— Ну хоть деревья и все остальное перестали мимо лететь, — проворчал большой пес. — Их, должно быть, все сдуло!
— Да, да… Смотри — вот стена, через которую мы с тобой прыгали! Вон она, я узнал ее! Ее зачем-то оставили…
— И что нам теперь делать?
— Посидим тут, подождем, пока все успокоится. А потом убежим и спрячемся между домами.
— Как думаешь, можно это считать переменой к лучшему?
— Не знаю, Рауф. Но на перемену к худшему пока что-то не похоже!
— Мне бы твою уверенность, Надоеда.
Письмо было написано карандашом, причем явно очень неверной, тряской рукой, и Дигби Драйверу пришлось подойти к окошку, где было светлей.
«21-е ноября
Барроу-ин-Фернесс
Дорогой мистер Драйвер,
Я не знаю Вашего адреса в Озерном крае, но все-таки очень надеюсь, что это письмо Вас найдет. Мне очень нужна информация по одному делу. Оно крайне для меня важно (пусть только для меня одного), и я просто не знаю, к кому еще обратиться.
Я сейчас нахожусь в больнице, где постепенно оправляюсь — увы, куда медленнее, чем мне бы хотелось, — от последствий тяжкого дорожного происшествия. Я получил довольно серьезные травмы, за последние несколько недель мне сделали три операции, и, боюсь, все это время я очень мало читал, совсем перестав следить за новостями. Так и получилось, что только сегодня я увидел в „Лондонском ораторе“ Вашу статью о собаках, сбежавших некоторое время назад из вивария научного центра в Лоусон-парке под Конистоном. К статье прилагалось несколько фотографий, сделанных, как Вы знаете, водителем, чью машину эти собаки ограбили где-то у Данмейл-Райза.
Меня побудило написать Вам то обстоятельство, что, судя по снимкам, одно из беглых животных является — по крайней мере, раньше являлось — моей собственной собакой. Отметины, четко видимые на одной из фотографий, сомнений не оставляют. Хочу пояснить, что являюсь холостяком и живу один, так что Вы понимаете, насколько я был привязан к этому псу. Около трех лет назад я купил его маленьким щенком и сам выдрессировал. После того как я попал в больницу, моя сестра сообщила мне, что пес сбежал у нее из дома и разыскать его так и не удалось. Это меня, конечно, крайне опечалило, но я не удивился, ведь мой питомец знал только одного хозяина и только один дом.
Надеюсь, Вы не откажете мне в помощи и снабдите информацией по этому делу, которое, как Вы теперь понимаете, имеет для меня очень большое личное значение. Если бы Вы, мистер Драйвер, нашли время посетить меня в больнице, хотя бы ненадолго, я был бы Вам необычайно признателен. Скажите, есть ли хоть какая-то возможность разыскать собаку и вернуть ее мне?
Физически я пока еще далеко не в лучшей форме, и даже составление этого письма потребовало немалых усилий. Очень надеюсь, что Вы, по крайней мере, сможете его разобрать.
Искренне Ваш, Алан Вуд».
— Вот те раз! — воскликнул Дигби Драйвер. — Однако хотел бы я знать, что теперь со всем этим делать? — Он вытащил ключи от машины и крутанул их на указательном пальце. Они почти сразу слетели и шлепнулись на линолеум по другую сторону маленького вестибюля. Журналист поднял их и вдруг обратился к своему отражению в еще совершенно темном окне.
— Ах она тварь, — процедил он опять-таки вслух. — А мне-то наплела… Начну-ка я с того, что съезжу к ней!
Он поднял воротник даффл-коута, всунул в петлицы две пуговки-палочки и натянул перчатки.
— Думай! Думай о главном! Хороший журналист не пропускает ни единого события, он все мотает на ус… Да, но что я могу с этим сделать-то?..
От избытка чувств он даже притопнул ногой по полу, и на первом этаже снова отозвалась собака.
— Ложись, Милашка, — долетел успокаивающий женский голос. — Дядя топ-топ, а мы тяв-тяв! Ложись, моя хорошая девочка…
— Вот оно! — заорал Дигби Драйвер, преисполнившись вдохновения и восторга. — Миленькие собачки! Да вот же оно, черт!.. Если мне хоть чуть повезет, я такое им выдам, что они и Харботтла уроют, и вообще всех! Чего не сделаешь ради британской читающей публики!..
И он пулей вылетел наружу, где занимался зимний рассвет. Еще две минуты — и шины зеленого «Толедо» уже с визгом наматывали первые мили по дороге, что вела в Далтон-ин-Фернесс…
Рэйвенгласс, расположенный на побережье к юго-востоку от холма Манкастер-Фелл, был местечком, где имелась железнорожная станция, почта, две-три сотни жителей и единственная улица, тянувшаяся на две сотни ярдов. Еще в восемнадцатом веке было замечено, что здесь любят гнездиться чайки, а также цапли и прочие морские птицы, привлекаемые сюда обилием корма на мелководье. И едва ли какой-либо чужак мог рассчитывать на то, что долго останется тут незамеченным — особенно ранним зимним утром, и тем более если его фото напечатано в газетах, а его самого разыскивают на территории трех графств.
Не исключено, что первым из местных жителей Надоеду, радостно плясавшего возле самого настоящего фонарного столба, обнаружил Гарольд Тонг, хозяин гостиницы «Герб Пеннингтонов». А возможно, его помощник, выглянувший на продуваемую ветром и оглашаемую криками чаек улицу, заметил косматую тень Рауфа, задравшего лапу у белой стены, за которой находилась изгородь из фуксий. Не исключено также, что миссис Мерлин, почтальонша, выколачивая о край мусорного бака корзину для бумаг, увидела черно-белую искалеченную голову фокстерьера, который растерянно глядел на каменистый, покрытый водорослями берег. Так или иначе, прежде чем отлив обнажил песчаное дно дельты, селение было до смерти перепугано. Это казалось невероятным, но средь бела дня по его улицам бродили те самые Чумные Псы! Запирайте ворота, закрывайте лавки, прячьте по домам своих питомцев! Беритесь за палки и телефоны! Этих тварей необходимо проучить. Тем, кто нам угрожает, пощады не будет.
Стоило Энни Моссити приоткрыть входную дверь, как Дигби Драйвер поставил на порог ногу, а выражение лица у него было такое, что женщина невольно попятилась.
— Мистер Драйвер, что… как… вы так рано приехали… я…
Репортер протиснулся мимо хозяйки дома, захлопнул дверь и навис над Энни в тесной прихожей.
— Мистер Драйвер, что означает это вторжение? Я не могу с вами сейчас говорить. Я как раз собираюсь в…
Дигби Драйвер молча вытащил письмо и поднес к ее носу. На какое-то мгновение женщина перестала дышать, а глаза у нее полезли из орбит. Однако самообладание быстро к ней вернулось, и она потянулась к щеколде.
— Мистер Драйвер, прошу вас немедленно покинуть мой дом!
Вместо этого журналист положил руки ей на плечи и негромко проговорил:
— Можешь орать, можешь визжать, пока крыша не рухнет, ты, жестокая, бессердечная сука!.. А теперь уясни вот что. Ты, похоже, привыкла напропалую врать другим людям и задуривать им головы, но со мной это не пройдет, ясно тебе? Короче, времени у меня не так много, и учти — я не джентльмен, так что лучше не зли меня, я и так уже злее некуда! Вздумаешь тут устроить обморок или истерику — пожалеешь. Так вот, слушай внимательно. Твой брат знает, что это его пес и что он пока жив. Ты ведь не сказала ему, что продала собаку на опыты? Ты сказала ему, что она сбежала. Почему ты не сказала мне, что твой брат жив? Соображай быстрее, корова! Отвечай правду, не то я тебе прямо здесь и сейчас шею сверну, бог свидетель! Говорю тебе, я здорово зол, могу и контроль над собой потерять!
— Мистер Драйвер, не смейте меня трогать! Вам придется пожалеть…
Он чуть отступил.
— Что, боишься меня?
Она кивнула, тараща глаза.
— Вот и хорошо, — сказал репортер. — А теперь все зависит от тебя. Рассказывай правду, и я сразу уйду. Только смотри, больше не врать, иначе я на всю страну тебя так ославлю и таким дерьмом оболью, что до гроба не расхлебаешь!
Когда сталкиваются лбами два жулика, сцена редко выходит нравоучительной. Миссис Мосс всхлипнула и осела на стул возле двери, а мистер Драйвер нависал над ней, точно Хитклифф, надумавший прорабатывать Изабеллу Линтон[101].
— Я… я всегда… я всегда ненавидела эту собаку! — выдавила женщина. — Я так надеялась, что мой брат наконец женится! А он еще и подучивал пса, чтобы тот дразнил меня! Я знаю, что Алан это делал! У него в доме всегда царил такой беспорядок… грязь по всему полу… а ему было все равно! И тот несчастный случай произошел из-за собаки… люди все видели! Мне рассказали! Пес выскочил на перекресток, и брат побежал за ним. Я ненавидела этого пса! И что, после этого я должна была еще и заботиться о нем? Я-а-а…
— Подбери сопли, — сказал репортер. — Дальше!
— Вот я и продала его ученым. Они обещали, что я больше никогда его не увижу! Они говорили, что живым он за порог станции уже не выйдет.
— Значит, ты сама туда его отвезла? Взяла деньги и на себя их потратила, так? Дальше!
— Когда вы ко мне приехали, я сразу поняла, что, если скажу вам, что… что мой брат выжил… вы отправитесь к нему, и он узнает от вас, что произошло. Потом я увидела, что вы считаете его мертвым, ну, я возражать и не стала… А по-вашему, как я должна была поступить? Уйдите, мистер Драйвер, я вас боюсь…
— И правильно делаешь, свинья двуногая. Все, ухожу, надоел мне этот гадючник. Да, кстати, можешь радоваться, я отсюда еду прямо к твоему брату в больницу. И не стоит меня провожать, спасибо. — Оставив ее заливаться слезами на стуле в прихожей, Дигби Драйвер захлопнул входную дверь и быстро зашагал по дорожке к воротам. Его сопровождало очень странное ощущение. Некоторая толика негодования, которое он чувствовал, была обращена на него самого.
— Но это попросту невозможно, — произнес майор Одри. — Рэйвенгласс?.. Нет, тут точно какая-то ошибка! Там, должно быть, видели других собак. У страха глаза велики, знаете ли.
— А как насчет того, чтобы предложить одной из вертушек смотаться туда, сэр? — предложил полковой старшина. — У пилота это три минуты займет, и он все как есть вам доложит. И выдвинемся без задержки, если вдруг что. Если в Рэйвенглассе действительно наши собаки, бежать им оттуда все равно некуда. А мы поспеем туда не позже одиннадцати тридцати.