Ричард с удивлением растопырил пальцы, будто говоря: «Ну, и все, вопрос закрыт!» Но Блумберг поднял руку, призывая не торопиться:
– Подожди. Наши сначала тоже так подумали и совсем было решили закончить проверку, но кто-то дотошный сверился с инструкцией и нашел там пункт о том, что в случае остающихся сомнений, рекомендуется установить за объектом наблюдение на несколько дней. Что и сделали. Вот, смотри.
Айво настроил свой МИППС, и на объемном экране появилась со вкусом обставленная комната с камином посередине и огромным окном во всю стену, за которым слегка светилась фиолетово-оранжевая арктурианская растительность. Посреди комнаты стоял большой мягкий диван, а три кресла окружили стеклянный журнальный столик. У окна, спиной к камере стоял невысокий человек с длинными волосами, судя по всему, Бонне.
– Придя с работы в тот день, когда агенты установили следящие камеры, он прошел в гостиную, встал у окна и простоял так всю ночь. Потом как ни в чем ни бывало пошел на работу.
– Не понял. Где тут криминал. Ну, постоял, нервничал, видимо, после не очень приятных собеседований…
– Ты не понял. Он простоял так всю ночь, ни разу не пошевельнувшись, как памятник.
– Значит, он андроид, и пусть тогда им занимается Роботехконтроль, а не КОНОКОМ!
– Очень смешно! – скривился Блумберг.
Сноу поскреб затылок:
– Хорошо, а дальше? В следующую ночь он опять…
– Нет, потом все нормально: пришел, поел, посмотрел визор, чуть поработал и в койку. Потом благополучно отстрелялся на втором собеседовании и отбыл обратно на космоверфь.
– Всё?
– Всё.
Сноу удивленно и с некоторым непониманием смотрел на начальника научного отдела, потом взял со столика бокал и допил воду.
– И ты хочешь, чтобы я…
– Не ты, а мы, и хочу не я, а Дон Кимура, – поправил Блумберг.
– Черт! – вырвалось у Сноу. – Старый лис что-то знает или просто чувствует. Ах да – он же сам сказал о каком-то скандале! Айво, что за скандал?
– Все предельно просто, Ричард. Франсуа Бонне близок к администрации Арктурианской колонии. Если мы на него бросим тень…
– Если он сам на себя не бросит тень, – поправил Сноу.
– …мы на него бросим тень, – не обращая внимания на реплику Сноу, продолжил Айво, – то руководству КОНОКОМа придется объясняться на самом верху – в Высшем Совете Земли.
– Даже так? – присвистнул Ричи. – Ну, тогда мы с тобой, Айво, опять вляпались.
Начальник научного отдела пожал плечами:
– Не в первый и не в последний раз. Делать-то все одно – нечего. Надо работать. Ты готов дальше слушать или нет?
– Да, черт возьми! Давай излагай.
– Мне осталось подытожить. Что получается? Инженер, который работает на крупнейшей космоверфи Объединенной Конфедерации больше двадцати лет и по эскизам которого, собственно, и построена последняя, самая совершенная ее очередь, ни с того ни с сего, вдруг, во время рутинной проверки дает сбой. Дав сбой, он собирает волю в кулак и проходит второе собеседование без сучка и задоринки…
– Так, стоп, Айво! Бонне знал, что его первый результат не вполне комильфо?
– Нет, но из-за назначенного второго собеседования он вполне мог понять, что с первым что-то не так. А что тебя смущает?
– Подожди. Откуда он знает, сколько собеседований положено проводить при стандартной проверке?
– Ну-у-у… когда проходил ее в прошлый раз, запомнил, что одна, а тут – две!
– Кстати, а когда он проходил предыдущую проверку?
– Сейчас, – Айво заработал пальцами по клавишам МИППСа. – Ага, вот, в июле 2270 года, ровно пять лет назад. Замечаний не было. Значит, мог помнить.
– Хорошо, допустим, Бонне это помнил и ко второму собеседованию подготовился. Айво, а вот как ты себе представляешь подготовку к собеседованию на графоскопе? Разве можно к нему подготовиться? Ведь все реакции, данные, которые он снимает, неподконтрольны воле человека! Взял себя в руки и перестал волноваться? Ерунда! По-другому отвечал на вопросы? Нет, вряд ли, Айво, здесь мы пока чего-то недопонимаем. А не мог это быть просто сбой в работе прибора?
– Исключено.
– Почему столь категорично?
– Потому что это мне сказали специалисты, которые работают на графоскопах. За два дня, что были в моем распоряжении до твоего прилета с Сириуса, я тоже кое-что успел сделать, – обиделся Блумберг. – Не думай, что ты один у нас такой умный.
– Ладно, ладно! Ничего такого я и в мыслях не имел. Говорят, что невозможно – значит, отметаем предположение. Но, как ни крути, а второе собеседование прошло нормально. Что по этому поводу говорят твои специалисты. Это укладывается в норму?
Айво косо посмотрел на Сноу:
– Нет, Ричи, не укладывается. Никто не может никаким волевым усилием подавить или, наоборот, активировать центры, отвечающие за глубинные процессы в мозге. Только медикаментозным путем можно… – Айво поднял руку, останавливая собравшегося что-то сказать Ричарда, – …можно это сделать. Но перед вторым собеседованием у него взяли экспресс-анализ крови, именно в этих целях. Результат нулевой. Полная норма.
Айво замолчал и отложил в сторону коммуникатор. Ричард задумался, потом заговорил:
– Вот смотри, Айво. Представь, что тебе неожиданно сообщили о проверке. Ты совершенно не волнуешься, потому что тебе нечего скрывать от КОНОКОМа, и идешь на собеседование. И вдруг тебя, посчитавшего, что проверка закончена, вызывают на второе тестирование, причем еще и анализ крови берут. Что ты будешь делать, как рассуждать? Повторяю – за тобой ничего нет. Думаю, что ты, удивленный и взволнованный, придешь домой и места себе не будешь находить, гадая, что же последует дальше, верно? – Блумберг согласно кивнул. – А Бонне тоже волновался, места себе не находил, но проявлялось у него это другим способом – он проторчал всю ночь у окна, а не бегал как заведенный по дому. А вдруг он нарколептик и всю ночь просто-напросто проспал, стоя у окна? Это я сейчас предполагаю первое, что в голову придет.
– Я тебя понял. Но фаза парадоксального сна у нарколептиков обычно не превышает одного часа.
– Да откуда тебе это известно? – удивился Ричард.
– Ну, знаешь, я все-таки начальник научного отдела, а не какой-нибудь…
– Все-все-все! – замахал руками Сноу. – Проехали. Это у меня неудачная реплика получилась. Но я продолжаю. Второй вариант. Тебе есть, что скрывать. Это я фантазирую. Как ты будешь реагировать на повторное собеседование в этом случае? – прищурился Ричи.
– Как, как? Вколю себе что-нибудь…
– И попадешься на анализе, – торжествующе закончил Сноу.
– Ну да…
– Во-от! – Сноу встал с кресла и поднял вверх указательный палец. – Ты не можешь знать, что непосредственно перед повторным собеседованием у тебя возьмут кровь. А Бонне, получается, знал.
– Ричи, честное слово, я тебя не понимаю, то ты клонишь к тому, что Бонне невинная жертва обстоятельств, то делаешь предположение, что он четко просчитывал свои действия. Откуда это следует?
Сноу прошелся по комнате и остановился у затемненного окна:
– Не знаю Айво, вот, веришь – не знаю. Какое-то кривое дело нам подсунул директор, чтоб ему хорошо стало! Я вообще пока ни за что зацепиться не могу. Подожди, а когда его предупредили о втором собеседовании? И вообще, давай-ка разложим все хронологически, быть может, тогда станет понятно, где слабые места и куда надо бить.
– Бить никого и никуда не надо, – усмехнулся Айво и потянулся за МИППСом. – Значит, так. Пятнадцатого июля в девять утра к нему в рабочий кабинет в центральном офисе компании в Бризе пришли сотрудники КОНОКОМа и, предъявив соответствующий документ, предложили немедленно пройти собеседование на графоскопе. Бонне, конечно, дал согласие, и в течение часа отвечал на вопросы. Потом наши сотрудники ушли, предупредив его, что он может еще понадобиться.
– Это они всех так предупреждают или выборочно?
– Не ерничай, – терпеливо начал Айво, но уверенности в его голосе поубавилось. – Дело в том, что расшифровка показаний графоскопа проходит в два этапа. Первый, предварительный, идет прямо во время сеанса собеседования, второй – в течение нескольких часов в стационарной лаборатории. Так вот. Во время собеседования графоскоп обозначил отклонения, и наши сотрудники, увидев это… – Айво замолчал и хлопнул себя по лбу. – Ну конечно, Ричи, ты прав! Наши идиоты практически в открытую предупредили Бонне, что будет второй сеанс.
Сноу прошелся по комнате, заложив руки за спину:
– Теперь поздно что-либо исправлять в действиях этих разгильдяев…
– Они получат свои выговоры… – мотнул головой Блумберг.
– А толку-то?! Тебе вот от этого легче станет?
Блумберг промолчал.
– Значит, так, Айво. Первое. Нам придется наплевать на все наши принципы и работать сразу две диаметрально противоположные версии. По одной мы расцениваем Бонне как честного человека, ни в чем себя не запятнавшего и просто попавшего в какую-то сложную, пока необъяснимую ситуацию. По второй мы априори считаем Бонне как минимум подозрительной личностью, способную плести какие-то интриги вокруг космоверфи, являющейся важным стратегическим объектом. Идет?
Блумберг кивнул.
– И второе: нам нужен человек, который конфиденциально мог бы нас консультировать по вопросам строительства и работы космоверфи.
Сноу отдал приказ, и дом снял защиту. В окна снова хлынул яркий солнечный свет, и сразу чуть громче засвистели под потолком решетчатые раструбы климат-контроля.
– Теперь так. Либо мы обедаем у меня, либо… – перевел разговор в гастрономическое русло Сноу.
– Мы идем в ресторан. Я нашел отменное местечко неподалеку от вокзала, там готовят буйябесс, реально похожий на марсельский. Летим? – закончил вместо него Айво.
– Летим, – стоя у открытой двери, ответил Ричард.
– Слушай, а что там на Сириусе подают в качестве «specialite de la maison»?[6] Ты не пробовал там местный сифуд, что-то вроде «noix de St.-Jacques»?