Войска, изъятые из обороны Цусимских островов, в случае их невозврата обратно, впоследствии должны были быть быстро замещены прибывающими из европейской части страны пополнениями. Причем обязательно регулярными, хорошо обученными, полностью боеспособными и укомплектованными частями.
В окончательном варианте операции Тихоокеанский экспедиционный корпус Российского Тихоокеанского флота, комплектуемый войсками цусимского гарнизона, должен был состоять из флотского добровольческого батальона, бравшего Такесики, и тридцать второго полка восьмой восточно-сибирской дивизии. Этот полк в полном составе прошел ускоренный курс подготовки к высадке на необорудованный берег еще под Владивостоком и поэтому считался наиболее подходящим для предстоящего дела.
Для усиления им придавался батальон добровольцев из экипажей транспортов «Изумруда» и «Владимира Мономаха», с тремя десантными пушками и шестью пулеметами, снятыми с этих крейсеров. Кроме того, десанту передавались все имевшиеся на Цусиме легкие горные орудия калибра 64 миллиметра и большая часть боекомплектов к ним. Предполагалось также широкое использование десантных рот со всех кораблей.
Десантные части и их снабжение начали спешно собирать в Озаки, чтобы затем быстро загрузить на отзываемый из так и не начавшегося рейда в Тихий океан «Терек», как только он придет с Окинавы. Несмотря на огромные размеры коммерческого крейсера, всем войскам на нем будет явно тесно, поэтому «Уралу» было приказано, не дожидаясь его прихода, начать принимать на борт пехоту и пушки. При этом обязательным условием было сохранение возможности использования воздухоплавательного парка в полную силу.
Предполагаемая теснота в палубах пароходов-крейсеров была вынужденной и временной мерой. В дальнейшем часть пехоты и все отряды, комплектуемые личным составом флота со своей артиллерией, должны были при первой же возможности перейти на вспомогательный крейсер «Днепр», когда тот присоединится к эскадре после выполнения уже приготовленного штабом для него специального задания.
К моменту, когда «Днепр» доставил карты и прочие трофейные бумаги с Окинавы, совещание шло уже вторые сутки. За это время были в общих чертах подготовлены боевые приказы для Добротворского, вспомогательных крейсеров и пароходов-угольщиков. Потратив около часа на изучение карт, проверку их по уже имевшимся сведениям от агентов, пленных и полученных от подводников и на окончательную доработку плана операции, в конце концов, утвердили один из предварительно проработанных вариантов. Командиру крейсера-гонца вручили секретные пакеты и отправили обратно.
Одновременно на Окинаву по беспроволочному телеграфу передали приказ бронепалубникам готовиться к выходу на соединение с флотом и не пользоваться радио, чтобы не выдать место стоянки, а во Владивосток приказ срочно готовить конвой из быстроходных судов с грузами для цусимского гарнизона. Также было приказано начать разоружать форты на острове Русском, свозя пушки с них в порт. Но поскольку в шифрованной телеграмме, да еще и по беспроволочному телеграфу, все сообщить было просто не реально, в главную базу также пришлось снарядить гонца.
На следующий день, уже в вечерних сумерках, на закончившем разгрузку пароходе «Иртыш» во Владивосток отправили офицера связи со срочными распоряжениями для коменданта крепости, а также с телеграммами, в том числе императору.
Воспользовавшись штормовой погодой, большой трансокеанский пароход легко прорвал блокаду и вышел в чистые от противника воды севернее Цусимы. Из соображений скрытности перехода скалы Лианкур и остров Дажелет он обошел восточнее и, держа на протяжении всего перехода максимальный ход, благополучно достиг Владивостока, доставив секретную корреспонденцию.
Там его уже ждали. Начальник владивостокского порта контр-адмирал Греве немедленно отдал все необходимые распоряжения о погрузке судов и формировании конвоя, а комендант крепости генерал-лейтенант Казбек распорядился начать отгрузку старых пушек и их артиллерийских парков. Хотя сам и не мог точно представить, зачем флоту могли понадобиться в срочном порядке гвардейские полки из столицы, тяжелые осадные и гаубичные батареи и завалявшиеся на складах, давно списанные горные пушки Барановского.
Единственное, что полностью соответствовало, в его понимании, потребностям флота на далеких Цусимских островах – это запрос на все имевшиеся в наличии стодвадцатипудовые шестидюймовые осадные орудия, ограниченно пригодные для береговой обороны, а также на большой запас снарядов к ним и всем другим пушкам, уже имевшимся на Цусиме. Соответствующий список прилагался, но те цифры, что там были указаны, перекрывали все мыслимые расходы артиллерийских припасов в пять, а то и в восемь раз.
Генерал-лейтенант Казбек имел достаточно четкое представление о нормах отпуска снарядов на полевые и крепостные батареи, поэтому счел, что столь серьезный запас потребовался, вероятно, потому, что все, что уже было отправлено с флотом, ушло на дно вместе с потопленными японцами пароходами. И теперь голодная пехота сидит там с пушками, но без снарядов. А поскольку ни о какой встрече отправляемых в сопровождении всего одного старого крейсера и двух номерных миноносцев судов отрядами Небогатова, Йессена или Рожественского ни в полученном по радио сообщении, ни в доставленных пароходом бумагах не было ни слова, решил, что дела у флота совсем плохи.
Но только что полученный письменный приказ наместника, подтверждавший полученное ранее по радио распоряжение о разоружении фортов, изрядно нервировал коменданта, считавшего, что всей сухопутной обороной крепости командует только он. Снимать пушки с готовых капитальных оборонительных позиций казалось ему чрезмерным. Особенно теперь, когда флотские, судя по всему, «сели в лужу». С этим злополучным приказом он отправился к вице-адмиралу Бирилеву.
Но тот не нашел никакой крамолы в перевозке пушек с тыловых позиций обороны, каковыми теперь считались старые форты острова Русский, на Цусиму. Для успокоения генерала он посоветовал отправить в столицу запрос на новые пушки взамен отдаваемых флоту, добавив, что такого старья уже не пришлют, так что крепость окажется только в выигрыше.
Более комендант не решился оспаривать распоряжения удачливого наместника императора, и, поскольку в телеграмме, а потом и в письменном приказе с Цусимы указывались конкретные, весьма сжатые сроки проведения работ по демонтажу устаревших мортир, который он до сих пор всячески откладывал, немедленно отдал необходимые распоряжения. А вечером даже поехал лично проконтролировать начало их исполнения.
Несмотря на то что о содержании штабной почты с Цусимы знал довольно узкий круг лиц из штаба крепости и флота, а своими впечатлениями о прочитанном комендант вообще ни с кем не делился, слухи о критическом положении предпринятой наместником южной экспедиции распространились по городу невероятно быстро. После возвращения в свой кабинет генерал-лейтенанта Казбека начали донимать журналисты, задававшие подозрительно заковыристые вопросы. Звонил комфлота Бирилев, также страдавший от чрезмерного внимания прессы и весьма неприятно удивленный ее информированностью.
Об истинных масштабах этих слухов стало известно уже к ночи, когда начальник разведывательного отдела штаба Тихоокеанского флота капитан второго ранга Русин положил на стол коменданта депешу одного из многих расквартированных в городе иностранных корреспондентов, взятую с телеграфа. Правда, уже после отправки ее адресату. Поскольку постоянного дежурства офицеров разведки на телеграфе еще не было, о ней стало известно только из ежедневного отчета, предоставляемого служащими.
Некий Бруно Аткинсон передавал в редакцию своей газеты в Шанхае сильно видоизмененный список загружаемых на транспорты материалов и в несколько раз увеличенное количество отправляемых именно на Цусиму судов. А также сведения о якобы имевших место случаях отказа капитанов пароходов следовать на Цусиму без охранения и требованиях получить расчет немедленно.
Объяснить столь быстрое получение, хотя и искаженной, информации о формируемом караване именно на Цусиму каким-то писакой генерал-лейтенант Казбек не смог. С его слов был быстро составлен список всех, ознакомленных с последними телеграммами и приказами, после чего Русин удалился.
Согласно полученному с возвращением «Днепра» боевому приказу окинавские угольщики должны были отправить один пароход в Сайгон с депешами для князя Ливена, а остальные покинуть рейд Наха сразу, как закончат бункеровку пароходов-крейсеров. После чего следовать в район ожидания севернее островов Бородино, где ждать дальнейших инструкций до 15 июля. Если за это время новых распоряжений не будет, следовать в Сайгон. Всем призам, кроме «Малазиен», приказывалось отправляться во Владивосток в обход Японии в общем строю немедленно по готовности выйти в море, а французу – держаться вместе с угольщиками. На не задействованные в бункеровке пароходы возлагалось несение дозорной службы.
Большие вспомогательные крейсера, по плану операции, предполагалось использовать как быстроходные войсковые транспорты, а не эскадренные угольщики. В связи с этим «Тереку» было приказано прервать бункеровку и срочно возвращаться на Цусиму для погрузки войск, а «Днепр» должен был догрузиться углем до полных ям, не заваливая эмигрантские палубы, и следовать к проливу Бунго, где предполагалось встретиться с флотом. На переходе ему следовало вести поиск возможных пароходов-контрабандистов и японских судов, следующих на материк вокруг Кюсю.
Крейсера первого ранга в полном составе задействовались в атаке портов пролива Симоносеки. Но никакого предварительного сосредоточения сил не планировалось. Они должны были присоединиться к эскадре уже на заключительном этапе броска к проливу, пройдя ночью вдоль западного берега Готских островов и обойдя остров Икисима с юга. Попутно предполагалось атаковать прибрежные японские коммуникации от Симоносеки к Сасебо и Нагасаки.