуке, смотревший на великолепные оконные решетки, схватил ее за руку и не давал уйти, пока не получил подтверждение, что окна на всех этажах защищены одинаково.
Мы погрузились в наш завтрак, а кузен, потягивая чай, начал:
– Дело сложное, а решение простое. Видите ли, я твердо верю в следствие на месте преступления. Как вы слышали, убийство произошло между десятью и одиннадцатью часами вечера, а жертву сбросили с крыши между полуночью и тремя часами утра. Учитывая временные ограничения, равно как и тот факт, что все двери и окна были надежно заперты, так что никто не мог попасть сюда извне, можно предположить, что убийца – кто-то из универмага. Да, для ясности – кто-то, бывший в универмаге этой ночью. Вы единственные, кому я скажу так много, но я намерен самым тщательным образом допросить всех, кто сторожил этой ночью. Но кое-что, а именно ожерелье, все еще представляет небольшую проблему. Если именно убийца Ногучи украл ожерелье, почему он его бросил? А если вором был сам Ногучи, каков мотив убийцы? Чтобы в этом разобраться, для начала изучу отпечатки пальцев на ожерелье. Ну, приятного аппетита.
И с этими словами кузен бодро попрощался с нами и вместе с подчиненным удалился.
Киосуке, до того евший молча, теперь слегка улыбнулся и начал:
– Так вы говорите, это ваш кузен? Что ж, ничего не поделаешь. Наша полиция любит с самого начала сосредоточиваться на мотиве преступления. Увы, это значит, что всякий раз, когда они сталкиваются с делом, где мотив – элемент поверхностный, или – как здесь – кажется непостижимым, все сильно затрудняется. Конечно, искать мотив – это логично. Но приводит к упрощенному, стереотипному мышлению, предполагающему мотив единственной основой раскрытия преступления. Так что, как бы то ни было, я думаю, важнее сосредоточиться не на ожерелье, а на трех особенностях ранений жертвы. Во-первых: следы удушения на шее и ранки и ссадины на груди. Очевидно, что для этого нужно приложить довольно большую силу. Сначала я предположил, что их оставило некое орудие, используемое, как кнут, но был неправ. Во-вторых, большое число ссадин, покрывающих ладони жертвы. Были там и мозоли. В-третьих, немало ссадин на открытых участках тела – плечах, локтях, подбородке и так далее.
Разберем все это поочередно. Из первой особенности я делаю вывод, что преступление совершено либо несколькими лицами, либо одним, но исключительной силы. Вторая, следы на ладонях, ясно указывает, что жертва держала в руках что-то, натиравшее ей кожу. Что до третьей детали, ссадин по всему телу, ранений поверхностных, но широких и грубых, то они явно сделаны не ножом или иным металлическим предметом. Их оставил некий тупой, тяжелый, грубый предмет, и можно предположить, что он тот же самый, что поранил ладони. Отсюда можно сделать вывод, что предмет, нанесший подобные раны, имелся на месте преступления в момент убийства. Следовательно, либо он был под рукой в момент борьбы убийцы с жертвой, либо убийца принес его с собой. Скорее второе. Вернемся теперь к следам удушения и ссадинам на груди. Вы заметили, что не было никаких явных следов лигатуры, пережима кровеносных сосудов, только области, где кровоточила разорванная безжизненная кожа? Это заставляет меня думать, что следы на шее и груди оставил тот же грубый толстый предмет, что и ссадины на остальном теле.
Теперь обдумаем заново сказанное мной в начале – бесчисленные ссадины на теле жертвы не были вызваны контактом с неким странным объектом, находившимся на месте преступления в момент борьбы жертвы с убийцей. Причина этих ранок – некое змееподобное орудие, которым убийца все время нападал на жертву. Но особо интересны для дальнейших выводов маленькие ранки на ладонях жертвы. Вы, конечно, не думаете, что жертва занималась с кем-то перетягиванием каната?
Когда мы установили, что ранения нанесены в ходе борьбы, следующий вопрос – где произошли борьба и убийство? Учитывая, что все указывающие на убийство улики нетронуты, нелепо думать, что убийство совершено за пределами универмага, а убийца приложил столько усилий, чтобы занести тело внутрь и затащить на крышу с той единственной целью, чтобы создать иллюзию падения жертвы по своей вине. Не говоря о том, что здание было ночью заперто. Как насчет гипотезы, что убийство совершено в универмаге? Но этому противоречит тот удивительный факт, что в момент борьбы с убийцей жертва не звала на помощь. Следовательно, убийство имело место в единственно оставшемся возможным месте – на крыше универмага. Довольно очевидный вывод, и полиция, полагаю, с ним согласится. Но хотя я считаю эту теорию верной, должен указать на одну-две очевидные проблемы с ней. Например, сначала я предположил, основываясь на следах удушения, что либо убийца очень сильный человек, либо их несколько. Но теорию нескольких убийц опроверг последующий анализ. Люди, несущие ночной дозор в подобном месте, не замышляют что-то сообща. И мы приходим к выводу, что убийца – один, но очень сильный человек. Кто же это?
– Дело начинает сильно осложняться.
Я внимательно слушал теории Киосуке, и разум мой постепенно закипал от волнения. Киосуке закурил сигарету, глубоко затянулся и продолжил, а в глазах его что-то замерцало.
– Осложняться? Напротив, оно упрощается. Будь я Шерлоком Холмсом, то сказал бы: «Когда устранено невозможное, оставшееся, каким бы невероятным оно ни было, и есть правда». Так что преступление произошло на крыше. И не забывайте, что в кустах нет следов. Зато есть много любопытных ссадин на ладонях жертвы, очень сильный убийца и вездесущее орудие убийства. Давайте с учетом этих ключей приступим к тщательному осмотру помещений. Купим лупу и снова поднимемся на крышу.
Мы встали и вышли из кафе. По мере прихода покупателей здание наполнили обычные дневные шумы. Я услышал веселую джазовую мелодию из музыкального отдела, расположенного этажом ниже по галерее, по которой стремились людские потоки.
В оптическом отделе на третьем этаже мы приобрели лупу среднего размера и пробились сквозь толпу людей, чтобы снова подняться на крышу. Для широкой публики ее из-за происшествия закрыли, и при нашем появлении на сцене преступления на нас с любопытством посмотрели несколько полицейских.
На лбу Киосуке, по мере того, как он, наклонив голову, долго взирал на каждый угол крыши, появились глубокие морщины сосредоточенности. Затем он отвел меня в северо-восточный угол, откуда, как считалось, упало тело. Взмахнул лупой и принялся еще тщательнее, чем до того, исследовать перила и кустарник. Вскоре он выпрямился и, забормотав что-то про себя, как будто нечто вспомнил, подошел к клетке тигра с западной стороны крыши. Он казался погруженным в свои мысли, уставившись на крупного африканского самца,[3] расслабленно дремавшего в клетке. Но затем он внезапно обернулся и уставился в чистое, безоблачное небо. Во взоре его что-то блеснуло, и он быстро подошел к балкону с восточной стороны крыши. Большой серый рекламный воздушный шар, медленно плавающий в ясном голубом небе над балконом, смотрелся странно и удивительно, и я в ужасе затаил дыхание. К моему удивлению, Киосуке схватил служащего, ответственного за шар, и принялся его настойчиво расспрашивать.
– Во сколько вы сюда пришли сегодня утром?
– Э-э, ночью была плохая погода, так что я забеспокоился и пришел раньше обычного, в половине седьмого, – вежливо ответил мужчина, повернув рукоять лебедки, чтобы высвободить чуть больше веревки.
– Значит, в половине седьмого вы были на этом балконе?
– Нет, я пришел в магазин в половине седьмого, но услышал о случившемся и вышел на улицу посмотреть на тело, так что не поднимался сюда раньше семи.
– Было ли на балконе что-нибудь необычное, когда вы наконец поднялись сюда?
– Не то, чтобы я что-то заметил. Но газовый шланг запутался, и шар серьезно потерял в плавучести. Он просто дрейфовал в воздухе и так потерял в весе, что мог упасть в любой момент. Но это часто случается после плохой погоды.
– Вы всегда держите его на плаву, даже ночью?
– Обычно спускаем и привязываем здесь, но иногда недооцениваем погоду и оставляем в воздухе, как вчера.