«Крыс» было восемь. Шестеро добрых молодцев — один с чёрными волосами по пояс, а пятеро стрижены «под ноль», с нарисованными люминокрасками на лысых черепах причёсками. Одеты в комбинезоны со скользящими рисунками. Две девицы по тёплой погоде облачились в прозрачные шорты и в высокие ботинки — и всё. «Крысы» были взрослые — лет по восемнадцать-двадцать. Привычно развязные и наглые — они другими и не бывают, поскольку эти качества воспринимаются ими как высшие достоинства и всячески культивируются. Резинобетон парковой дорожки светился ровным сиреневым светом. Стоящая на земле «шарманка с сюрпризом» издавала дикую какофонию звуков — синтез шуршания пенопласта и звона разбиваемых стёкол — и выплёскивала вверх объёмные меняющиеся изображения явно порнографического характера. Синтезарт — новое неприличное слово в искусстве…
Двоим «крысам» — парнишке и девчонке — всё было до лампочки, они развалились на мягкой скамейке и жадно, самозабвенно лизались. Остальные пялились на видеоряд «шарманки», ржали, глушили «синьку» из пластмассовых банок — в общем, убивали часы своей никчёмной жизни по собственному никчёмному разумению.
Лика вела себя, как человек, свалившийся с Марса. Поздно вечером красивой девушке идти мимо подвыпивших «крыс» — всё равно что мирно плескаться в бассейне, кишащем голодными аллигаторами. В принципе, может и пронести, но шансов нарваться на неприятности куда больше. Лика, огненноволосая, затянутая в узкое платье с высоким воротником, шла по дорожке гордо, как королева. И, конечно же, нарвалась.
«Эй, рыжая, к нам не хочешь?», «У Лехи… как эта банка, не подкачает», «Не криви рожу, макака драная, не то по ней и получишь». Огрызаться в подобных случаях не рекомендуется. Лика этого не знала. Бац, хрясь — получила. Не по роже, конечно, а по красивому лицу с огромными удивлёнными глазами.
Я отношусь к людям разумнее Лики, поэтому «крыс» решил обойти стороной загодя и за сценой наблюдал издалека… Эх, ничего не поделаешь!
— Эй, ребята, оставьте девчонку! — крикнул я, возникая на их горизонте.
— О, ещё один к регенераторам просится! — прокудахтал толстячок, на вид явный педик.
— Да ладно, зачем вам всё это? — Благостное настроение с меня ещё не сошло. — Давайте мирно разойдёмся, как космошлюпки в открытом космосе.
— Ещё кривляется, травоед вонючий, — тонко пропищал «педик», и я понял, что сегодня ему достанется больше всех. «Травоедами» «крысы» называют тихих обывателей, которых презирают до глубины души.
Парочка на скамейке продолжала лизаться, невозмутимо игнорируя окружающее. Волосатый одной рукой вцепился в Ликину сумку, а другой в её хозяйку, не давая ей убежать. Остальные с ругательствами и сопением направились ко мне. Даже черноволосая, с отвислыми грудями девица как-то ощерилась, видать, тоже решила ухватить свою долю моей крови. Ну что ж, развлечёмся немного, не всё по церковным службам ходить…
Я оценивающе оглядел своих противников. «Педик» — не боец. Двухметровый прыщавик, неуклюжий и согнутый вопросительным знаком, тоже не опасен. А вот обезьяноподобный молодчик с дурацким выражением лица и шрамом, пересекающим низкий лоб, — судя по всему, опытный уличный боец. Плечи у него широкие, кулаки увесистые. Но самый опасный — высокий жилистый парень с плавными движениями. По повадкам — боксёр или каратист. Нет, пожалуй, каратист, притом неплохой, и, похоже, он у них за главного.
Я отошёл на пару шагов, примирительно подняв руку.
— Ладно, ребята, остыньте. Вам неприятности с полицией не нужны.
— На те, дерьмосран вонючий! — «Педик» подскочил ко мне сбоку с грацией гиппопотама, выпущенного на лёд, и ударил ногой. Промахнулся, бедолага, и мне осталось только чуть помочь ему. «Педик» со стуком ударился затылком о резинобетон. Повезло дураку, что поверхность упругая — не покалечишься.
У «каратиста» атака получилась гораздо лучше. Удар ногой, направленный мне в ухо, был резок и проведён не без изящества. Вот только тоже мимо. Зато моя расслабленная кисть проехала по всей его слюнявой физиономии, выравнивая ненужные выпуклости, как-то: нос, губы. «Каратист» обхватил лицо, растирая кровь, сделал, как пьяный, три неверных шага и упал на колени, всхлипнув:
— О, е-о-о!..
Черноволосая «метёлка» без особых изысков просто попыталась вцепиться мне в лицо. С дамой я обошёлся предельно вежливо. Оплеуха, и она рухнула отдохнуть на скамейку. Лижущаяся пара наконец оторвалась друг от друга и с изумлением взирала на происходящее.
Я решил, что всё закончено. «Крысы», получая отпор, успокаиваются быстро. Но тут «волосан», державший Лику, запустил руку за пазуху и рванулся ко мне.
— Не надо! — крикнула Лика и повисла на «волосане». И опять нарвалась получила кулаком в лицо и рухнула на парочку. Истошный визг, ругательства.
— Прирежу, травоед поганый!
«Волосан» — наверняка из психов. Он пустился во все тяжкие. В его руке блеснула белая упругая металлическая дубинка с шариком на конце. «Обезьян» с широченными плечами, тоже, видать, из племени придурков, выудил из кармана нож и первым бросился на меня, решив опередить «волосана». Нож вскоре отлетел в кусты, а «обезьян» начал корчиться на земле, держась за живот. Саданул я его далеко не со всей силы, не то ему бы уже завтра заказывали гроб. Пусть живёт, сволочь.
«Волосан» хрюкнул, устремился ко мне, ударил дубинкой. Довольно неумело. Кто ж так делает?.. Мне оставалось только немного отступить, потом захлестнуть его руку своей — дубинка отлетела. Теперь прилепиться к нему, волна, он падает, я перехватываю его за шею и… Коронный захват, мощное движение — и перелом шеи, труп. Но я остановился вовремя. Передо мной всего лишь обычная «серая крыса». И я лишь уронил его на землю. Потом решил, что этого недостаточно. Зря он хватался за оружие. И уж совсем не следовало бить женщину. Я приподнял его за волосы.
— У, травоед дерьмовый, больно! — Он попытался вырваться.
— Полежи ещё. — Я резко ударил сложенными в щепотку пальцами в точку на его спине — теперь у него будут серьёзные проблемы с врачами, — а потом сбоку саданул кулаком в затылок и отправил волосатого в глухой нокаут.
— Стоять, «крысы»! — крикнул я, видя, что «педик» и «обезьян», держащийся за брюхо, заковыляли прочь. — Стоять! Стреляю!
Я выдернул пистолет и всадил пулю «обезьяну» в ногу. «Педик» тут же застыл как статуя.
Я посмотрел на часы — третья минута.
Патрульные появились на седьмой минуте — результат не ахти какой. Но зато сразу на двух мобилях. Перед побоищем я нажал на ручном коммуникаторе полицейский сигнал тревоги.
— Полиция! — Я продемонстрировал патрульным полицейскую карточку. — Нужно доставить эти мешки с дерьмом в участок. Злостное нарушение порядка, использование запрещённых предметов, пункты 1210 и 1247 Уголовного свода.
— Как это вы их так умудрились? — Молодой полицейский с уважением посмотрел на меня и на окровавленных «крыс».
— Было бы желание…
***
В участке я пробыл два часа: надиктовывал показания, прошёл через нудные протокольные формальности.
Мрачный, гераклового сложения капитан — дежурный помощник пристава — сидел в просторном кабинете рядом с компьютеранализатором. Ночь выдалась напряжённая, патрульные без устали заполняли стерильно-чистые камеры наркошами, дебоширами, «крысами». Ничего серьёзного, за исключением нашего случая, пока не было.
— Непрерывное производство, — вздохнул дежурный помощник. — С каждым годом мрази всё больше. В основном амёб, которых ветер несёт незнамо куда. У них жажда разрушения в крови. Ладно ещё, когда уличные СТ-фоны разносят — их в последнее время бронированными стали делать. В этом году одних выловили — они пытались Музей классических искусств поджечь радиоуправляемыми ракетами. Чего, спрашиваю, тебе музей сдался? Говорит, хочется. Мол, умники полтыщи лет на картины любуются, а он одним движением может выше их всех стать — спалить всё. Эх, башки бы им поотворачивать, да никому это не надо, кроме нас, полиции!
В комнату ввели жилистого «каратиста». На носу его белела эластоформа, чтобы придать ему нормальные очертания, губы распухли. Для одного удара разукрасил я его неплохо.
— Ну что, крысеныш, допрыгался? — Капитан нагнулся над усевшимся на стул «каратистом» и взял его за подбородок.
— А я чего? — плаксиво взвыл «каратист» — точно в обычаях пойманных за руку «крыс». — Этот слон на нас налетел! А че?! На че парк нужен, если в нём даже посидеть нельзя?
— Не зуди, Лим, — отмахнулся капитан.
Кличку Лим «крысеныш» получил, видимо, за владение карате Это имя известного корейского каратиста.
— Дама на тебя показывает.
— Я сам на неё че угодно показать могу! — Лим всхлипнул и потрогал нос. Я к «гумикам» обращусь Они вам устроят за то, что без закона меня забрали.
«Гумиками» называли организацию сердобольных идиотов «За гуманное отношение к жертвам социума» Чем отвратнее подонок, тем большее удовлетворение они испытывали, помогая ему избежать ответственности. У меня давно чесались руки заняться их главой, да всё времени не было.
— Запись есть. Фиксатор — полицейский, если тебе, крысеныш, это хоть что-то говорит, — зло улыбнулся капитан.
На лацкане моего пиджака действительно находился фиксатор звукозаписывающее устройство, которое носят полицейские, чтобы легче было доказать свою правоту. В скользких ситуациях его всегда можно выключить.
— Вот, слушай, крысеныш. — Капитан вдавил кнопку на панели компьютеранализатора.
— Дело 22255-К, — послышался металлический сухой голос. — Сравнительная оценка показаний с записями фиксатора. Показания потерпевших, достоверность девяносто восемь процентов. Показания обвиняемых не достоверны. Действия, опасные для общества. Рекомендация — предварительная изоляция, судебная процедура по главе восемь Процессуального уложения.
— У-у-у! — злобно взвыл Лим, выпучивая на меня глазищи. — Из-за тебя, гад! Ничего, припомню! Ещё встретимся, травоед!
— Если мы с тобой встретимся, то тебе уже ни с кем встречаться больше не придётся Я тебя убью.