Вот теперь всё складывается в ёлочку. Потому-то и патрули егерей вдоль дороги бродят. Они смотрят, не сдвинулись ли окруженцы куда в сторону, а деться там особенно некуда. След одного человека от протоптанной просеки десятков ног здорово различаются.
Истинные арийцы молодцы. С фантазией вою ют. Сначала отпользовали бы девочку вшестером. Они затем её и притащили, иначе взяли бы пару красноармейцев, а затем привязали бы «козочку» на поляне и отстреливали бы её спасателей, как курят. На выбор.
Меня вот только никто не ждал. Как бы мне всё это обыграть? Одной снайперской группы нет, это хорошо, но это отсрочка максимум на сутки. Вот что такое не везёт и как с ним бороться? Опять мне на вёслах корячиться.
– Слушай, Катерина! Ты по компасу ходить умеешь? В лесу не заблудишься?
– Конечно, не заблужусь. Я этот лес как свои пять пальцев знаю! – возмущённо фыркнула девушка.
Опять прокололась Катя, но это уже не важно. Не дали мне полежать спокойно. Может, и к лучшему? Говорят, движение – жизнь, но не в нашем случае. Наше с Саней движение – это чья-то смерть.
– Придётся тебе завтра с самого раннего утра наших в лесу искать. Скажешь, чтобы на поляну не совались. Четыре снайпера, пара пулемётов и два десятка автоматчиков любое количество народа на этой поляне уложат. Вот смотри. – Я развернул карту поудобнее. – Скорее всего, красноармейцы вот здесь, у болота. Там ручей. Соответственно, вода рядом, и лесок побольше, и от дороги далеко. Придётся тебе с утра побегать вместо утренней зарядки. Обходишь поляну справа, но очень сторожко. Хотя нет. Лучше всего ползи напрямик, от места засады гауптмана. Этого никто не ждёт. Не торопись, отдыхай.
Даже если наблюдатели второй снайперской группы заметят, не страшно, тебя в их камуфляж замотаем. Они тебя за своего разведчика примут.
Карту я тебе отдам, покажешь командиру всё на месте сама. Пусть сразу, как тебя встретят, уходят вдоль дороги к мосту и ждут, когда я пулемёты выбью. Попробую я утром засады перебить, до кого дотянусь, и из леса с той стороны из снайперки обстреляю пост на мосту. Пусть нападают, когда финны на меня отвлекутся. Я выбью пулемётчиков и буду держать их, сколько смогу. Скажи, чтобы не медлили, как стрельбу услышат, но и без меня не лезли, иначе всех положат. На мосту пара станковых пулемётов точно есть.
Начну не позднее девяти часов утра. Самое позднее – в восемь тридцать все должны сосредоточиться в перелеске у моста. Там метров двести от края леса до пулемёта и часовых. Поняла? Если подойдут позже, мне звездец. На охране моста волки, меня они сожрут и не заметят. Было бы нас больше, продержались бы дольше, а один без вариантов.
Эх, не дадут мне спокойно полежать, а так хотелось пару дней отдохнуть на природе с красивой девочкой. В той жизни всё суетился, и сейчас сплошная беготня. Никакой личной жизни. Немного времени у меня ещё есть, а мне ещё карту надо запомнить. Она у меня одна, и я её сейчас девчонке отдам.
Речушка, соединяющая два озера, короткая, но быстрая и метров около восьмидесяти шириной. Сразу её не пересечёшь. Самое неприятное – не отсутствие карты, а то, что ночи сейчас практически нет, так, серь непонятная. Одна надежда на то, что на берегу нашего озера финским секретам делать нечего.
Такой секрет с пулемётом есть в устье речки, к которой окруженцев прижать хотят. Мне этот секрет миновать не удастся – на глади озера я буду как на ладони. Впрочем, одна идейка у меня появилась. Жаль, «наган» только один и патронов к нему только четыре. Придётся мне мастрячить одноразовый глушитель, а пока принялся надевать мундир и камуфляж гауптмана.
Хорошо, что я шмотки ещё днём простирнул, камуфляж уже высохнуть успел. Брать автомат я не стал. Снайперская винтовка, «вальтер», «наган», ножи и гранаты. Катю обрядил в камуфляж, который висел на ней как на вешалке. Замотал ей колени, локти и кисти мундирами автоматчиков, сделав примитивные наколенники и налокотники. Объяснил по-быстрому, что пока ночь, она должна пересечь большую часть поля, а быстро это можно сделать только на коленях и локтях. Вооружил «вальтером». Нечего ей по лесу с пустыми руками шариться.
А у меня другая забота: как мне финнов по-тихому перебить? Глушитель сделать? А из чего? Лёжа под сосной на очищенных моими руками пружинистых кустиках черники и глядя в бездонное синее небо, я лениво думал. Котелок с опилками? Стеклянная фляга? Тряпки в несколько слоёв? Было бы наше время, можно было бы найти пару пластиковых бутылок и сделать одноразовый «глушак» прямо на коленке. А чем мне здесь пластик заменить?
Стоп-стоп. Погоди-ка, Агафонов! Отмотай мыслю обратно. А что? Может получиться! На один выстрел точно хватит! Как там говорят? Голь на выдумки хитра?
Глава 3
Коротка июльская ночь. В это время года скорее даже не ночь, а долгий продолжительный вечер. Уже упал утренний туман, ненадолго укрыв землю белесым покрывалом. Скоро по явятся первые робкие лучи солнца, а затем – бесконечно долгий день. Пока же звенящую предрассветную тишину нарушают только всплески крупной рыбы и бесконечный писк многочисленных комаров. Самое красивое и тихое время года.
Неожиданно ухо капрала уловило отдалённый всплеск, потом ещё один, скрип уключины, опять всплеск и невнятное бормотание. Сквозь туман проступили очертания большой четырёхвёсельной лодки, неспешно выдвигающейся из молочно-белой водяной взвеси. Лодка двигалась рывками, рыская из стороны в сторону и постоянно меняя направление движения.
Сидящий за веслами человек в немецком мундире грёб то одним веслом, то другим, то бросал оба весла, отчего лодку разворачивало вокруг её оси. При этом немец брал в руки бутылку коньяка, делал глоток, ставил бутылку на дно лодки и делал следующие беспорядочные и часто бессмысленные гребки. Лодка медленно приближалась к берегу и уже были видны детали.
На вёслах сидел немецкий офицер. Головного убора у него не было, а голова его была обмотана грязным бинтом, незакреплённый конец которого небрежно свисал на правый погон. Мундир гауптмана был расстёгнут и грязен, а сам он, видимо, мертвецки пьян.
Лодка ткнулась носом в песок, и гауптман разразился очередной серией невнятного бормотания. Бросив вёсла, немецкий офицер опять потянулся за бутылкой. Запрокинул её над головой, сделал глоток, поперхнулся и выпустил изо рта горлышко бутылки, окатив себя коньяком. Затем гауптман раздражённо бросил бутылку на дно и опять разразился непонятной тирадой. Наконец офицер выговорился и, взявшись за борт лодки, попытался из неё выбраться, что ему удалось только с четвёртой попытки.
Во весь рост немецкий офицер выглядел не менее колоритно. Помимо расстегнутого полностью мундира и грязной форменной майки на офицере были камуфлированные штаны и только один сапог. Второй сапог гауптман достал из лодки и, почему-то держа его на вытянутых руках, пошатываясь, направился к лесу. Выглядел он настолько нелепо, что все трое дозорных невольно улыбнулись.
Фельдфебель жестом указал капралу и рядовому в сторону немца. Тяжело вздохнув, капрал направился выполнять приказание. Опять Корхонен взвалил на него самое неприятное, и всё только потому, что капрал знал немецкий язык. Как объясняться с пьяным до невменяемого состояния союзником, капрал даже не представлял.
Немца в лесу можно было не искать, запах коньяка доносился метров с пяти. Гауптман стоял, привалившись плечом к берёзе, и увлажнял землю мощным потоком, сапог при этом он небрежно засунул себе подмышку. Капрал подождал, пока немец закончит свой процесс, и негромко окликнул его:
– Герр офицер!
Немец медленно повернул голову и разродился серией невнятных бормотаний. Глаза его при этом были закрыты, а сам он ещё больше привалился к берёзе. Кивнув головой рядовому, капрал подошёл к офицеру и почтительно взял его под руку, с другой стороны, так же почтительно, но крепко, взял немца рядовой.
Гауптман пробормотал что-то ещё громче и неожиданно с силой вырвал руку у капрала. Затем он дотянулся до сапога, так и находившегося у него подмышкой, взял его, протянул капралу, и тому ничего не оставалось сделать, как взять сапог в руки. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. Тяжёлый широкий штык от немецкой винтовки воткнулся рядовому прямо в сердце. Мгновением позже капрал получил стремительный удар ребром ладони в горло, а затем тем же штыком в печень.
Невнятный шум не привлёк фельдфебеля. Что ещё ждать от этих горе-союзников? Не мешали бы, и то ладно. Корхонен неспешно оглядел гладь озера. Внезапно справа в воду реки что-то шумно упало, и фельдфебель повернулся туда. Штык пробил его всего насквозь, достав до сердца. Первый секрет перестал существовать.
А нефиг баловать! Столько коньяка из-за них пришлось на себя вылить для правдоподобия. И какого коньяка! Французский! Амброзия! Нектар богов! А я его на этот паршивый немецкий мундир! Ненавижу уродов! Эх! Теперь мне ещё и переодеваться.
Финны порадовали. Вели себя они так, как я и предполагал, а главное, их было всего трое. На этом хорошие новости закончились.
– Вашу ж мать! Вот на какое место мне станковый «максим»? Как я его в одно лицо в лодку затащу? Ручник никакой притащить нельзя было? Долбодоны чухонские!
Мать, мать, мать, по привычке ответило эхо. Оно всегда мне так отвечает. Мы с этим эхом живём душа в душу. Возмущению моему не было предела. С возмущением мы тоже не лаемся – мы же почти родственники.
Помимо «станкача» финские солдаты были вооружены двумя трёхлинейками и незнакомым автоматом. Это их «Суоми», наверное. Поленился я немецкий взять, тащить было лениво, думал, на месте разживусь. Разжился. Таскай теперь эту тяжесть! Ха! У капрала «наган», он пулемётчиком был! Надо поискать запасные патроны. Живём!
Я это к чему? У «нагана» проворачивается барабан, а у пистолета двигается затворная рама и выкидывается гильза. В сапоге из «вальтера» я сделаю только один выстрел, а из «нагана» – все семь. Что называется, почувствуйте разницу.