— Смотрите.
"Напрасно я полезла с этой просьбой, — подумала Рипли, — врач правильно советовала не спешить". Мягко заработал мотор, и стена неслышно поднялась к потолку. Яркий свет заполнил палату. Несмотря на смягчающие фильтры, он вызвал шок у еще не прошедшей адаптацию Рипли. Снаружи простиралось необъятное пространство Великой Пустыни. Впрочем, придя в себя, она увидела другую картину. Несколько ячеек для модулей станции виднелись слева, образуя идеальную петлю, пластиковые ангары были похожи на детские кубики. Снизу поднимались силуэты нескольких антенн. И над всем этим главенствовал величественный изгиб Земли. Африка была коричневым пятном, расчерченным в белую полочку. Это пятно плавало в голубом океане, Средиземноморье сапфировой тиарой венчало Сахару. Все это Рипли видела и раньше: сначала в школе на иллюстрациях, потом воочию. Ее поразила не грандиозность увиденного: она была рада, что все это есть. Ибо, как показали недавние события, все это могло исчезнуть… Но, с другой стороны, пережитый ею кошмар реален, в то время как этот уютный зовущий шар, скорее всего, иллюзия, насмешка. Он удобен, знаком и достоверен, как старый плюшевый медвежонок. Картину дополняла луна, унылый диск которой дрейфовал на заднем плане, как потерявшаяся точка от восклицательного знака. Планетная система выглядела так безопасно…
— Ну, как мы сегодня?
Рипли поняла, что врач обращается к ней.
— Ужасно.
Как-то ей сказали, что у нее очень приятный и неповторимый голос. Услышали бы они ее сейчас!.. Ни одна частица ее тела еще не вернулась хотя бы к исходному состоянию. Ей было любопытно, станет ли она когда-нибудь такой, какой была раньше? Та Рипли пересела со скучного грузового судна на космический корабль, исчезнувший вместе с ней. Другая Рипли лежала теперь на больничной койке и выжидательно глядела на врача. Нет, она не то сказала…
— Впрочем, не так ужасно, как вчера, — поправилась она.
— Пусть скромный, но все же шажок вперед.
Рипли медленно повернула голову: Земля была еще там. Время, которого раньше она попросту не замечала, вдруг приобрело для нее особое значение.
— Как долго я на станции?
— Всего несколько дней, — с улыбкой сказала врач.
— А мне кажется, дольше.
Врач повернулась к двери:
— Вы могли бы принять посетителей?
— А у меня есть выбор?
— Разумеется, есть. Вы — пациентка, то есть главное лицо после врача. Если вы хотите остаться одна, вас никто не потревожит.
Рипли пожала плечами (обнаружив, что ее мышцы уже готовы к такому движению):
— Во-первых, что это за посетители?
— А вот и они, — сказала врач.
Вошел человек, что-то неся на руках. Она не знала его, но узнала его ношу, толстую, мохнатую, с отсутствующим взглядом:
— Джонси!
Она села, не нуждаясь больше в посторонней помощи. Человек с готовностью расстался с ношей, и Рипли прижала ее к себе:
— Иди сюда, Джонси! Старый уродец! Славный пушистый шарик!
Кот с достоинством выслушал все ее восторги, что, впрочем, не составляло для него большого труда: Джонси всегда отличался невосприимчивостью к проявлениям человеческих чувств. Внеземной наблюдатель не сразу бы определил, кто из этих двух существ на кровати обладает более развитым интеллектом…
Человек, принесший Джонси, придвинул стул поближе к кровати и сел, терпеливо ожидая, когда Рипли обратит на него внимание. Это был мужчина лет тридцати, одетый в деловой костюм, симпатичный, хотя его внешность и не бросалась в глаза. Его улыбка была такой же дежурной, как у врача, разве что выглядела более обкатанной, вероятно потому, что чаще использовалась. Рипли кивнула ему, давая понять, что заметила его присутствие, но продолжалась беседовать с котом. Это означало, что если посетитель выступает здесь не только в роли посыльного, то первый шаг должен сделать он.
— Милая комната, — сказал он, хотя думал совсем иначе.
Пока он пододвигал стул еще ближе, Рипли решила, что он похож на сельского парня, несмотря на то, что говорил как городской.
— Меня зовут Берк. Картер Берк. Я работаю на Компанию, а вообще, я неплохой парень… Рад видеть, что ты поправляешься.
Вот это прозвучало более искренне…
— Кто сказал, что я поправляюсь? — Она отодвинула Джонси, тот презрительно заурчал, роняя шерстинки на стерильную постель.
— Твои врачи и приборы. Мне сказали, что слабость и отсутствие ориентации у тебя уже прошли, хотя, по-моему, ты смотришь на меня еще не совсем осмысленным взглядом. Побочные эффекты гиперсна или что-то в этом роде. Биология не входила в число моих любимых предметов в школе. Я был сильнее в цифрах, вычислениях. Например, я вычислил, что у тебя неплохая фигура, и это после всех испытаний, — он кивнул на одеяло.
— Надеюсь, я выгляжу лучше, чем чувствую себя. А чувствую я себя египетской мумией. Ты сказал о гиперсне. Сколько я спала? — она указала на врача. — Они мне ничего не говорят.
— Ну, может быть, об этом еще рано говорить? — произнес Берк отеческим тоном.
Рука Рипли молниеносно слетела с покрывала и сжала его руку. Скорость ее реакции и ее сила поразили мужчину.
— Нет, я в полном сознании и в няньках не нуждаюсь. Сколько?
Берк повернулся к врачу. Та пожала плечами и склонилась над приборами обеспечения жизнедеятельности. Он снова перевел взгляд на женщину, лежащую на кровати:
— Ладно. Не я должна сообщать тебе это, но, по-моему, ты достаточно окрепла. Пятьдесят семь лет.
Это было как обухом по голове! Пятьдесят семь раз обухом. Шок оказался сильнее, чем от пробуждения, чем от первого взгляда на мир. Чувствуя себя спущенной шиной, бледная и обессилевшая, Рипли упала на подушки. Словно искусственная гравитация вдруг трижды превысила земную, вдавив ее в постель. Наполненные воздухом подушки, на которых она только что удобно лежала, угрожающе вздымались, готовые задушить ее. Врач бросила тревожный взгляд на табло жизнеобеспечения, однако все показатели светились, как и прежде.
Пятьдесят семь лет. Больше полувека провела она в капсуле гиперсна. Оставленные на Земле друзья состарились и умерли, семьи больше нет, работа, которая она занималась, утратила всякий смысл. Правительства приходили к власти и подавали в отставку, события влияли на состояние рынка. Никто не пребывал в гиперсне более пятидесяти пяти лет, так как после этого срока организм терял способность существовать вне капсулы. Она расширила граница физиологических возможностей человека, но только для того, чтобы узнать, что оказалась за бортом своей собственной жизни.
— Пятьдесят семь!
— Ты дрейфовала через центр Вселенной, — рассказывал Берк. — Ваши энергетические ресурсы были на исходе. И вам очень повезло, что челнок заметили спасатели, когда они…
Вдруг она побледнела еще больше, ее глаза расширились.
— С тобой все в порядке?
Что-то давило на нее изнутри, и она закашлялась. Чувство беспокойства сменилось ощущением ужаса. Берк взял с ночного столика стакан воды и протянул ей, но она оттолкнула его. Стакан разбился, осколки разлетелись по полу. У Джонси вздыбилась шерсть, он с шипением заметался по кровати, затем спрыгнул вниз, его когти проскрежетали по пластиковой поверхности пола. Рипли схватилась за грудь, ее спина неестественно выгнулась. Она выглядела так, словно ее душили.
Дежурный врач бросилась к внутренней связи:
— Четыре-один-пять, ответьте! Четыре-один-пять, ответьте!
Пациентка пыталась вскочить с постели, врач вместе с Берком с трудом удерживали ее до прихода помощи — врача-мужчины и двух медспецов.
— Этого не могло быть! Не могло! Нет! Нееет!
Ее пытались удержать за руки и за ноги, но она вырвалась. Покрывало отлетело в сторону. Одной ногой она ударила медспеца, другой разбила стеклянный сосуд с лекарствами. Джонси попятился и выскочил из палаты.
— Держите ее! — кричал доктор. — Дайте мне воздухопровод, быстрей! И тридцать миллилитров СХ-10!
Струя крови обагрила простыню, грудная клетка стала вздыматься, словно что-то невидимое росло в ней. Все в ужасе отшатнулись. Рипли ясно видела, как с нее соскользнула простыня, как доктор издавал какие-то невнятные звуки, ошарашенно глядя на ее грудь. А в ней продолжало что-то расти, натягивались и медленно разрывались мышечные ткани, и, наконец, на свет появилась клыкастая морда. Она поднялась на целый фут и затем издала крик. И этот крик парализовал все человеческое в комнате, он пронизывал все тело Рипли, впиваясь в кору головного мозга, он вибрировал, отдаваясь в каждой клетке ее тела, и она…
… с криком проснулась. Она лежала в неудобном положении на кровати, одна в темной больничной палате. На пластиковом пульте перемигивались разноцветные огоньки. Осторожно коснувшись груди, Рипли поняла, что это был кошмар: грудная клетка, мышцы, сухожилия и связки — все на месте, без повреждений. Она повела глазами, осматривая комнату. Никто не лежал в засаде на полу, не подкарауливал у дверей. В палате не было ничего, кроме аппаратов, поддерживающих ее жизненные функции, да удобной кровати, на которой она лежала, обливаясь потом, хотя на нее веяло приятной прохладой. Рипли прижала ладонь к груди, окончательно убеждая себя, что все в порядке. Затем рывком попыталась подняться. Подвешенный над кроватью видеомонитор тут же ожил: на экране появилась пожилая женщина. Ночная дежурная. Участие на ее лице было чисто профессиональным.
— Опять плохие сны? Хотите снотворное?
Слева от Рипли тихо зажужжало щупальце робота. Она отвернулась:
— Нет, я выспалась.
— Как знаете. Если передумаете, нажмите кнопку вызова.
Экран монитора погас.
Рипли приподнялась на подушках и дотянулась до одной из кнопок на столике. Дальняя стена раздвинулась, и она снова могла смотреть наружу. Она увидела часть станции Гэтвея, освещенную огнями, а где-то внизу, под покровом ночи, скрывался земной шар. Гряды облаков закрывали далекие огни. Города живых счастливых людей и не подозревали о жестокой реальности, которую таил в себе космос.