Проведав обезьянку, запертую в цилиндре, мистер Пауэлл, согласно инструкции, пометил мелом на доске достигнутый результат — тринадцать суток. Теперь он просматривал предварительный отчет о биглях, которых заставляли вдыхать сигаретный дым, и одновременно обдумывал общие положения письма в компанию «Империэл кемикал индастрис».
Разработка безвредной сигареты представляла жгучий интерес для ученых и в случае удачи сулила неисчислимые блага человечеству. Научный прорыв в этом направлении сулил британским исследователям, так сказать, всю славу Греции и всю царственность Рима. (Тут нелишне вспомнить императора Нерона, который тоже был своего рода исследователем: как известно, он заставлял рабов поглощать огромное количество пищи, а потом исполнять различные задания. Кому-то приказывали лежать, кому-то — неторопливо прохаживаться, кому-то — бежать во всю прыть. В дальнейшем невольников вскрывали, дабы изучить влияние тех или иных действий на органы пищеварения. Одного жаль, что детальные отчеты об этих примечательных опытах до нас не дошли.) Конечно, всякий человек волен раз и навсегда затушить сигарету, но зачем же выдвигать столь чрезмерное требование, когда есть возможность поэкспериментировать на вполне живых высокоорганизованных животных? Компания-заказчик описывала эти эксперименты как поиск «абсолютной защиты» для курящего человечества — очевидно, расценивая ее как более надежную, чем полный отказ от табака.
Собак — английских гончих — помещали в специальные станки, надевали на них дыхательные маски и таким образом принуждали «выкуривать» до тридцати сигарет в день (мистер Пауэлл даже блеснул остроумием на одной конференции, заметив: «Везет им — это больше, чем я сам могу себе позволить»). По плану через три года собак предстояло умертвить с последующим вскрытием и подробнейшим изучением. К счастью, на данный момент руководство «Империэл кемикал индастрис» держало твердую оборону, отбиваясь от всякой сентиментальной чепухи, которой поливали их мисс Бриджит Брофи и Общество за прекращение вивисекции. На днях компания сделала заявление, гласившее: «Курение является фактом жизни современного общества. Его вред для здоровья людей признается на правительственном уровне. Учитывая это, наши ученые трудятся над разработкой новых сигарет, которые существенным образом снизят факторы риска. Использование животных в экспериментальных целях — неразрешимая моральная проблема, однако на сегодняшнем уровне развития науки иного способа удостовериться в безопасности лекарств и химикатов не существует». Формулировка, по мнению мистера Пауэлла, была блистательной, и он даже сразу не уловил (пока невыносимая мисс Брофи не ткнула всех в это носом), что табачный дым едва ли соответствует формуле «лекарства и химикаты». Еще «Империэл кемикал индастрис» утверждала, что прилагаются все усилия по избавлению подопытных животных от излишних страданий. А кроме того, где только возможно, используются низшие виды, например крысы.
— Умно, — пробормотал мистер Пауэлл, просматривая документы в своей папке. — Крысы вообще-то очень умные и восприимчивые, только никто их не любит. Вот бы поставить на опыты с сигаретным дымом каких-нибудь шакалов или гиен — небось никто не бросился бы их защищать!
Проект письма рождался с трудом. Каждое слово, преданное бумаге, грозило стать миной — уж больно нешуточные страсти бушевали вокруг. Почем знать, не попадет ли письмо в руки противоборствующей стороны, которая, вырвав из контекста отдельные фразы, извратит их смысл и обратит против автора. Вообще-то следовало бы предложить доктору Бойкотту организовать встречу с деятелями из «Империэл кемикал индастрис» и обсудить результаты с глазу на глаз. Особенно после того, как при вскрытии последней партии собак…
В это мгновение зазвонил телефон. Надо сказать, мистер Пауэлл очень не любил телефоны и никак не мог избавиться от своей неприязни. По его собственному признанию, самым неприятным в его работе было то, что он всегда находился на связи в ожидании вызова к тому или иному начальнику. Вот и теперь он с опаской посмотрел на верещавший телефон. Вероятно, доктору Бойкотту приспичило побеседовать о биглях-курильщиках, а он, Пауэлл, еще не был готов к разговору. Как всегда утешаясь мыслью, что по прошествии многих опытов он и сам станет Бойкоттом, мистер Пауэлл снял трубку.
— Пауэлл!
— Мистер Пауэлл? — раздался голосок барышни на коммутаторе.
— Слушаю, Долли. Что, входящий звонок?
— Да, мистер Пауэлл. Тут у меня джентльмен на линии, сейчас я вас соединю.
Это было скрытое предупреждение мистеру Пауэллу: мол, аккуратнее подбирайте слова. Сотрудникам Ж.О.П.А. следовало быть неизменно осторожными в речах, особенно общаясь с посторонними.
— Он просит службу информации, — продолжала Долли, — но такого подразделения у нас нет. — («И хорошо, что нет», — мысленно произнес мистер Пауэлл.) — Вот я и подумала: может быть, вы ответите на звонок? Джентльмен сказал, что хочет поговорить с кем-нибудь о собаках.
— О собаках? — переспросил мистер Пауэлл. — Что за джентльмен? Откуда звонит?
— Судя по всему, мистер Пауэлл, это кто-то из местных. Частное лицо. Так вы будете говорить?
«Ишь как старается спихнуть его на меня», — подумал мистер Пауэлл, лихорадочно соображая, как поступить. И решил, что знакомый черт — всяко лучше незнакомого. Если он откажется говорить, это будет воспринято как увертка и звонок переадресуют кому-нибудь другому. А потом выяснится, что речь шла о деле, за которое отвечал именно он, и отвертеться все равно не удастся. Если же окажется, что это не его зона ответственности, — что ж, он узнает кое-что о чужих делах без ущерба для своей репутации.
— Ладно, Долли, соединяй, — сказал он телефонистке. — Рад буду помочь джентльмену, если смогу.
— Спасибо большое, мистер Пауэлл!
«Ишь ты, какой жизнерадостный голосок», — подумал он, а тем временем в трубке раздался щелчок.
— Соединяю вас с мистером Пауэллом.
Новый щелчок.
— Можете говорить!
«Черт бы тебя побрал».
— Доброе утро, сэр, — сказал он вслух. — Моя фамилия Пауэлл. Чем я могу вам помочь?
— У вас пропадали собаки?
— Э-э… А с кем я говорю? Представьтесь, пожалуйста.
— Это вас Уильямсон беспокоит. Я фермер из Сита, что в Даннердейле, овец развожу. Собаки, говорю, у вас пропадали?
Мистер Пауэлл мысленно помянул и святых угодников, и всю преисподнюю.
— Э-э… Не могли бы вы поподробнее рассказать, что у вас за проблема, мистер Уильямсон? Что побудило вас обратиться к нам, ну и вообще…
— Да пожалуйста, дело-то нехитрое. У нас тут в Доннердейле кто-то повадился овец резать. Уже три или четыре штуки погибли. Другие фермеры тоже думают, что это бродячие псы орудуют. Так вы можете мне прямо ответить на прямой вопрос — пропадали у вас собаки?
— Простите, мистер Уильямсон, вот так с ходу я не готов вам ответить, но…
— А могу я переговорить с кем-нибудь, кто готов? Должен же кто-то знать, сколько собак у вас в центре и нету ли пропажи!
— Вы совершенно правы. Дело в том, что отвечающий за это сотрудник в данное время отсутствует. Мистер Уильямсон, давайте так: я все выясню и немедленно вам перезвоню. Обещаю не забыть, так что не беспокойтесь.
— Ладно, только вы уж там правда не мешкайте. Тут у нас, знаете, время — деньги, что потопаешь — то и полопаешь. И овцы у нас — как банковский счет.
Мистер Пауэлл, снедаемый самыми дурными предчувствиями, решил предпринять ответный ход.
— Мистер Уильямсон, скажите, вы сами или кто-то другой видели этих собак?
— Если бы я их увидел, — прозвучало из трубки, — они бы тогда же лапы протянули. Кстати, вы на ваших собак ошейники надеваете?
— Да, надеваем. Зеленые, пластиковые, с выдавленными на них номерами.
— Ну хорошо. Так, значит, вы разузнаете, не сбежали ли какие, и перезвоните? Договорились?
Деннис продиктовал свой домашний номер, еще раз попросил особо не мешкать — и дал отбой. А мистер Пауэлл с глухо колотившимся сердцем отправился к доктору Бойкотту.
— Повторяю в тысячный раз, — сказал лис. — Нас уже ищут, так что следует дорожить этой норой. Запомните наконец: убивать надо подальше отсюда! Чем дальше, тем лучше! Иначе — скорая Тьма, можете мне поверить. Больше никогда не делайте таких глупостей, как в тот раз! — И похвастался: — Я вот никогда такого не допускаю, поэтому и живу долго. Я всех умней! Я у мамки родился далеко отсюда, за Кросс-Феллом. Прикиньте, откуда пришел! Кто здесь охотник лучше меня?
— Ты, старина, ясное дело, кто ж еще, — ответил Надоеда, понемногу начиная имитировать странный акцент, с которым говорил лис. Фокстерьер чесал спину, ерзая по колючему сланцу кверху лапами. — Ты, по-моему, ни разу еще не ошибся… старина.
— Никогда не убивай второй раз на том же месте. И никогда не убивай ближе двух миль от своей лежки! А как убьешь — ничего в логово не тащи. Множество лисиц соскочило во Тьму из-за того, что у них рядом с норой кишки и перья валялись.
— Да уж, охотник ошибается один раз… — лениво проговорил Надоеда. — Слышь, лис, как по-твоему, неплохо у меня получается?
— Может, в следующий раз мы пойдем куда-нибудь к ручью Эш-Гилл, — пропустив мимо ушей реплику Надоеды, продолжал лис. — Однако фермеры легко находят овечьи туши, придется нам их перехитрить! Так что вторая ближайшая вылазка — в Лэнгдейл. Или Эшдейл. Дотуда миль десять, авось добежим.
— Я в деле, — заявил Рауф. — Я пойду так далеко, как ты скажешь, только бы добыча была!
— Если какой-нибудь чурбан усомнится, что я умный, — сказал лис, — я его спрошу: как же так вышло, что я еще здесь и все мы — живы и сыты?
— Надо клуб учредить, — предложил Надоеда. — Клуб удачливых выживальщиков. Очень закрытый. Всего из трех членов, считая тебя, лис. И один из троих — с тараканами в голове…
— Это была любимая шутка Киффа, — произнес Рауф. — Я никогда не мог понять, что в ней смешного. А Кифф понимал… Что такое «клуб»?