— Очень-очень далеко, лис. Смотри… такое темно-синее, и это не небо! Что-то вроде огромной раны между землей и небом! Похоже, кто-то вскрыл вершину холмов, но почему кровь течет… синяя?
— Нет, ты явно еще не отошел от того припадка в сарае. Куда ты смотришь?
— Во-он туда. Между теми вершинами.
На расстоянии десятка миль от них, отчетливо различимая в прозрачном, пронизанном солнцем воздухе, между далекими вершинами Хеск-Фелл и Уитфелл пролегла вдоль горизонта полоска цвета индиго.
— Там? Да это же море! А ты и не знал? — Надоеда вздрогнул, и лис добавил: — Ну не овечья же задница.
— Нет, не знал, — проговорил фокстерьер. — Море? А что это такое? Место такое? Это его мы чуем, когда ветер становится словно чей-то мокрый язык?
— Точно, старина. Соль и водоросли. И вода — жуткая уйма воды! И еще там бывают волны.
— Значит, мы не сможем там жить? — спросил Надоеда. — Оно выглядит таким… ну… мирным, что ли. Не могли бы мы уйти туда и там поселиться?
— Осла в перьях когда-нибудь видел? — коротко бросил лис и, покинув Надоеду, юркнул между скалами туда, где проснувшийся Рауф ловил оживших на солнце мух.
Оставшись один, фокстерьер продолжил смотреть на далекую каемку темной синевы. Вода? Неужели там и вправду вода? Эта мирная полоска у подножия неба?.. Обрамленная с двух сторон вершинами высоких холмов, она казалась такой твердой, гладкой и неподвижной. Но она была очень далеко. Гораздо дальше распадка между холмами и значительно глубже, в разверстой ране земли.
— Думаю, его можно вернуть на место, — размышлял вслух терьер. — Оно не должно быть так открыто, и все-таки оно еще там, хотя я этого и не ждал… Надо его снова закрыть, и тогда я, вероятно, поправлюсь. Но дотуда так далеко… Если бы меня нынче утром не вытащили из моей головы, я бы, наверное, придумал, как туда добраться. Но кто мог знать, что оно все еще там?..
Надоеда закрыл глаза, и соленый ветер, налетавший неровными порывами, принялся ворошить траву, напевая едва слышную песенку, меж тем как слабые запахи набегали на него и отступали, точно морская волна.
Под хирургическим ножом
Во сне утратил ты рассудок.
Но ветер шелестит о том,
Что впереди возможно чудо.
Ты наугад бредешь во мгле
И лишь зовешь: «Хозяин, где ты?»
Лишенный места на земле,
Ты здесь на все найдешь ответы.
— Если бы я только мог собраться с мыслями, — пробормотал фокстерьер. — Но что-то спать охота. День длинный выдался, и ночь будет длинной… или что-то в этом роде… А до чего трава под ветром плавно качается! Точно мышиные хвостики…
И Надоеда, успокоившись, забылся сном, пригревшись на позднем ноябрьском солнце.
«Филлис Доусон, владелица местного магазина, не далее как вчера испытала настоящее потрясение, — выстукивал на своей пишущей машинке Дигби Драйвер. За последние несколько лет он практически не брал в руки ручку, кроме тех случаев, когда требовалось расписаться. — Что же произошло? Оказывается, ее мусорные бачки подверглись налету этаких новомодных коммандос — двух таинственных псов, которые с некоторых пор повадились играть в кошки-мышки с рассерженными фермерами мирной, овеянной духом старины долины Даннердейл, что в Ланкашире, в самом сердце воспетого Вордсвортом Озерного края. Таинственная смерть Дэвида Эфраима, менеджера фирмы готового платья (его нашли застреленным возле собственного автомобиля в довольно уединенном месте долины, называемом Кокли-Бек), случилась как раз в то время, когда фермеры прочесывали окрестные склоны в поисках четвероногих налетчиков. Полагают, что этот трагический случай стал очередным звеном в цепи событий, которую предстоит распутать, чтобы добраться до первопричины всех бед. Откуда взялись эти таинственные псы и где они могут скрываться? Бдительность и находчивость Филлис, к сожалению, не принесли ощутимого результата: Стивен Пауэлл, сотрудник Центра животной опытно-научной и прикладной апробации, расположенного в Лоусон-парке, спешно одолел восемнадцать миль, дабы опознать захваченную собаку и вернуть ее в надлежащее место, однако прибыл слишком поздно и не успел воспрепятствовать побегу животного, которое было заперто в сарае мисс Доусон. Действительно ли эти хвостатые робин-гуды представляют угрозу для общества (на чем горячо настаивают местные фермеры) — или же все обвинения в их адрес беспочвенны? Что, если у них есть алиби? Наверняка утверждать невозможно, поскольку никто не знает, где они находятся… Вот таким вопросом задается нынче весь Озерный край, в то время как я продолжаю свое расследование в маленьком сумрачном городке Конистон, где когда-то жил знаменитый викторианец Джон Рескин».
«В качестве основы первой статьи сойдет, — решил Дигби Драйвер, перечитав напечатанное. — Захотят сделать длиннее — дольют воды прямо на летучке. Реальную связь собак с Лоусон-парком прибережем до завтра. Может получиться замечательно! Сенсационное разоблачение на глазах у всего изумленного мира: „Почему от нас скрыли правду?“ и тому подобное. Вопрос в том, что конкретно удастся предъявить этому центру. Нам известно, что оттуда смылись два пса, и, благодаря миляге Стивену, дай ему бог здоровья, знаем также, как они выглядят и в каких экспериментах использовались. Еще можно утверждать — почти наверняка, — что именно эта парочка рылась в мусорке у мисс Доусон. Вот только читателя этим не зацепишь. Нужно выяснить, вправду ли именно они резали овец и, самое главное, имеют ли они отношение к гибели Эфраима. Необходимы неопровержимые свидетельства вопиющей безответственности лиц, призванных служить благу общества».
— Приди, о безответственность, приди на смертный бой, — весело запел репортер. — Попомни сэра Айвора, что платит нам с тобой. Чтоб газетенку брал народ и каждый день читал, из-под земли нароем мы какой-нибудь скандал…
Запнувшись, Дигби Драйвер глянул на часы. «Десять минут до открытия, — продолжил размышлять он. — Ну, пока грех жаловаться. Признаться, никак не ожидал, что мне с порога так повезет. Едва прибыв в Даннердейл, наткнуться на собак, а потом на рубаху-парня Пауэлла, приехавшего за ними!.. Тем не менее материал еще не хватает читателя за глотку и не приковывает намертво к первой полосе — а именно этого надо добиться, так или иначе. Но у нас еще есть Тайсон. А там и Гуднер… Да, Гуднер… надо бы покопаться — кем он окажется, если как следует поскрести? Надо будет Симпсона задействовать…»
Он вышел на улицу и не спеша двинулся в сторону «Короны». Сквозь мягкие предзимние сумерки моросил дождик, а с ближних холмов наплывали запахи осеннего леса. В просветах между домами виднелось далекое озеро — серое, тускло поблескивавшее, точно кожа угря, пространство, которое было живым и подвижным. Как будто отражало бессчетные жизни, проведенные на его берегах, — ничем не примечательные, лишенные ярких событий и давным-давно канувшие, подобно осенним листьям и ягодам, в холодную глубину времени… откуда они продолжали оказывать свое тайное влияние на ныне живущих. В садиках еще виднелись бронзовые хризантемы, из окон сквозь красные занавески проникал свет, из увенчанных колпаками труб отчетливо тянуло дровяным дымком. Вот, меняя скорости на подъеме, проехал фургон. Отдалился рокот мотора, и снова стало слышно непрестанное журчание воды, — так распрямляется вереск, примятый лошадиным копытом. Где-то часы пробили шесть вечера, залаяла собака, ветер перекатил по гравию брошенный кем-то бумажный пакет, и со стенки на стенку перелетел черный дрозд, направлявшийся на ночевку.
«Ну и дыра, — думал Дигби Драйвер, переходя по мостику через ручей Черч-Бек. — Интересно, много ли тут читателей „Оратора“? Ничего, скоро прибавится».
Войдя в бар-салон[55] «Короны», он заказал себе пинту пива и разговорился с барменом.
— Полагаю, — сказал он, — вы не слишком переживаете из-за того, что зимой становится маловато работы? Небось летом, в сезон отпусков, дух перевести некогда?
— Это да, — отозвался бармен. — Иной раз народ как набежит — сущее убийство! В июле-августе прямо с ног сбиваешься. Зато дело хорошо идет, так что есть за что бороться.
— Ну а зимой, — продолжал газетчик, — у вас, должно быть, в основном одни постоянные посетители? Из местных? И кейтерингом, поди, меньше заниматься приходится для всяких приезжих?
— Приезжих всегда пара-тройка найдется, — ответил бармен. — Мы к середине дня обычно готовим некоторое количество горячей еды, но, конечно, не в таких масштабах, как летом. Хотя бы потому, что зимой у нас ни единого американца не встретишь.
— Да, я тоже заметил, — сказал Драйвер. — Но хоть эти высоколобые из Лоусон-парка к вам ходят? Бизнес поддерживают?
— Вообще-то не очень, — пожал плечами бармен. — Кое-кто из них время от времени заглядывает пропустить кружечку, но постоянными клиентами их не назовешь. Понятное дело — ученые! — И улыбнулся: — Они там небось считают, что спиртное существует для того, чтобы держать в нем внутренности.
— Ха-ха-ха, метко сказано, — поддержал шутку репортер. — Это вы в точку, они такие… Наверное, всякими изобретениями там занимаются, передовыми проектами? Чего доброго, и военными заказами не брезгуют, бактериологическое оружие и прочее… Как вы тут, не нервничаете от такого соседства? Только подумать: вырвется оттуда что-нибудь этакое — да накатит на городок… Брр!
— Ну, примерно об этом и говорилось на публичных слушаниях, когда утверждали проект, — кивнул бармен. — Те, которые возражали, так, помнится и говорили, что обязательно возникнет некоторый риск заражения. Правда, покамест у нас в этом плане все тихо. Я, правда, краем уха слыхал, будто там и вправду есть секретные отделы, куда посторонним ходу — ни-ни. Только те допускаются, кто там работает.
— Вот вы сказали, и я кое-что вспомнил, — сказал Драйвер. — Вы, случайно, не знаете человека по фамилии Тайсон?
Бармен хихикнул.