– Ты такой странный. С каких это пор ты меня наказываешь?
Папа оторвался от готовки и посмотрел на меня. Под его серьезным взглядом я почувствовала себя неуверенно.
– Знаешь, мелкая, сам этот вопрос – проблема, тебе так не кажется?
– Нет, – пробормотала я и сделала глоток молочного чая масала, приготовленного папой. Обычно именно так я и завтракала – индийским чаем, приготовленным со специями в покрытой пятнами и с обитыми краями чашке «Доджерс», такой же большой, как моя голова.
– Это проблема, потому что я – твой отец. – Он прислонился к стойке. – Кое-что произошло, пока я находился в кабинете директора. Родители Роуз вели себя, как родители. А я… находился в замешательстве.
Чай обжег язык, и я отставила чашку.
– Это безумие.
– Вообще-то, нет. Знаю, в школе я вел себя никудышно, но на то были причины. Между мной и родителями была огромная пропасть. А у нас с тобой, Клара? У нас такой проблемы нет. Поэтому нет никаких предпосылок для того, чтобы ты постоянно попадала в неприятности. Единственная причина, по которой это происходит – я расслабился, старался не перегибать с контролем, как мои родители. Но это явно привело к обратному результату. Я полностью сосредоточился на «КоБре», а не на тебе.
Из-за папиных слов защипало глаза, и я уставилась на какую-то точку на кухонной стене.
Он поставил передо мной сэндвич.
– Больше я не стану отлынивать и начну с завтрака. Ешь.
Я наморщила нос и приподняла уголок цельного белого хлеба. С соусом шрирача.
Я понюхала его.
– Хорошо.
С каждым куском меня постепенно наполняла тревога. Такой момент просветления не сулил быстрого освобождения от наказания. Папа сказал, что напишет маме, но она не связалась со мной, так что, скорее всего, это была пустая угроза. Или она ему не поверила. Они не ладили, и я знала, что мама считала папу ворчуном.
Как только я помыла посуду, мы вышли из дома. Папа как раз запирал дверь, когда распахнулась занавеска в доме мистера Рамиреза, и он выглянул на улицу.
– Доброе утро! – крикнула я. Он поморщился и задернул занавеску.
– Напомни мне в качестве благодарности принести ему немного еды, – попросил папа, с хитрой улыбкой на лице закрывая дверь.
– Да, а я постараюсь ее отравить.
Мы спустились и по дороге поздоровались с соседом. Наш комплекс был небольшим и состоял всего из двенадцати квартир, располагавшихся во внутреннем дворе.
– Доброе утро, Эдриан! – крикнула миссис Мишра, поливающая розы в лавандовом велюровом спортивном костюме. Затем она смерила меня взглядом. – Клэра.
В ответ я сердито уставилась на индийскую старушку.
– Миссис Мишра.
Шланг получил дополнительный сердитый взгляд. Пару лет назад она увидела, как я целовалась с парнем, и направила этот шланг на нас.
Весь наш многоквартирный комплекс состоял в основном из кучки старых стукачей. Хорошо, что моего папу мало чем действительно разозлишь: парнями в квартире, наркотиками и плохим поведением с пожилыми людьми. Разрешалось плохо относиться к идиотам, старики же были под запретом. Папа не прочил многого, и мне вполне удавалось не нарушать эти правила. Поэтому внезапное очень строгое наказание и его решение дать мне летнюю работу было чем-то новеньким. Я надеялась, что это не войдет в привычку.
Было настолько рано, что в воздухе ощущалась прохлада. Летние деньки вплоть до Дня благодарения представляли собой невыносимое пекло, но по вечерам и утрам практически всегда было прохладно. Я укуталась в толстовку и не отставала от папы. Стоянка – так называемый склад, на которой жила «КоБра», – находилась в нескольких кварталах от нас, и Роуз собиралась встретиться с нами на месте.
Мы шли по нашей холмистой улице, заполненной дуплексами, ретро-домами и небольшими квартирными комплексами. Пройдя квартал, оказались на Эхо-Парк-авеню, одной из главных улиц нашего района. Вдоль дороги, где брало начало пригородное движение, выстроились пальмы и цветущие палисандровые деревья. Кофейня уже кишела модными мамочками, толкающими коляски. Прямо через улицу, в стрип-молле, расположился небольшой винный магазин, где менялись сменами два работника – один из них завершил свой рабочий день и сейчас садился в древнюю «Тойоту Короллу». При запуске двигателя машина запротестовала.
Пока мы ждали на перекрестке зеленого сигнала светофора, к нам подошел бездомный с белыми как снег волосами и в футболке.
Папа поднял руку.
– Джерри, сегодня у меня нет налички.
Голубые глаза Джерри сверкнули; он хмыкнул и сплюнул на тротуар.
– Может, тогда у Клэры найдется?
Я покачала головой.
– Жаль, но нет. Я все лето буду работать в фургончике этого парня.
– Дело дрянь, – сказал он. В 1960-х Джерри работал посыльным. После кучи сотрясений мозга он оказался на улицах нашего района, но клялся, что просто предпочитает «жизнь без оков».
Папа пообещал отдать ему в конце дня немного еды, и мы перешли улицу. Через несколько кварталов мы миновали мою любимую палатку с фруктами – украшенную зонтиком тележку, принадлежащую латиноамериканке средних лет Каре, которая нарезала фрукт, а затем добавляла к нему сок лайма и порошок чили. Этакий фруктовый взрыв.
– Bom dia, Эдриан, – сказала она и подмигнула. Он подмигнул ей в ответ.
– Buenos días, Кара.
Я закатила глаза, когда мы прошли мимо.
– Ты словно чертов мистер Роджерс[6] Эхо-Парка.
– Кстати говоря, я тут думал о покупке кардигана.
Я резко остановилась.
– ЧТО?
Папа продолжил идти, на ходу надевая зеркальные солнечные очки.
– Мелкая, они теперь в моде.
Я пнула фиолетовый цветок с палисандрового дерева.
– В моде для таких дедушек, как ты.
– Когда ты уже поймешь, что я от природы крут?
Ему еще хватило наглости сделать вращение. Папа когда-то танцевал брейк-данс и именно этим привлек мамино внимание – своей пластичностью.
Я ускорила шаг и обогнала его.
– Новое правило: между нами всегда должно быть расстояние в полтора метра.
Но из-за этого я лишь быстрее добралась до склада – и там, посреди стоянки, с огромным стаканом из «Старбакса» нас ждала Роуз Карвер.
Глава 6
– Как раз вовремя, молодец! – прогремел папа и поднял руку, чтобы дать «пять».
Роуз смущенно подняла свою, и он с энтузиазмом ударил по ней. После этого она потупила глаза и застенчиво отвернулась. Господи. Все западали на моего папу. Это так противно.
Мы с ней не поздоровались. Но я оценила ее одежду – шорты поверх черного боди. Она заметила мой взгляд и сказала:
– Что? – Затем поправила волосы. – Из-за этого наказания пришлось утром найти время для тренировки у станка.
– Да мне без разницы, – зевнула я.
Нас перебил папа:
– Так, малявки, план такой. Сегодня у нас вводный курс в «КоБру». Пройдемся по основам, а затем вы замените меня, чтобы я наконец почувствовал, на что похож обычный день. Поняли?
Я кивнула, а Роуз одновременно со мной елейным голосом ответила:
– Да.
Вот подлиза.
Папа широко раскинул руки.
– Вот эту тихую стоянку мы называем хозяйственно-продовольственным складом. Здесь мы оставляем наши грузовики, подключаем их на ночь, сливаем топливо, чистим фургоны, пополняем запасы льда и даже храним еду на кухне.
Он показал на небольшое бетонное здание, расположенное в углу. Остальная часть стоянки была по периметру окружена высокими соснами. Хоть я никогда и не работала в «КоБре», но много раз приходила сюда. Повсюду была разбросана рухлядь, оставшаяся от фургонов, но мне всегда тут нравилось – создавалось ощущение, что это место отделено от города.
– Роуз, ты можешь найти «КоБру»? – спросил папа, скрестив руки. Умно устроить нечто похожее на викторину. Глаза Роуз загорелись, и она пристально рассмотрела четыре фургона, припаркованных у деревьев.
Ее взгляд тут же остановился на черном. Папа кивнул.
– Угадала. Давай подойдем и представим тебя.
Меня бесило, что папа одушевлял свой дурацкий фургон. Чтобы отплатить ему тем же, я называла свою грудь Брок и Чэд, что в равной степени бесило папу.
Мы подошли, и у Роуз слегка отвисла челюсть. Фургон был черным и блестящим, а под розовыми неоновыми буквами, составлявшими слово «КоБра», расположилось изображение свернувшейся змеи. Фары напоминали зловещие глаза рептилии, а золотая решетка радиатора, похожая на рот, сверкала на солнце. Когда я впервые это увидела, на меня накатила огромная волна стыда, характерного для детей, родители которых пытались строить из себя крутых.
– Ого, – выдавила из себя Роуз.
Папа весь засветился.
– Разве она не классная?
Нет, пап, ты не «крут от природы».
– Очень… привлекательная!
А она неплохо справлялась.
– Если хочешь, чтобы на глазу развилась гонорея, – пробормотала я.
Мы сели в машину Роуз и поехали по магазинам, чтобы купить продукты: красный перец, помидоры, репчатый и зеленый лук, петрушку, чеснок и груши. «КоБра» пополняла запасы по понедельникам и средам, и большая часть продуктов хранилась на складской кухне, а потом переносилась в фургон. Слава богу, что в дни, когда не пополнялись запасы, мы начинали готовиться к работе около девяти утра.
– А мы не можем купить это все в «Вонс»? – спросила я, когда мы зашли в магазинчик в тайском районе Восточного Голливуда. Продавец громко слушала по радио тайское ток-шоу и делала вид, что нас нет.
Папа в притворном ужасе прижал к груди зеленый лук.
– Смысл в том, чтобы все было местным и соответствовало духу Лос-Анджелеса. «Вонс», значит. И чья ты дочь, интересно?
Он всегда употреблял такие слова, как «местное», «экологически чистое» и другие, относящиеся к еде, которые мне нравилось повторять за ним, поглощая при этом огненно-острые чипсы.
Затем мы заехали в корейскую и сальвадорскую мясные лавки, где купили говяжий кострец