Именно в эту ночь Надоеда окончательно пришел к заключению, что мир, по которому им троим довелось странствовать, был копией и порождением его собственного покалеченного разума.
К действительности он кое-как возвращался, только когда натыкался на острые осколки сланца, которых здесь было великое множество. Он чувствовал, как они подаются и трескаются под его лапами.
— Где мы сейчас?
— На Уолна-Скаре, — ответил лис. — На Шраме, попросту говоря.
— В самом деле? — спросил Надоеда, думая о том, как это все-таки странно — путешествовать по поверхности собственной головы.
— Вообще-то, — сказал лис, — то, что называют Шрамом, расположено наверху, у самой вершины. А здесь просто бывший сланцевый карьер. Сюда уже много лет никто не заглядывает. Людям тут нечего делать. Ну разве только пастухи иногда встречаются.
— Куда ты нас ведешь? — поинтересовался Рауф.
Покинув старый карьер, они вновь выбрались на открытый склон. Над ними вздымалась отвесная стена Торвер-Хай-Коммон.
Лис быстро щелкнул зубами, подхватив крупного жука-оленя, устроившегося под вереском, и двинулся дальше, выплевывая на ходу частички хитинового панциря.
— Тут, — сказал он, — всяких ям и канав великое множество…
— Ну и?.. — спросил Рауф.
— Не всякую найдешь, а найдешь, так и не вдруг влезешь.
— Он правда хорошо знает, куда идти, — встрял Надоеда, непрестанно заботившийся о сохранении хрупкого мира между Рауфом и лисом. — Он только не хочет говорить, куда именно. На всякий случай. А будешь расспрашивать, он решит, что ты ему не доверяешь!
— Я доверяю ему лишь до тех пор, пока он будет считать, что я небесполезен для набивания его брюха, — сказал Рауф. — Но если, к примеру, я лапу сломаю на каком-нибудь птичьем дворе…
— Мы теперь дикие животные, — напомнил ему терьер. — Если такое случится, что он сможет для тебя сделать? Остаться умирать вместе с тобой? Сам подумай, какой в этом толк.
Они рысцой одолевали длинный, отлогий подъем, то и дело перепрыгивая ручейки и канавы. То тут, то там из-под скал выскакивали переполошенные овцы. Совершенно неожиданно, не произнеся ни слова, лис лег наземь на пятачке шелковистой травы. Проделал он это так незаметно, что псы пробежали добрую дюжину ярдов, прежде чем заметили его отсутствие. Когда они наконец обернулись, лис смотрел на Рауфа немигающим и ничего не выражающим взглядом, положив голову на передние лапы.
— И ничему-то ты не научился, старина, — проговорил он с плохо скрытой насмешкой. — Небось уже в пузе урчит?
Тут до Надоеды дошло, что лис вертит Рауфом, как ему вздумается. Если тот сейчас признается, что проголодался, — а это наверняка так и есть, — лис сможет притвориться, будто нехотя идет навстречу желанию Рауфа сделать привал, поохотиться, убить и насытиться. И все будет сделано как бы по инициативе большого пса. И, соответственно, он, а не лис окажется виноват, если что-то пойдет не так.
И Надоеда поспешно ответил, опередив Рауфа:
— Вообще-то еще не очень. Если сам хочешь есть, так и скажи!
— Сколько овечек вокруг, — продолжал лис. — Таких жирненьких, вкусненьких. Метки видите?
Надоеда понял, что состязаться с прирожденным интриганом свыше его сил. Он устало подумал: «И на что мне это надо? Пусть все идет своим чередом…»
— Какие метки?
— На овцах, приятель. Пастушьи метки на овцах. Так люди отличают одну от другой. А ты не знал, что ли? Короче, у здешних овец метки не такие, как у овец фермера из-под Блэйк-Ригга. Ну, понял, о чем я?
— Он хочет сказать, — объяснил Надоеда, — что здесь убивать овец безопаснее, потому что здесь мы еще не засветились. Не пойму только, почему он ни о чем прямо не говорит, а все обиняками?
— А ты поумнел, приятель, — сказал лис. — Ладно, скажу прямо, что я сейчас сделаю. Я вместе с вами прикончу какую-нибудь из этих вкусных, жирных овечек…
Охота отняла у них более получаса. Облюбованная ими овца хердвикской породы оказалась сильной, хитрой и отчаянно храброй. Когда ее загнали в угол, она остановилась под скалой и дала бой. Она била копытами и кусалась. Сначала Надоеда получил хороший удар в плечо, а потом овца еще и перекатилась через него, больно придавив ребра. Помятый терьер долго отлеживался в ближнем ручье, лакая водичку и отрывая куски от покрытой шерстью задней ноги, которую приволок ему Рауф. Мясо было великолепное, какого они еще ни разу не добывали: нежное, сочное, наивкуснейшее. Надоеда сразу приободрился и обрел уверенность в себе. Затем он нашел себе удобное место и заснул, чтобы проснуться лишь на рассвете. Ветреное небо было багровым. Рядом стоял лис, а Рауф чуть поодаль лакал воду из ручья.
— Где мы сейчас? — спросил фокстерьер, содрогаясь от холода и разглядывая вершину, черную на фоне облаков, которые летели с востока.
— Под Коу… А ты никак приболел? Не переживай, идти недолго осталось.
— Я не приболел, — заверил его Надоеда. — Если только не считать того, что я спятил.
Следующая миля пути вывела их на другую сторону широкого кряжа. Но, едва они начали спускаться, лис поглядел туда и сюда, высунув голову из жесткой травы, и наконец повернулся к Надоеде.
— Это Брун-Хоу, старина, — сказал он. — Там, ниже — Ликлдейл. А прямо перед нами — вход в шахту. Глубокую. Мы там довольно долго сможем безбедно жить… Если, конечно, здоровяк опять не выкинет какую-нибудь штуку и нам не придется удирать сломя голову!
Надоеда даже не слишком удивился, и впрямь увидев перед собой вход в подземелье. Пути людей, зачем-то убравших с земли улицы и дома и устроивших вместо них заросшие папоротниками холмы, оставались неисповедимы.
Новая пещера оказалась ниже и уже той, которую они недавно покинули. Усталый терьер, не вполне освеженный ночевкой на мокром склоне, вошел следом за своими спутниками в сухие и безветренные недра. Отыскал местечко поуютней, свернулся клубком и снова заснул.
Пятница, 29 октября
— Все то же самое, — сказал Роберт Линдсей. — Ухайдакали в точности как твою, Деннис. Все как ты мне рассказывал. Точь-в-точь!
— Собака, должно быть, — кивнул Деннис. — Кому же еще?
— Ну да, верно. Она, точно она. Даже и сомневаться нечего. Еще я тебе вот что скажу: их, подлюк, тут две побывало. Это же молодая овца была, здоровая, сильная… Эх, вправду хороша была, бедолага! А какой бой им дала! Все кругом в кровище, и косточки разбросаны аж до ручья, опять же, то есть, как у твоей. Одной собаке такое сотворить не под силу…
— Мерзавцы четвероногие, — сказал Деннис. — Я позавчера к озеру ходил, понимаешь, Боб, при луне. Собак взял, ружье — и все как есть там обшарил. До самого Блэйк-Ригга смотался. Прикинь, нигде ничего!
Он затоптал окурок и зажег новую сигарету.
— Правильно, они на одном месте не будут сидеть, — сказал Роберт. — Не дурные, чай. Они, думаю, дальше в долину ушли.
— Ну а откуда они, по-твоему, вообще взялись? — спросил Деннис. — Я уже всех обзвонил — и Пратта, и Рутледжа, и Бу, и даже Биркетта, который близ Торвера живет. Ни у кого собаки не пропадали!
— Погоди, Деннис, мне тут пришла одна мысль. Это только догадка, но она не выходит у меня из головы. Помнишь старого Гарри Тайсона? Ну, которого совет нанимал дорожным рабочим год или два назад?
— Да, только ведь он с тех пор в Конистон перебрался? И работает в Лоусон-парке, в этом, как его, центре по изучению живности?
— Ну да, верно, там он и обретается. Так вот, намедни он пропускал рюмочку в Бротоне, в баре гостиницы «Мэнор». И, помнится, обронил, будто бы из их центра две собаки сбежали. Это слышал Джеральд Грей, хозяин «Мэнора», и потом рассказал одному клерку из банка. А клерк — уже мне, когда я нынче утром туда заглянул.
— Ты его расспросил?
— Нет, Деннис, не успел. Торопился жутко, все на бегу. Я и внимания-то сначала не обратил, смекнул, только когда уже на улицу выскочил. Меня прямо осенило.
— Как по мне, нам не очень-то светит припереть виновника к стенке, — сказал Деннис. — Я имею в виду, даже если мы позвоним в этот самый центр и спросим, не пропадали ли у них какие-то собаки, они, скорее всего, пошлют нас куда подальше. Скажут, мол, это не их собаки, ну и всякую такую хрень…
— Ну, отмахнуться от нас у них не получится, — возразил Роберт. Он крепко держал в руке посох, его голубые глаза пристально смотрели на Денниса. — На них можно управу найти! Лоусон-парком-то кто ведает? Правительство. Так что, если они упрутся и откажутся говорить, куда подевались собаки, мы можем напустить на них депутатов.
— А тем временем эти твари всю отару мне перережут, — плюнул Деннис. Он недолюбливал правительственные учреждения, и в особенности министерство сельского хозяйства; поэтому одно лишь упоминание об этом ведомстве вызвало у фермера лютую злобу.
— Нет, Деннис, ты послушай. Владелец собаки, которая режет овец, преследуется по закону! Это подсудное дело! Так что, если виновным окажется министерство, чиновники очень даже забегают. Оно им надо? Одна только возможность…
Роберт привык внимательно читать газеты, к тому же был человеком широкого кругозора и обладал способностью смотреть на вещи глазами других людей. И сейчас он уже мысленно прикидывал, какие круги по воде могут пойти из-за участившихся случаев гибели овец, — если, конечно, предположить, что слух, подхваченный у банковской стойки, соответствовал истине.
Чем дольше он размышлял, тем больше уверялся, что можно заполучить в свои руки очень хорошую дубинку против правительства и прочих бюрократов, которые всячески притесняли безответных фермеров Озерного края. Гарри Тайсон, с которым Роберт много лет водил знакомство, был надежный старикан и далеко не дурак. Следовало разузнать у него, что произошло у них в Ж.О.П.А. Роберт привык тщательно взвешивать свои действия. Он никогда не шел напролом, кроме разве что самых крайних случаев. Ему и в голову не пришло позвонить в исследовательский центр и напрямик спросить про собак.
Деннис же, напротив, предпочитал действовать открыто, не ища окольных путей, — особенно в тех случаях, когда были затронуты его денежные интересы. В этом смысле он был бесстрашен — и даже, фигурально выражаясь, имел на своем фюзеляже некоторое количество звезд. И мысль о телефонном звонке в Ж.О.П.А. незамедлительно пришла ему в голову.