— Заходи. Это всё ты! Это всё из-за тебя! Я тебе, Абдулла, как самому себе, а ты…
— Я виноват в том, о благороднейший, что помог твоим прекрасным жёнам увидеть их красоту? Что их развлекло и развеселило, что позволило им стать ещё красивее, ещё сильнее радовать сердце победоноснейшего своими прелестями?
— Ладно, что делать?
— Вернуть.
— Мозги шелудивого ишака! Разве эта стадо взбесившихся кобылиц позволит?!
— Заплатить.
— Это разорит мою страну, это возмутит мой народ, это сорвёт мои планы!
— Можно, конечно, просто отобрать… Да простит меня мудрейший, но я видел лодию, о нападениях на которую грустит вали Иван. Она берёт 25 тысяч пудов. Премерзких пудов премерзкого товара премерзких неверных. Воин весит пять пудов. С доспехами, оружием, припасами… вдвое. По течению и при попутном ветре эта лодия летит очень резво. Мы не успеем узнать о начале войны, а уже две тысячи гяуров возьмут Ага-Базар. Тёпленьким. Со всеми его товарами. Я прилагаю все силы, я каждый день молюсь Аллаху, но… Великий Булгар, радость Аллаха на плоскогорье Трёх Озёр… может просто не успеть закрыть ворота. Потом неверные захватят лошадей и пойдут вдоль Камы. И мы останемся без хлеба.
Дельта Камы — житница эмирата, зона мотыжного земледелия, кормит страну хлебом, там археологи будут находить сотни втульчатых мотыжек и тяпок.
Абдулла не сказал ничего нового. Эмир сам это прекрасно знает. Ещё с того момента, когда «белый булгары» побежали перед гриднями Боголюбского на Бряхимовском полчище.
Бряхимовский разгром, падение Янина… Дальше очевидное: Ага-Базар и Великий Булгар. Связка примитивная, додуматься — «как два пальца об асфальт».
Эмир для того и затеял этот громоздкий переезд, перенос столицы в Биляр. Соскочить с Волги, с «рельс», по которым разгоняется «русский паровоз».
Биляр и к Каме речного выхода не имеет. Водой идти нужно издалека, от Волги, с юга, чуть ли не от Луки, идти долго, против течения, по малым речкам. На берегах которых будет крутиться лучная конница, посыпая находников «певучими гонцами смерти». А в конце их встретит четырёхслойная матрёшка укреплений Биляра. Со стенами невиданной высоты и толщины.
Ибрагим это многократно продумал, прочувствовал. Неделями бродил ночами в своём дворце, ища спасительное решение. Нашёл, обсудил, пережил в своём воображении возможные варианты и препятствия. Вложился душой, временем, деньгами. Он готовится. Но пока не готов. Ещё бы года три-четыре. Как по заключённому с русскими перемирию.
Заплатить — потерять эти годы. Денег на строительство не будет.
И что? — Можно же продлить мир на следующие шесть лет. А, может, и не придётся останавливать стройку. Денюжки у поданных есть. Если чуть прижать…
«Куда ты денешься — плати,
Иначе — вам не жить.
Эмира вам не обойти,
Придется заплатить».
Или — отказаться от собственного, выстраданного, уже начатого плана?
Перед ледоставом мы получили серебро. Булгария влетела в национальный финансовый кризис.
Народ верно говорит: «От бабы пользы ни на грош, да дух от неё хорош». Почему «глупые», девочка? Бабы эмирячьи не глупые, а реальные. «Локальные оптимизаторки» — «хорошо» себе, локально. Что там, за стеной дворца — им не интересно. Думать про то их не научили, сделать там они ничего не могут. Так к чему про то, снаружи, заботиться?
Им бы в гареме весело жить. Зеркало для женского веселья очень полезно. А за оградой… На то муж есть. Пусть он себе мозги сушит. Гендерное разделение труда: бабам — красоту да любовь, мужикам — войну да деньги. Всяк при своём деле.
Чуть позже, когда с Серебряной Булгарией малость растряслось и устаканилось, я Николаю орден Святого Владимира Четвёртой Степени дал. За успехи в гос. строительстве. В смысле: за втюхивание соседям гаремного зеркала с тяжкими и особо тяжкими.
Как-то у нас всё с выподвывертом получается.
Кажется — чего проще?
— Владетель! Наведи порядок в своих землях.
Фиг. Бакшиш давай.
— Это же твои люди! Ты же сам так думаешь!
Бакшиш давай.
Ну — «на». Раз — «на», два — «на»… Потом — купи.
«Бойтесь данайцев, дары приносящих».
Увы, «Иллиаду» здесь не читали. И про «сыр в мышеловке» не в курсе.
Всё это тянется… Вы не представляете насколько здешняя жизнь… вязкая. Даже не по расстояниям. Элементарное:
— Отнеси эмиру грамотку.
От площади перед воротами его дворца, до ушей блистательнейшего — неделя. При том, что все всё знают, согласны и очень не маленький человек подпихивает.
— Он — выслушал. Он — думает.
А климат у нас… Зиму не уговоришь, бакшишем не остановишь. Время упущено.
«Все так живут».
«Так жить нельзя и вы так жить не будете».
А пока мой «авианосный Кон-Тики» вытащили на берег, вычистили, осмотрели, просмолили… Зима пришла.
К весне ситуация стала ещё… веселее.
С одной стороны, кипчакам погрозили, башкортов (каких-то) побили.
С другой — Булгария побулькивает. Два восстания одновременно, толпы разбойников шастают. Нестабильно, ненадёжно. Но Саксин мне нужен.
— Э-э… как тебя… скажи своему… э-э… Ивану, что для вас теперь везде пути открыты. И пусть вернёт серебро! Нечестивая помесь гиены и солитёра…
Насчёт «вернуть» — уговора не было. Глупый наезд «а вдруг?». Нет уж, «умерла — так умерла». Да и по сути: эмир просто выполнил свои «должностные обязанности». Насколько качественно? — Проверяем. Снова снаряжаем расшиву, снова Муса ведёт её вниз.
Фактическая проверка показала: исполнение некачественное. Верить нельзя никому, а эмирам — особенно.
Повтор. Но не «один в один». В Саксине доросли до того четвёртого, который «не-утопленник». Купчики тамошние уже сидят-ждут. Кто с серебром, кто с товарами, которые мне интересны. Хотя продолжают пытаться впихнуть Афоне — тамошнему фактору — разное невпихуемое: то камку, то парчу. На кой она нам? Я парчу даже с алтарей снимаю. Про это — уже… Многое наше, что брали только «на посмотреть», хотят уже партиями. Помещения, причал, работники… решено.
Как ходят караваны — я уже…
Важен режим стоянки: пришёл, скинул, загрузил, ушёл. Или стой-жди, пока купец расторгуется. Разница — основа процветания Великой Ганзы и итальянских торговых республик.
От Саксина до Ага-Базара барку тащат два месяца, вниз она идёт 20 дней. Всеволжск — на половину дальше.
Вариации «бурлачества» мы отрабатываем ещё с моих Смоленских похождений, с «банды Толстого Очепа». Кое-что Муса применяет: упряжь рюкзачную, сменные вахты «тягунов», кормёжка на борту. Другие, вроде «марша с факелами», мосты через притоки, обустройство тропы, тёплые стоянки… На чужой земле? — Нет возможности.
Римские легионеры за пять часов проходили 32 км с полной выкладкой. После чего строили стандартный лагерь с немалым объёмом земляных и плотницких работ. Не «прохожие с улицы» — подготовленные, тренированные люди. Но и здешние бурлаки вовсе не «доходяги задёшево». Как Рахметова проверяли перед тем, как в артель взять — я уже…
Две сменных упряжки, даже при ночёвках на берегу, дают существенный выигрыш в длине дневного перехода. Люди при четырёхчасовых вахтах устают меньше, идут быстрее. Конечно, и платить приходиться больше. Загонять их в апрельскую или ноябрьскую Волгу… Бурлак постоянно «плескается» в воде. Затягивать марш до ледостава — угробить людей.
Помимо ощущения собственной глупости и мерзости, это и в цене плохо проявится: коли у тебя нынче пол-упряжки перемёрло, то на следующий раз расценки подымай вдвое. Иначе люди не пойдут.
Есть интересные подробности как лучше пройти эти 2200 вёрст от Хазарского моря до Окской стрелки и обратно. Чистая вода у Стрелки 200 дней в году, у моря — 260… в Российской Империи низовые бурлаки тащили барки до Казани, там команды менялись…
Проще: пару недель простоял — второго рейса в году не будет.
Прямо сейчас не критично. Но год-два — и мы выйдем на соответствующие объёмы.
Муса топает из Саксина назад и нарывается на повтор. С теми же персонажами.
Точнее — я же не знаю имён людей — с теми же «этническими преступными группировками». Кроме тех, что были на Луке.
Насчёт жителей Девичьих Гор ничего плохого сказать не могу: визирь их хорошо вырезал, на реку не вылезают.
У кипчаков, кажется, другой курень из той же орды. У башкортов прорезались юраман и юлмын. Первые, получив подарки, попытались напасть ночью, вторые — сходу в атаку без разговоров. И снова буляр:
— Давайте мириться. С вас куны (штраф за убийство).
— Давайте. Но кун не будет — вы напали, вы тоже убили.
— Вай-вай. Нам жаль. Но наших погибло больше — вам и платить больше.
Муса, может, и заплатил бы. Но булярские бии жадничают — считают только всеволжских, без погибших саксинских булгар. Называют их помётом кривой кобылицы, степным мусором, сметённым к дувалам Саксина под сапоги огузов. А соседи-родичи погибших в прошлом году, которые тащат расшиву нынче, всё это слушают.
Такие же булгары. Только верят в Аллаха, кланяются муллам и платят налоги хану. Своих степных «родственников» иначе, чем тупыми злобными язычниками не считают. Ещё бы — они-то городские! В мечети бывают! А эти… немытый помёт кривой кобылицы.
Мнение бурлаков надо учитывать: если половина экипажа нападёт на другую половину, то, при любом исходе, расшива до Ага-Базара не дойдёт.
Муса всю ночь уговаривает старшин буляр «урезать осетра». Утром те уходят, и через час, только сняли лагерь, только бурлаки впряглись — нападение конного отряда. «Недовольных ущемлением родовой чести путём невнесения в список покойников» так в упряжке и посекли. Кораблик от стоянки отскочил, вынесло на стержень, снесло вниз.
Ветра попутного нет — пришлось три дня стоять на острове, отбиваясь от лодочных десантов, мучить людей ночными караулами. Потом вообще уйти на сотню вёрст вниз. Только тогда отстали.