— Мы нашли Панфилова, — сказал Богомолов, не поднимая взгляда на собеседника и демонстративно роясь в каких-то бумагах.
Валерий пожал плечами, не зная, что ответить. Судьба предателя была ему безразлична. Не дожидаясь приглашения, дипломат удобно расположился в кресле и с любопытством огляделся. За десять лет в кабинете, казалось, ничего не изменилось — все те же тяжелые черные кожаные кресла, светлые стены, безнадежно архаичные бумажные папки на блестящем письменном столе. Пауза затянулась. Нужно было что-то сказать, и Седов равнодушно спросил:
— Панфилова? Где? Что он рассказал?
Валерий едва удержался от того, чтобы спросить: «И при чем здесь я?» Происходящее слишком отдавало дежа-вю, чтобы повторять вопрос десятилетней давности.
— Что он сказал? — озадаченно переспросил Богомолов: — Ничего. Его нашли уже мертвого. Соответствующими органами, так сказать, обнаружено тело преступника.
— И? — Седов готов был уже повторить сакраментальный вопрос, но Иоанн, словно предугадав реакцию собеседника, продолжал:
— А вот «где» — вопрос самый важный и правильный. Ты что-то знаешь о Раване? Впрочем, послушай-ка сначала запись, — не дожидаясь ответа, Богомолов повел рукой по поверхности стола, и в кабинете зазвучали голоса собеседников: один басовитый и уверенный, второй — нервный и немного визгливый.
Ситуация воспринималась однозначно: шел допрос. Представитель СБ в Департаменте по Колонизации беседовал с кающимся преступником, бывшим инспектором ДК. В первом из говорящих Валерий без труда опознал полковника Даниила Малютина. Вторым оказался Панфилов. Если бы не предупреждение толстяка и не знакомый высокопарный слог, Валерий никогда не узнал бы самоуверенного, вальяжного Аполлона Георгиевича. Считать четкий эмофон в записи было невозможно, но и без этого легко напрашивались выводы: «Врет. Чего-то сильно боится, какой-то женщины. Испытывает облегчение от того, что самое важное и опасное ускользнуло от внимания следователя».
Прослушав запись, Валерий, не удержавшись, поинтересовался:
— Это случилось на Раване? Когда?
— Пять лет назад, — немедленно отозвался Иоанн. — Еще до Альтаира. Тогда мы не сочли нужным наказывать инспектора, недооценили ошибку, которую не смогли исправить. Поиски артефакта пришлось прекратить. Ну, а Панфилов слишком много знал, имел сильных покровителей, и проще было отправить его подальше. Так он и стал послом. Но оказалось….
— И труп нашли там же…? — Седов не закончил вопрос.
— Панфилов погиб на Раване, — подтвердил безопасник. — Послушаешь еще раз?
Валерий мрачно кивнул. Похоже, матушка-Земля обрекала блудного сына на расхлебывание очередного грязного дела. В кабинете вновь зазвучали голоса:
— Ну, взял я ту чашку из Храма. И что тут такого?
— Как вы, инспектор, можете не понимать? Аррьяу-ахья — не просто чужая святыня, а артефакт! Нарушен жизненный баланс, равновесие биосферы. На планете экологическая катастрофа.
— При чем здесь чаша? Конечно, я виноват! Всё время, пока я носил этот оберег на груди, я каждый день говорил себе: «Ты виноват! Ты нарушил правила департамента»! Оттого я и скрывался в этот месяц, оттого и обманывал, что чувствовал себя виноватым! Я даже Кате, любимой, не решился открыть правду про артефакт: понимал, что подлец! Но! — говоривший сделал многозначительную паузу. — Каждый раз я говорил себе: «Нет, Аполлон, ты, может быть, и преступник, но не предатель». Почему? Потому, что не отдал чашку теджам, не воспользовался сам, а мог пойти и всё вернуть на прежнее место. И вот когда я, наконец, решился сорвать ладанку с шеи, пришел тот бандит, негодяй, и отнял ее. Какой-то абориген, дэйн, не знаю, откуда он узнал. А я не смог сопротивляться грубой силе. И сразу рассказать не мог. Потому что, потеряв аррьяу — ахья, не мог уже прийти к вам и сказать: «Я — подлец, вор, но не предатель»! Да, потом я бежал на Землю. Но ведь артефакт остался на планете! А значит, в экологической катастрофе и во всем остальном я не повинен. Понимаете теперь?
— Почему же вы вчера вечером решились прийти? — прервал многословные излияния инспектора полковник.
— Почему? Смешно спрашивать: потому что устыдился и осудил себя. И знаете, что меня мучило больше всего? Не то, что я жрецов обокрал, что Катя для меня потеряна навсегда, и что на Земле мне грозит суд. Да, это мучило, но всё же не так, как это проклятое унижение, бессмысленность, сознание, что я сорвал, наконец, с груди этот проклятый артефакт и тут же так глупо его утратил, а значит, всё было напрасно, и я теперь уже погиб окончательно!
— Я начинаю вас понимать, Аполлон Георгиевич, — мягко и даже как бы сострадательно протянул полковник, — но всё это, по-моему, просто нервы… И непонятно, почему же вы, чтобы избавить себя от стольких душевных мук, сразу не пошли и не отдали этот артефакт тому, кто вам его заказал? Или же, почему бы вам было не прийти в комитет с признанием и не попросить разрешения воспользоваться артефактом, а также получить обещанную на возмещение расходов нашедшему сумму? Скорее всего, учитывая ценность святыни и полученных сведений, мы бы вам не отказали, особенно если бы вы подписали документ о согласии и дальше работать на СБ, обманывая чужих агентов.
Панфилов издал придушенный всхлип, и заговорил резче, как будто вдруг вспылил:
— Не может быть, чтобы вы говорили это серьезно! — проговорил он с демонстративным негодованием, как бы не веря в то, что услышал.
— Уверяю вас, что вполне серьезно… Почему вы думаете, что нет? — удивился в свою очередь Малютин.
— Знайте же, что и у меня была такая мысль в этот проклятый месяц. Я почти уже решился идти к Кате — пойти к ней, объяснить мое предательство, свои резоны и попросить денег, чтобы рассчитаться с чужаком, а артефакт оставить себе. Но воспользоваться им, чтобы добиться ее же любви, нет, я не смог! А заказчик? Я-то ведь деньги уже взял, но задание не выполнил, и неужели они бы оставили меня в живых… о боже! Простите, я потому так кричу, что меня терзают эти мысли уже давно.
— Что за артефакт он украл и зачем? И кто заказчик? — спросил Седов.
— Чашу жизни. Святыню всех народов Раваны. На языке расы андхаров артефакт называется «аррьяу — ахья», рейси называют его «фонтесхаа-ра», дэйны — «исхи», чашей, мы — просто артефактом или ваджрой. Исчезновение святыни из храма вызвало на планете катастрофу — у трех разумных рас перестали рождаться дети. Больше того, прекратилось размножение животных и, кажется, даже растений. А заказчик… Не знаю. Чужак. Панфилов намекал на тайное вмешательство птицеклювых.
— Теджи? Хм… А кто такая Катя?
— Девушку так и не нашли. В окружении Аполлона не обнаружено никого с таким именем.
— Катя, знакомое имя, — Валерий попытался припомнить, где совсем недавно слышал упоминание о какой-то Кате, но не преуспел.
— Его не назовешь редким, — пожал плечами Иоанн. — Панфилов утверждал, что на преступление решился из-за любви — ваджра имеет сильнейший приворотный эффект, а кроме того, — Богомолов усмехнулся, — похоже, повышает потенцию. Однако… — безопасник немного помолчал. — Сейчас очевидно, что уже тогда речь шла о прямом предательстве инспектора и сговоре с теджами. А может и не с ними — с идентификацией заказчиков появилось много неясностей. Но и история любви была довольно правдоподобна. Во всяком случае, именно в тот момент, когда Панфилов решился воспользоваться ваджрой для себя, на него напал местный бандит, дэйн, и отнял артефакт. А когда на планете начался беспредел, Панфилов явился с повинной. Однако в храм святыня не вернулась. Сейчас Равана на грани катастрофы.
— Бандита нашли? — Седов спрашивал машинально, пытаясь понять, что же зацепило внимание в запутанной детективной истории. Кажется… Ну да!
— Постойте! Равана — мир с цивилизацией уровня «В», а значит, запрещена как для колонизации, так и для контактов с Содружеством. Что там делал земной инспектор?
— Бандита не нашли, но беспорядки начались практически сразу — уже пять лет кто-то умело и подло манипулирует ваджрой, чтобы захватить власть над гуманоидными расами, а может быть, и на всей планете, — обрюзгшая физиономия Богомолова помрачнела, но на вопросы он отвечал в строгой последовательности. — И насчет запрета ты прав. А только как мы могли упустить три перспективные цивилизации, да еще и в такой близости к нам на ашшурском направлении? Там в системе есть еще несколько планет, безжизненных, но подходящих для терраформирования. Не нами, конечно, но раванцами, в будущем. Это же просто находка! Ты что, думаешь, только мы посылаем своих агентов, всех этих прогрессоров — регрессоров в докосмические миры? А все остальное Содружество, по-твоему, свято блюдет договоренности?
— Честно говоря, — признался Валерий, — именно так я до сих пор и думал. Что свято блюдет…
— Странная наивность для дипломата такого ранга, — хмыкнул безопасник. — Да все высшие делают то же самое. Думаешь, где Аполлон с этими теджами стакнулся, на нейтральной территории? Как бы не так! Именно на Раване они и встретились. Между прочим, Панфилов был обычным инспектором Департамента колонизации, а к нам попал уже после инцидента. Да и наши-то агенты просто наблюдали. А вот что там делали теджи, неизвестно. Ну, зачем артефакт им нужен был, понятно: сначала похитить, потом вернуть и объявить себя спасителями. И уж тогда — дружба навеки, протекторат, сотрудничество. Но только и их, и нас кто-то обманул и опередил.
— И по-вашему, я должен…? — Седов практически не сомневался в ответе.
— Я не могу тебе приказывать, ты у нас сейчас важная шишка, — сказал Богомолов, отводя глаза. — Ты сам должен принять решение. Пойми, планета гибнет! А второго такого специалиста по контактам у нас нет, пусть и внеземного! Во что бы то ни стало, нужно найти и вернуть эту проклятую чашку в Храм. Пусть даже не от имени Земли, но как можно скорее, пока о катастрофе не узнали в Координационном совете. Ты сам понимаешь, что с нами будет, со всей Солнечной, если только слухи просочатся.