Нужно ли говорить, что все последующее настроение было враз омрачено, и что очередная вечеринка лично для меня прошла далеко не в радость. То же самое можно было сказать и о Людвиге. В то время как наши приятели веселились, один из нас, а именно — ваш покорный слуга, сидел с озабоченным лицом на террасе и курил одну за другой сигареты. Людвиг же методично напивался до тех пор, пока не уткнулся носом в тарелку. Пришлось взять его под руки и отнести к нему в спальню. Отведенная мне комната находилась с ним по соседству, так что всю ночь напролет я не сомкнул глаз, слушая его пьяный храп и периодические стоны. Но уснуть я не мог не только, да и не столько из-за этого. Меня беспокоили опасения Людвига, которыми он поделился со мной накануне.
Теперь, когда в одиночестве я мог все спокойно обдумать, то уверился в том, что мой друг сильно заблуждается. У Людвига очень неуравновешенная психика, он легко возбудим и внушаем. Возможно, какое-то не совсем обычное событие подействовало на него таким образом, что у него развился невроз навязчивых состояний. В результате самовнушения, вызвавшего нервное потрясение, у него разыгралось воображение, и весьма впечатлительная натура нарисовала картину необоснованной опасности. Вероятно, все это так и есть на самом деле, если только… если только мой друг не спятил окончательно. Но об этом мне и вовсе не хотелось думать.
2
Уже начали сгущаться сумерки, когда я, распрощавшись с хозяином и оставшимися гостями, уселся за руль своего «Вольво» и отправился в путь. Через час я подъезжал к южной окраине города, в котором прожил тридцать лет и надеялся прожить еще, по крайней мере, лет тридцать. Людвиг покинул нас поутру, сославшись на неотложные дела. На самом же деле ему было ужасно плохо после вчерашней попойки, потому он и стремился как можно скорее попасть к себе домой и отгородиться на время от всего остального мира.
Я механически управлял машиной, проезжая по улицам ночного города, а голова моя была занята совершенно противоположными мыслями. Я думал об опасениях моего друга, которыми он поделился со мной накануне, и которые могло с такой отчетливостью создать лишь его воспаленное воображение. С серьезным выражением лица он поведал мне, что мир литературных персонажей, о котором он рассуждал в первый по приезде вечер, существует на самом деле и что этот мир является самой настоящей реальностью. Мне захотелось немедленно одернуть его и прекратить эти навеянные наркотическим дурманом бредни (я знал, что время от времени он покуривает «травку»), но в его голосе слышалось неподдельное отчаяние, поэтому я лишь молча выслушал продолжение его монолога. Под конец своего рассказа ему удалось почти убедить меня в правдивости своих слов.
И все же факты, о которых он говорил, выглядели настолько НЕВЕРОЯТНЫМИ, что разум отказывался принять их за истину. По его мнению, которое он отстаивал с убежденностью ярого фанатика, получалось, что во время нашего посещения той памятной культовой пещеры на Алтае мы допустили непростительную и РОКОВУЮ оплошность. А именно — сдвинув с места каменный алтарь с высеченным на его поверхности изображением некоего крылатого существа, мы, тем самым, совершили особое магическое действие, в результате которого на время был открыт внепространственный тоннель, соединяющий два слоя бытия — наш «земной» слой и один из параллельных нашему миру слоев. И этот самый слой являлся ни чем иным, как миром воплощенных литературных образов.
Помнится, на тщательный осмотр алтаря мы потратили около получаса, а затем водрузили его на прежнее место. И вот как раз за этот промежуток времени, как утверждал Людвиг, сюда в наш мир проникли существа-персонажи. А так как действие это совершили мы с ним оба, то естественно и существами этими были наши с ним персонажи. Сколько их успело проскочить — этого Людвиг не знал. Предупреждая мое возражение на то, что никаких существ мы там не видели, он высказал очень остроумную, с его точки зрения, догадку.
Дело в том, что тоннель, связующий различные миры, не обязательно имел своим выходом точку пространства, где размещался алтарь и эта чертова зловещая пещера. Существа эти могли появиться где угодно, возможно даже возле места, где они впервые были созданы мысленным воображением творца, автора этих персонажей.
Да, Людвиг ловко подтасовал все факты. Но был еще один каверзный вопрос, разбивающий его ментальные галлюцинации в пух и прах. И я его не преминул задать.
— Все это хорошо, Людвиг, — стараясь не повышать голоса, обратился я к нему, — но где же твое главное доказательство, где эти существа? Покажи мне их, я хочу быть уверенным в правильности твоих опасений на все сто процентов. Людвиг, признайся, ведь ты сам даже не видел ни разу этих существ?!
Какое-то время он молча стоял, бесцельно вертя в руках сорванный стебель камыша и старательно избегая моего настойчивого взгляда, затем поднял глаза и посмотрел на меня в упор.
— В том-то и дело, — тихо молвил он, — в том-то все и дело, что я сам своими собственными глазами видел двоих персонажей моих произведений. И намерения у них, Ваня, были явно НЕДОБРЫЕ!
Я пытался прочесть в его взгляде хотя б один крохотный намек на ложь, шутку или издевательство, но тщетно. Либо он действительно излагал передо мной правду, либо он все же сдвинулся на нервной почве и теперь сам уверился в том, что придумало его разыгравшееся воображение.
В тот день к этой теме мы уже больше не возвращались, а наутро он собрался и уехал. И вот, сейчас я подъезжал к своему дому и гадал, что же мне предпринять? То ли найти и порекомендовать Людвигу хорошего психоаналитика, то ли… поверить в эту собачью чушь. Но в последнем случае это означало, что все людские страхи и ночные кошмары такая же реальность, как и мы сами. И еще это наталкивало на мысль о том, как УЖАСНО ГРАНДИОЗНО УСТРОЕН МИР, и о чем только думал Устроитель, да и был ли Он вообще?
Не желая больше ни о чем думать, я переключил все внимание на дорогу и вскоре уже сворачивал на подъездную дорожку, ведущую к моему особняку. Подумать только, я всю свою сознательную жизнь мечтал о таком вот доме, своем собственном, принадлежащем только мне. И когда сразу три моих романа подряд стали бестселлерами, да еще были экранизированы, вот тогда мечта моя воплотилась в реальность, я смог заказать на свои средства строительство отдельного для себя жилища, причем в одном из престижных районов города. Ранее я думал лишь о небольшом, но достаточно просторном и светлом коттедже, но это был настоящий особняк, какие можно увидеть только во сне или в фильмах о жизни элиты. Точно такой же принадлежал и Людвигу. Странно, но факт: его горячечно бредовые произведения приносили стабильный и весьма приличный доход. Так что и Людвиг мог себе позволить некоторую роскошь.
Поставив машину в гараж, я направился к дому. Оба этажа были погружены во мрак, отчего дом казался слепым и глухонемым. В саду все стихло, лишь теплый летний ветерок шелестел листвой деревьев и кустарником, за которыми я предпочитал ухаживать сам, не нанимая садовника. Каждодневная возня в саду доставляла мне подлинное удовольствие. Именно здесь, в тени палисадника приходили в голову многие сюжеты моих творений.
На этот раз мне показалось, что дом с садом затаились, поджидая меня, словно стараясь предупредить своего хозяина о чем-то очень важном и… ОПАСНОМ (О, Господи? Что за мысли?!), но не в силах этого сделать, так как не обладают нужными органами общения с живыми людьми. А с мертвыми — с ними могут общаться дома и деревья? Наверное, да. И еще с экстрасенсами, людьми, обладающими сверхчувственным восприятием и необычными способностями.
Почему, когда я подходил к двери, в тот момент в моем сознании возникли подобные мысли? Вероятно потому, что рассудок на время прекратил свою деятельность, отойдя в сторону, а вместо него включилось подсознание. Сколько раз за свою жизнь я подмечал, что мое предчувствие никогда не обманывало меня. Так и на этот раз я почувствовал что-то неладное, но не придал этому особого значения. Если бы я прислушался к зову своей интуиции, то возможно в моей темной, густой шевелюре было бы меньше седых волос. Как бы то ни было, но как говорится, от судьбы не уйдешь. Вот и я вслепую двинулся навстречу своему РОКУ.
Я успел войти внутрь дома и закрыть за собой дверь, когда эта тварь набросилась на меня в темноте. Как в ночном кошмаре, где все действия неправдоподобно замедлены, я увидел перед собой горящие во тьме глаза, а затем почувствовал, как в мое плечо впились острые клыки, а по щеке чиркнули чьи-то загнутые когти. Вскрикнув от боли, я в ужасе отпрянул назад и, споткнувшись обо что-то, грохнулся навзничь. То, что накинулось на меня, отлетело в сторону. В лунном свете я сумел разглядеть сгорбленный силуэт какого-то средних размеров животного.
«Собака, — мелькнула у меня мысль, — взбесившийся пес!» Если б я тогда знал, что за существо напало на меня в моем собственном доме, то, наверняка, со мной тотчас же приключился бы обширный инфаркт, возможно даже с летальным исходом. Сердце мое в последнее время начало что-то пошаливать (и это в тридцать-то лет!). Но в тот не совсем реальный для меня момент я решил, что это должно быть больная бешенством псина, невесть каким образом попавшая внутрь дома.
Вот именно, ведь двери обоих входов — парадного и черного — были заперты, я сам проверил их перед отъездом. Окна первого этажа расположены слишком высоко — никакое животное до них не доберется. Впрочем, все окна были тоже закрыты. Но тогда я об этом не думал, мне было совсем не до отвлеченных рассуждений. Во мне говорил, а точнее вопил, лишь могучий и неистребимый инстинкт самосохранения. И этот инстинкт подсказывал мне, что я должен защищаться и даже попытаться убить бессловесную тварь, так как в противном случае она сама меня прикончит.
Едва я успел вскочить на ноги, как враг вновь бросился в атаку, прыгнув мне на грудь и пытаясь разорвать горло. Однако выполнить это ему не удалось, потому что я встретил его добрым ударом. Тварь отлетела назад, тем не менее, сила прыжка была такова, что я не удержался и опять повалился на пол. Самым ужасным во всей этой ситуации было то, что зверь нападал в полном молчании. Что-то не припомню я, чтобы, нападая, собака не издавала хоть какие-нибудь звуки — рычание или лай.