— Еще возьмешь говядины, Рональд?
— Нет, спасибо, мне хватит.
Питер Скотт вытащил нож, откроил ломтик мяса и сделал себе сандвич. Взяв его в руку, он сжал другую в кулак и как бы нечаянно опустил ее вниз, к самому носу терьера. В первый момент черный пес исполнился подозрений, но потом его нос зашевелился, он нерешительно обнюхал руку сэра Питера и наконец осторожно лизнул ее. Тот вскинул глаза и встретил ответную усмешку Рональда Локли, сидевшего на руле.
— Как по-твоему, — спросил он, — имя у этого громилы есть?
При звуке его голоса большой пес снова разразился лаем, но скоро умолк, потому что ни один из мужчин ничуть не встревожился и не начал делать резких движений.
— Не удивлюсь, если его зовут Рауф-Рауф или как-нибудь в этом духе, — ответил Рональд. — Последние минут двадцать он только это и твердит!
— Что ж, привет, Рауф, — сказал сэр Питер и почесал ему за ухом. — На-ка тебе косточку…
Снаружи занималось стылое, серенькое ноябрьское утро. Мистер Пауэлл сидел за кухонным столом, помешивая ложечкой чай и глядя, как за окошком снуют по лужайке скворцы.
Вошла жена и поставила возле раковины поднос с остатками завтрака.
— Почему бы свет не включить, Стив? — спросила она. — Не надо мрак разводить… Приободрись, милый. — И она ласково обняла мужа за плечи. — Не стоит унывать. Не так уж все и плохо.
— Мне все кажется, что я подвел вас обеих, — пробормотал мистер Пауэлл, чувствуя себя очень несчастным.
— Еще чего выдумал! Вот что, послушай-ка…
— Я просто понять не могу, почему они так со мной поступили, — сказал мистер Пауэлл. — Единственное, что в голову приходит, — вероятно, я по каким-то параметрам им не подошел. Чему-то не сумел соответствовать. А ведь я из кожи вон лез, особенно поначалу. Вписаться хотел… Да вот, похоже, не вышло…
— Послушай меня, родной, не надо расстраиваться и себя казнить. Если честно, эти люди даже не стоят того, чтобы ты из-за них переживал! Обошлись с тобой хуже, чем с собакой какой-нибудь! Отчего бы просто не забыть об этом? Все может даже к лучшему обернуться. Тем более что и переезжать прямо сейчас не нужно…
— Там на подносе не осталось чего-нибудь для обезьянки? — спросил мистер Пауэлл, косясь через плечо в сторону раковины. — Ей, кажется, сегодня уже получше.
— Обезьянка? Знаешь, милый, это единственное, что меня немного волнует, — сказала миссис Пауэлл. — Им ведь здорово не понравится, если выплывет, что это ты забрал ее из центра. Может, утром в понедельник отправишься на работу пораньше и вернешь ее на место? Никто и не догадается, кроме разве что старого Тайсона, но и тогда ты мог бы…
— Не буду я никуда ее возвращать, — ответил мистер Пауэлл. — Ни под каким видом. И пусть думают все, что им заблагорассудится.
— Но это всего лишь одно-единственное животное, милый, одно из тысяч! С другой стороны, они тебя для перевода собирались рекомендовать…
— Мне трудно объяснить, — сказал мистер Пауэлл. — Собственно, я это даже не ради самой обезьянки сделал, а больше ради себя… Короче, обратно я ее не понесу. Пусть у нас живет.
— Но она ведь нам не принадлежит. Это их собственность…
— Я знаю. Собственность! — Мистер Пауэлл помолчал, постукивая пальцами по пластиковой столешнице. — Не больше, чем я сам! Сандра, милая, знаешь, я тут размышлял кое о чем… Мы ведь не хотим отсюда съезжать, так? Еще один переезд может дорого обойтись Стефани, и потом, чего доброго, нам снова придется жить в каком-нибудь большом городе, а ей так нравится здесь… Здешняя жизнь явно пошла ей на пользу. Только доктор сказал…
— Погоди, Стив, я…
— Дай договорить, милая. — В кругу родных и близких мистер Пауэлл был порой способен проявить некоторую властность и даже достоинство. — Я хочу, чтобы ты кое-что знала. Дело в том, что я серьезно подумываю о том, чтобы вообще сменить профессию. Подобрать себе что-нибудь прямо здесь, в этих местах, чтобы не нужно было уезжать.
— Ты имеешь в виду что-нибудь, не связанное с лабораторными исследованиями?
— Вот именно. Конечно, в деньгах мы потеряем, это понятно, но, тем не менее, я хотел бы попробовать. Заняться преподаванием, может, даже фермой обзавестись… Наверное, надо будет сходить в «Мэнор», переговорить с Джеральдом Греем — он тут все и всех насквозь знает. Может, подскажет чего.
— Это очень серьезный шаг, Стив…
— Я знаю, милая. Серьезный, рискованный и опасный… — Он попытался подражать местному говору, Сандра улыбнулась, а мистер Пауэлл продолжал: — Просто дай мне некоторое время на размышление, хорошо? Честно, никаких резких движений делать я не намерен, — сказал он, словно речь шла о том, чтобы свалиться в тот самый водяной бак. — Я просто… ну… не знаю, как сказать… я просто как-то стал чувствовать, что всякая жизнь заслуживает уважения, что всякое существо имеет право самостоятельно распоряжаться собственной жизнью… Не знаю, как еще выразить… — Мистер Пауэлл нахмурился и мокрым пальцем стал собирать со стола крошки. — Ладно, что прежде смерти помирать! — Он поднялся со стула и нежно поцеловал жену. — Как у Стефани сегодня дела?
— Погода для нее слишком уж давящая, — ответила Сандра, не торопясь высвобождаться из его объятий. — А так ничего. Позавтракала с аппетитом.
— Пойду ей почитаю, — сказал мистер Пауэлл. — Только сперва обезьян…
— Иди к дочке, милый, а обезьянку я сама покормлю, — пообещала Сандра. И добавила, видя, что мистер Пауэлл заколебался: — Знаешь, я постепенно начинаю к ней привязываться. Ох, Стив! — И она снова обняла его за шею. — Знай, милый, я всегда буду на твоей стороне. Я во всем тебя поддержу. Ты у нас такой молодец! Ты все правильно делаешь. Мы всех победим!
И мистер Пауэлл, не на шутку воодушевленный, готовый действительно почувствовать себя молодцом, отправился наверх. Поднимаясь по лестнице, он уже прикидывал, удастся ли сохранить нынешний уровень достатка, пока он будет переучиваться на педагога.
Кровать Стефани стояла возле окна. Девочка смотрела на кормушку для птиц и на озеро, видневшееся вдали. Увидев на пороге отца, она прижала пальчик к губам и взглядом указала ему на домик-кормушку, подвешенный снаружи. Мистер Пауэлл тотчас остановился и осторожно повернул голову, но ничего примечательного не увидел.
— Поползень прилетал, папа. И еще замерзяблик…
— Кто?..
Стефани рассмеялась:
— Так Джек Николсон в кино зяблика называл!
— В самом деле? Что-то ни разу не слыхал… Ну, как дела у нас сегодня, котенок?
— Ну… С утра немножко болит… Думаю, потом полегчает.
— Таблеточку дать?
— Дай, пожалуйста.
Он опорожнил кружку для питья, принес свежей воды и дал девочке таблетку. Стефани, морщась, проглотила лекарство, а потом принялась расчесывать свои длинные волосы. Сперва с одной стороны, потом с другой.
— Пап, знаешь что? — сказала она и снова посмотрела в окно.
— Да, деточка?
— Я ведь обязательно выздоровею, правда?
— Еще как выздоровеешь! А почему ты…
— Я… ну просто… папочка… — Стефани вдруг вскинула голову, отбросила со лба волосы и положила щетку. — Я временами думаю, что для меня, может быть, окажется слишком поздно. Они не успеют придумать лекарство…
— Обязательно успеют, — со всей мыслимой убежденностью ответил мистер Пауэлл.
— Откуда ты знаешь?
— С каждым днем ученые знают все больше, — проговорил он и взял на руки своего умирающего ребенка. Прижался щекой к щеке дочери и стал бережно укачивать ее. — Они все время ставят разные опыты, они никогда столько не знали, сколько сегодня! Они…
— А как они что-то узнают с помощью опытов?
— Есть много способов, — ответил мистер Пауэлл. — Например, они заражают подопытное животное какой-нибудь болезнью и потом пробуют разные средства, пока одно из них не подействует.
— Но животное ведь мучается и болеет? Это нехорошо…
— Я тоже так думаю, маленькая, но без этого нельзя обойтись. Хотел бы я посмотреть на такого отца, который пожалел бы подопытное животное, а своему ребенку в помощи отказал! Такие опыты за последние сто лет весь мир изменили, Стеф, и это не преувеличение. Честно, маленькая, ты только верь! Я вот, например, точно знаю, что с тобой все будет в порядке!
И он любовно взъерошил ей волосы.
— Папа, я только их расчесала!..
— Ой, прости. Ну, раз зашла речь о волосах, значит, тебе точно стало лучше. Угадал?
Она кивнула.
— Ты мне почитаешь?
— Конечно. Давай-ка узнаем, что происходит в зоопарке у доктора Дулиттла… — И он взял книжку со столика у кровати. — Знаешь, тут всего несколько страничек осталось. Давай закончим ее и сразу начнем новую. Как тебе «Сад доктора Дулиттла»?
— С удовольствием, папочка.
— Хорошо. Итак, до чего мы в прошлый раз добрались?
— Томми Стаббинс и все остальные пришли к доктору обсудить завещание старого Трогмортона…
— Точно. Стало быть, устраивайся поудобнее… И вот Томми Стаббинс говорит доктору: «Смотрите, доктор, — докончил я, еще раз показывая ему обрывок пергамента. — Если приставить этот клочок ко всему остальному, последняя строчка будет выглядеть так: …в пользу Ассоциации предотвращения жестокости по отношению к животным, по крайней мере именно так я это понимаю. Именно на это мистер Трогмортон при жизни потратил очень значительные суммы. Вот у кого его мерзавец-сын Сидни хочет отобрать огромное наследство! Доктор, он намеревается ограбить животных!.. Мы все жадно следили за выражением лица доктора, молча размышлявшего над моими, должно быть, довольно-таки бессвязными разглагольствованиями…»
— Что такое «разглагольствования»?
— Это… — Мистер Пауэлл задумался, как объяснить. — Это когда кто-нибудь произносит очень страстную, взволнованную речь… О животных или еще о чем-нибудь…
Невыносимый холод скогтил его и облепил со всех сторон, словно паутина — обреченную муху, и в этих когтях Надоеда медленно взлетал и кружился, и ветреный закат окрашивал алым его распростертые крылья. Парение не зависело от его воли, он не мог ни остановиться, ни вернуться на землю. Он чувствовал себя листком, что кружится в воде над отверстием слива. Сам он не двигался, его просто несло к черному отверстию посредине, из которого, как он уже знал, не будет возврата. Потом Надоеда заме