— Он предал меня! Предал, а теперь пришел надо мной поиздеваться!
— Это неправда, деточка… Это неправда. Успокойся, успокойся, родная.
Даст Бог, все будет хорошо. Все будет хорошо. Даст Бог. Все будет хорошо…
И не переставая причитать, будто заговор говорила, Рубина дала выпить внучке свой целебный отвар.
— Смотри, бабушка, — Кармелита показала на чашку, из которой пила, — у чашки края ровные, как у озера…
Кармелита отдала чашку Рубине и закуталась в одеяло.
— Что-то зябко мне. Вода в озере такая холодная, такая холодная…
— Кармелита, Кармелита…
Внучка повернулась лицом к стене и только бормотала:
— Там было так страшно… темно… жутко… В спальню тихо вошел Баро.
— Папа, — произнесла Кармелита, даже не повернувшись, узнав его по звуку шагов.
— Как ты, девочка моя?
— Хорошо.
— Максим тебя расстроил? — Баро старался спрашивать как можно осторожнее.
— Максима больше нет.
— Но он был здесь… Ты же его видела?
— Нет, это был не Максим, это был кто-то другой. Баро растерянно посмотрел на Рубину и вдруг сказал:
— Доченька, а может, погуляем с тобой по нашему саду?
— А на улице идет дождь? — спросила Кармелита.
— Нет, очень хорошая погода.
— Тогда я никуда не пойду.
— Почему? Ты же так любишь солнышко…
— Это я раньше любила. А теперь я люблю дождь.
— Доченька моя, почему это ты вдруг полюбила дождь?
— Потому что, когда идет дождь, не видно, как люди плачут.
Розаура расчесывала волосы своей младшей девочки. Остальные дочки играли тут же рядом. Вдруг в палатку с криком ворвался Васька.
— Мама! Мама! Только по секрету — я Рыча видел! Однако это "по секрету" было так громко, что его должно было слышать полтабора.
— Рыча? Где ты его видел?
— На кладбище. В старом склепе. Рыч сказал, что украл у Баро цыганское золото и теперь всему нашему роду — конец!
В трейлер Бейбута и Миро влетела Розаура. За руку она тянула растерянного Ваську.
— Что ж это такое, Бейбут? Что ж это творится? Хорошенькое дело! Средь бела дня ребенка убивают!
— Никто меня не убивает! Я уже не ребенок! Я его сам убью!
Ничего невозможно понять. Но опыт у Бейбута немалый, как-никак, столько лет — вожак табора, да и Миро пришел на помощь. И через каких-нибудь 10 минут перекрестного допроса картина в общих чертах стала вырисовываться.
Странная картина второй уже встречи восьмилетнего Васьки с Рычем, которого безуспешно разыскивали все цыгане — и зубчановские, и таборные.
Более всего поразила зловещая, страшная новость о том, что священное цыганское золото — реликвия предков, которую должен хранить Баро, — похищено.
Судя по всему, Васькины крики хорошо были слышны вокруг — и в считанные минуты уже весь табор гудел, как растревоженный улей. Бейбут пытался успокоить людей, но что он мог им сказать, когда и сам ничего толком не знал?
Выход один — ехать к Баро и требовать прямого ответа о судьбе священного золота…
Когда Тамара в очередной раз стала расспрашивать сына о том, как там его дела на личном фронте, Антон ее просто огорошил:
— Все хорошо, мама. По-моему, свадьба не за горами.
Тамара слегка оторопела. Но, собравшись с мыслями, обрадовалась и предложила Антону поставить в известность отца. Сынуля тут же не упустил возможности съехидничать:
— Ну и какого же из отцов, дорогая мамочка, ты сейчас имеешь в виду?
— Антон, я уже устала от таких разговоров. Конечно, я говорю об Астахове. Уверена — он сам захочет заниматься вашей свадьбой.
— Ну и что?
— А то, сынок, что если только он с головой уйдет в свадебные приготовления, то на все другие дела времени у него уже не останется!
Улавливаешь мысль?
Такие мысли Антон всегда улавливал хорошо и сразу. Поэтому, когда через полчаса Астахов зашел домой, Антон сразу же обратился к нему:
— Папа, можно с тобой поговорить?
— Что-то срочное?
— Да нет… Хотя, я — с новостями.
— Хорошими?
— Ну, вроде, да.
— Интересно, интересно — выкладывай.
— Пап… А может, ты лучше присядешь?
— Что ты там опять натворил?! — За последние годы Астахов привык ожидать от сына любых сюрпризов, порой приятных, порой — не очень.
— Папа, ты можешь меня поздравить. Я женюсь. Вот теперь-то Астахов действительно сел.
— Но ты же вроде бы как-то не собирался?
— Вот, как видишь, собрался.
— Почему так поспешно? Она беременна?
— В самую точку! Всегда удивлялся твоей прозорливости…
— Антон, Антон…
Астахов встал и начал прохаживаться из угла в угол.
— Слушай, ну конечно, за свои поступки надо отвечать. Я… я уважаю такое решение. А кто она?
— Ты хорошо ее знаешь — Светлана Леонидовна Форс…
— Света?! — Астахов едва поспевал переваривать новую информацию. — Слушай… Ну, это даже лучше, чем я думал. Нет, я, правда, Антон! Я действительно!.. Я очень… Сейчас, подожди!
Астахов открыл дверь на кухню и крикнул:
— Олеся! У нас там, кажется, было шампанское. Накройте, пожалуйста, в гостиной! — и, улыбаясь, повернулся к сыну: — Нам есть что отметить!
Говорят, что от радости до печали один шаг. Часто так в жизни бывает — пока один веселится, другому совсем не до смеха.
Кармелита лежала в постели и смотрела на кресло, в котором сидел Максим.
— Зачем, зачем ты так со мной обошелся?
— Прости…
— Ты ведь любил меня.
— Конечно, любил.
— И тогда, ночью, на озере, помнишь, ты тоже любил меня… А теперь ты все это забыл.
— Я все помню. Я увезу тебя далеко-далеко. Туда, где никто нас не найдет и не разлучит. И мы всегда будем вместе. Всегда.
— Как это хорошо. Только где ж это такое место, где бы мы были вместе?
Чтобы я всегда была с тобой?..
Груша, вошедшая в спальню минуту назад, с тревогой смотрела на Кармелиту.
— Кармелиточка, солнышко, с кем это ты тут разговариваешь?
— С Максимом — он все-таки ко мне пришел… Ты, что, не видишь?
Вот беда — видела Максима в кресле одна только Кармелита. И никто другой его там не мог узреть. Потому что никакого Максима в кресле не было.
Пустое кресло стояло перед Грушей. Лицо верной помощницы Зарецких дернулось, на глазах у нее появились слезы. И вот уж Груша поспешила выйти из комнаты, чтобы Кармелита не заметила, как она плачет.
— Тамара! Тамара, иди сюда скорее! Ну где ты там? — . Радостный и возбужденный, Астахов в поисках жены бегал по всему дому.
— Иду, иду! — Тамара вошла в гостиную.
— Ты представляешь, — бросился к ней Астахов. — Наш сын женится! И у него будет ребенок!
— Ну что ж, я очень рада, что Антон уже сказал тебе об этом!
— Ну это просто безобразие — в этом доме я всегда узнаю самые важные новости в последнюю очередь! — Астахов попытался изобразить обиду, но сердиться сегодня у него никак не получалось — довольная широкая улыбка выдавала его настроение.
Бокалы у всех троих Астаховых были уже наполнены. Но Николай Андреевич схватил еще один и наполнил его.
— Олеся, пожалуйста, выпейте с нами! Такое событие — у меня будет внук!
Или внучка!.. Ну что, все готово? Тогда за тебя, Антон! И за твое продолжение! А значит, и за наше с мамой тоже!
— За тебя! — сказала Тамара и чокнулась с сыном, потом со всеми остальными.
Выпили.
— Коля, — обратилась к мужу Тамара. — Я хочу, чтобы у детей была шикарная свадьба!
— Мама, а может, не надо никаких громких празднеств?
— Как это не надо, — все больше заводился Астахов. — Обязательно надо!
Я все беру на себя: ресторан, кольца, белое платье, квартира — все будет как надо, по высшему классу! Только вы, Антон, живите Дружно, любите друг друга…
Тамара была довольна — пока все шло по ее плану.
— Антоша, ты пригласил бы как-нибудь Светлану к нам… — начала она.
— Верно-верно, — тут же подхватил Астахов. — Надо же как-то поговорить.
И с отцом ее тоже, Ну, все должно быть по-людски!
Он еще раз наполнил бокалы.
— За тех, ради кого живем мы, мужчины, — за твою Свету и за мою дорогую Тамару! За тебя! — и Астахов чокнулся с женой. — И за вас, Олеся! Кстати, а когда мы будем пить за вашу свадьбу? А то, как бы накладки не вышло — две свадьбы в один день!
Тамаре стоило немалых усилий сохранить спокойное выражение лица.
— Не волнуйтесь, Николай Андреевич. Не из-за чего… У нас с Игорем свадьбы не будет, — сказав это, Олеся посмотрела на Астахова совсем не так, как смотрит прислуга на хозяина.
Глава 4
Весь табор шумел у ворот дома Баро в Зубчановке. Все — от глубоких старух до малых детей, привлекая внимание прохожих, — ломились к своему барону. Охрана еле сдерживала возбужденную толпу — людей, у которых исчезла их священная реликвия. В дом все-таки пропустили одного Бейбута.
— Что случилось? Почему весь табор здесь? — спросил Баро вожака табора, хотя, конечно, уже и сам догадывался, что сейчас услышит.
— По-моему, это мы должны спрашивать у тебя, Рамир. Скажи, это правда?
— О чем ты?
— Не юли, Рамир, не юли — на тебя это не похоже. Это правда, что наше священное золото украдено? Что ты его не уберег?
Повисла пауза.
— Да, это правда, — выдавил из себя Баро.
— Почему же ты это скрывал, почему не сказал сразу?
— Я надеялся найти его… — вздохнул Баро. — Или само золото, или того, кто его похитил.
— Людям непросто будет в это поверить.
— Да как ты смеешь, Бейбут?!
— Смею, Рамир! Это золото — не твоя личная казна! Это святыня, и она принадлежит каждому цыгану — и Степке, и Халадо, и Розауре, и каждому ее ребенку. И мне тоже!
— Не говори мне прописных истин! Я знаю все это не хуже тебя!
— Тогда почему мы не от тебя узнали о пропаже? Что мы должны о тебе думать? Что своим трусливым молчанием ты хотел сохранить лицо?!