— Не усматриваю за собой ни малейшей вины, — с достоинством отвечала любезная миссис Мосс вашему корреспонденту, взявшему у нее вчера интервью под кровом ее дома в Далтоне-ин-Фернесс. — Этот пес всегда был опасным. Он отличался диким и неуправляемым нравом, вечно гонялся за котами и создавал массу неприятностей моему брату и мне. Брат держал его только по доброте сердечной, не позволявшей ему избавиться от несносного создания. Но после того несчастного случая — причиной которого, кстати, и стал тот самый терьер… простите, я до сих пор не в состоянии об этом говорить… — на меня легла обязанность распорядиться имуществом моего бедного брата, и я поступила так, как мне показалось лучше всего. Естественно, о том, чтобы взять такое животное к себе в дом, и речи быть не могло. Я уже подумывала об усыплении, когда муж моей сестры, работающий ветеринаром, сообщил мне, что ученым из Ж.О.П.А. нужна для опытов взрослая домашняя собака. И я сочла это наилучшим выходом для всех, в том числе и для собаки. Конечно, я и помыслить не могла, что мои благие намерения приведут к таким ужасающим последствиям! Кто мог ждать, что из вивария на исследовательской станции настолько легко выбраться? Право же, стоило бы им построже следить за своими животными!
Миссис Мосс совершенно определенно свидетельствует, что Надоеда всегда отличался необузданностью и был способен на яростные…
— Вот хрень, — выругался Дигби Драйвер, гася шипящий окурок в блюдечке с остатками чая. — Начинает тухлячком отдавать. Нужно что-нибудь новенькое, такое, что читателей сразу взбодрит, а историю выведет на новый уровень! К примеру, фотография псов, желательно в момент разбоя. Новое откровение кого-либо из Лоусон-парка. Официальное заявление чиновника рангом не ниже министра… ну, это мне отсюда трудновато будет устроить… Но нужно хоть что-то — кровь из носу! Надо, надо подлить масла в огонь. Странное заболевание, случившееся в здешних краях? Хотя нет, не пойдет, они тут же выяснят, что это не чума, и сразу все сдуется… Думай, голова, черт возьми, думай!..
— Трудно сказать, Рауф. Сам в догадках теряюсь. Да и думается мне что-то плохо, после ночи на таком холоде… Но, может, те люди в машинах вовсе и не нас ищут? Они все мимо несутся, да еще на такой скорости! Если бы они вправду нас ловили, им было бы достаточно просто голову повернуть.
— Да чтоб им лопнуть! Они все там жирные, точно кастрированные лабрадоры[77]! Ну вот скажи, почему бы кому-нибудь из них не остановиться да не угостить нас едой?
— Я тоже с голоду помираю, Рауф. И холод этот меня уже до печенок пробрал! Солнце давным-давно взошло, но почему-то не греет. Ты лапы-то хоть чувствуешь?
— Какие лапы? Те, что сутки назад отвалились?
— Рауф, давай найдем какой-нибудь дом… или ферму, подойдем и сдадимся! Лучше уж людям руки лизать, чем пытаться языком лапы согреть… Может, нас хоть покормят, прежде чем отправить назад к белым халатам? А иначе мы с тобой просто помрем тут, и все.
Рауф вскинул голову и залаял на низкие, давящие облака. Под утро снегопад вроде бы прекратился, но в последний час пошел вновь. В клубящейся белизне терялось чувство направления — ни один из псов уже не знал, с какой стороны они пришли и что находится по другую сторону шоссе. До них доносился только рев грузовиков и легковых автомобилей, с включенными фарами пробивавшихся сквозь метель.
— Р-р-Рауф! Р-р-Рауф! Падайте, белые хлопья, засыпьте нас, похороните нас насовсем! Мне все равно! Вы хотя бы не такие жестокие и бессердечные, как белые халаты, которые запихивали меня в водяной бак! Они были что-то вроде хозяев, а вы — нет! Я всего лишь пес, до смерти голодный пес, но я все равно лучше вас, чем бы вы ни были! Вы лижете руки белым халатам — стыд вам и срам! Огромное холодное небо и мириады стылых пушинок — какое воинство против двух полуживых псов! Р-р-рауф! Р-р-рауф!
— Рауф, нам даже у белых халатов будет лучше, чем здесь. Там хотя бы тепло! Найти бы мне хорошую будку для своей бедной башки, небось живо разум бы вернулся.
— Все, не хочу больше ничего говорить. Я никогда не лаял, когда они меня топили. Я знал, что исполняю свой долг. Какая разница, где умирать — здесь или там, у них?
— Смотри, Рауф, машина останавливается! На обочину съехала! Видишь?
— Да провались она совсем…
— Как по-твоему, может, это нас ищут?
— Если они ищут меня, что ж, найдут большую зубастую пасть.
— Глянь, женщина наружу выходит! В этой шубке она смахивает на Энни Моссити. Хотя нет, это не Энни… Рауф, она присела за валуном помочиться! А я-то всегда гадал, как они это делают… Пар идет, видишь? И чем ей это место так понравилось, что она его пометить решила? Впрочем, она, наверно, знает, что делает… А мужчина? Тоже вышел зачем-то… Огни осматривает или еще что-то в машине. Рауф, ты чуешь? Мясом запахло!!! Мясом, Рауф! Там мясо! У них мясо в машине!
— Надоеда! А ну назад!
— Да пусть меня лучше застрелят! Смотри, вон там, на заднем сиденье — корзинка с покупками из магазина! Я знаю — у моего хозяина точно такая же была! И в ней полно еды — видишь бумажные свертки? Еду всегда так заворачивают! Там, где люди, всегда полно бумаги — и еды, Рауф!
Рауф догнал маленького терьера.
— Да стой же, Надоеда! Они тебя или покалечат, или запрут, как тогда в сарае!
— Вот еще! Я им не дамся! Мне терять нечего, я ненормальный, я ужасно опасный! Ты что, забыл, как нам куриц швыряли, только чтобы я поскорее ушел? Я храбр и силен, моя воля — закон, я всеобщий страх — просто ох и ах, на голове рубец, сам я молодец! Когда такой на тебя бежит, ему попробуй-ка откажи!
Выставив уши торчком, Надоеда вприпрыжку несся к машине. Он мотал головой, его морду оторочила пена, в распахнутой пасти были видны не только зубы, но и черные десны.
Водителем автомобиля был молодой человек по имени Джеффри Уэсткотт. Воспользовавшись остановкой, он решил подрегулировать фары. Услышав что-то за спиной, он оглянулся, толком не проморгавшись от слепящего света. На него скачками надвигалось чудовище с глазами, напоминавшими две круглых луны. Мистер Уэсткотт увидел добрую тысячу носов и раскачивающиеся рога, целый лес рогов! Сущая чертовщина, как выразился бы наш американский друг Свичбург Б. Таскер. Вы видели, как дворовый пес лает на нищего и как бедняк от него убегает? Таков был образ Надоеды[78]. И мистера Уэсткотта охватил ужас. Он похолодел, узнав те самые приметы, о которых читал в газетной статье. Зеленый пластиковый ошейник, глубокий хирургический шрам на голове, крайнее истощение и безумная ярость собаки. Мужчина вскрикнул и побежал прочь. Не обращая на него никакого внимания, Надоеда прыжком ворвался в автомобиль и, заливаясь слюной, принялся вытаскивать из корзинки податливые, одуряюще пахнувшие мясом пакеты. Подоспевший Рауф сгреб кусок баранины и выпрыгнул с ним наружу. Двое друзей даже не стали никуда отбегать и начали свое пиршество прямо на месте. Они раздирали бумагу и жадно глотали. По снегу вокруг них разлетались капельки мясного сока, крошки шоколада, огрызки сосисок пополам с ошметками почек, обочину пятнали сливочное масло и крошки бисквита. Ветер уносил обрывки бумажных оберток и разодранные пластиковые упаковки.
— Смотри, Надоеда, он возвращается!
— Какое мне дело? Скажи ему, чтобы дал мне еще и одеяло. Облачко вполне подойдет. Соглашусь на золу, опилки, сено, кучу газет. Скажи ему…
— Надоеда, у него ружье! Ружье!
Фокстерьер вскинул голову.
— Это не ружье, — заявил он тоном знатока. — Я такие плоские черные коробочки уже видел. Они есть у многих людей. У моего хозяина тоже была. Они так тихонько пощелкивают, только и всего.
— Но он на нас ее наставляет!
— Ну и пусть. С людьми это бывает. Ты, главное, не беспокойся, оно не выстрелит… Ага! Слышал, щелкнуло? Ну, что я говорил? Забудь ты про эту коробочку, займемся лучше тем роскошным мясным куском… Ты, кстати, яйца подлизал с заднего сиденья?
— Перво-наперво! Ты меня за кого принимаешь?.. Кстати, те яйца были куда вкусней тех, что лис без нас слопал… Так, короче, хватай мякоть, а я эту здоровенную кость потащу. За мной!
И псы исчезли в круговороте метели, а мистер Уэсткотт повел обратно к дороге свою заплаканную, трясущуюся пассажирку. Происшествие действительно было жуткое, — бедная миссис Грин наверняка промочила бы штанишки, если бы предварительно не облегчилась за камушком. Водительская дверь так и осталась полуоткрытой, а заднее сиденье машины так напоминало поле боя, что даже Мангоджерри и Рамплтизер[79] могли бы гордиться столь замечательной работой. Постепенно отходя от пережитого потрясения, мужчина и женщина возблагодарили Небеса за то, что им по крайней мере удалось избежать прямого контакта с псами и заражения. Оставив машину, несомненно, полную смертоносных бацилл, на обочине дороги, они отправились в четырехмильное путешествие до Кесвика — пешком сквозь снегопад. Не прошло и пяти минут, как к автомобилю снова подбежал Надоеда в сопровождении настороженного Рауфа. Собаки снова взялись за поиски съестного.
— Говорю тебе, я не намерен оставить здесь ни единой несъеденной крошки!
— Небезопасно тут, Надоеда… Люди могут вернуться! Или другая машина вздумает остановиться!
— Да сколько угодно! Я намерен наесться досыта, а там — не все ли равно!
— Давай, давай! Только не лопни! Смотри, сюда человек идет!
— А я ему песенку спою!
Я дикий и страшный, меня уважай-ка!
(Тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля-ля!)
Башка у меня — как дырявая шайка!
(Лям-пам-пам, лям-пам-пам, лям-пам-пам-пам!)
Облаю и кости сгрызу на лужайке…
Он был готов победить весь мир. Тем не менее, когда буквально минуту спустя рядом притормозил полицейский «Ягуар» — служители порядка решили проверить, почему не видно людей возле пустой машины с включенными ходовыми огнями и распахнутой водительской дверцей, — от четвероногих разбойников остались только две цепочки следов, тянувшиеся вдаль и быстро заметаемые снегом…