Ему никто не ответил.
— Я слушаю, говорите, — повторил журналист.
Поначалу ему показалось, что они уснули. Но, подойдя ближе, он увидел у каждого маленькие дырочки на белых сорочках напротив сердца, вокруг которых расплывались пятна крови.
Снова на какую-то минуту ему все показалось сном, но он, дернув головой, вернулся к реальности. И первым делом достал из кобуры свой револьвер.
«Вот так сон…» — подумал он.
Держа «Detective Special» в поднятой руке, он замер и прислушался к звукам музея. Тишина. И три трупа рядом. Брюнет, Вацлевич и Ленин. Хотя, при чем тут Ленин? А мертв ли Ленин? Или он живее всех живых?
Алесь, посмотрев на подсвеченную лампой мумию иностранного вождя, снова почувствовал, что сходит с ума.
Опустив револьвер, он попытался собрать в пучок разбегающиеся мысли.
Что вообще все это значит? Меня сюда позвали. Сказали о какой-то черной ленте. И показали какой-то конверт. Кстати, где он?
Минич осмотрел труп брюнета и затем всю комнату. Конверт исчез.
«Если рассуждать логически, то этот конверт хотели отдать мне», — само собой обозначилось в голове Алеся.
Но дальше мысль не шла.
— Ничего не понимаю, — сказал он вслух.
Оставаться тут дальше смысла не было. Но что делать?
«Если позвонить в полицию, то меня первого арестуют и обвинят в убийстве этих людей. А консьержка пани Франтишка подтвердит, что я вышел в три часа ночи из дому. Пошел убивать… Кого? Зачем? Это уже второстепенно».
Поразмыслив, он решил вернуться домой и позвонить своему старому знакомому — адвокату Люциану Зелинскому. Тот уж точно подскажет советом…
Алесь, идя с револьвером в опущенной руке, поднялся в зал музея. Все было прежним — тишина и восковые тела вокруг. Но у выхода он остановился. Замер на месте, наклонив лицо. Почувствовал: что-то тут изменилось.
Точно! Здесь, недалеко от входа, стояла какая-то фигура с приподнятой рукой. А сейчас ее нет.
Он подошел к этому месту. Журналист ожидал найти на полу следы еще не высохших капель. Что означало бы, что человек пришел с улицы, был под дождем. Но ничего этого он не нашел. И попытки вспомнить облик этой исчезнувшей «фигуры» ничего не дали. Не обратил внимания.
Алесь, с досадой потерев лоб рукой с револьвером, еще раз огляделся на восковые манекены вокруг.
— Я видел убийцу, — сказал себе вслух Минич. — Но он был восковой фигурой среди других. И исчез.
В голове не укладывалось вот что: «я, положим, первый раз в Музее восковых фигур. Но если его владелец Мартин Вацлевич, встречая меня, не обратил внимания на “лишнюю восковую фигуру”, то она, получается, не была лишней, а была частью экспозиции. А теперь исчезла. Что есть сон и мистика».
Сказав это себе, Алесь ущипнул себя за ухо: а может, это действительно сон?
Но не проснулся, хотя — что удивило — и никакой боли в ухе не ощутил. Он спрятал револьвер в кобуру и с крайне озадаченным видом вышел на улицу. Он ничего не понимал.
Глава вторая,в которой все только усложнилось
Алесь, размышляя о непостижимом, добрел по ночным виленским улицам до своего дома. Открыл дверь. На первом этаже подъезда пани Франтишка сидела на своем стуле, запрокинув голову, на полу валялся ее детективный роман, а на груди расплылось пятно крови возле отверстия от пули.
Минич не мог поверить своим глазам. Несколько минут он стоял на месте, глядя на тело еще недавно живого человека. И не мог понять, снится ему это или нет.
Сглотнув комок в горле, Алесь, наконец, очнулся от шока и поднялся в свою квартиру — он хотел позвонить в полицию. Дверь была распахнута. Он вошел — и снова замер в удивлении. Все разворочено, сброшены книги с полок, вывернуто на пол содержимое всех ящиков, все вещи — кто-то тут что-то искал.
— Ага… — сказал он себе мрачно и в полной растерянности.
Постоял, ничего не понимая, на пороге. Потом, ступая по кучам бумаг и прочего на полу, прошел к телефону. Набрал номер своего адвоката Люциана Зелинского. Подождал, пока снимут трубку.
— Привет, старый друг. Да, я знаю, что сейчас ночь. Дружище, у меня проблемы… Нет, на этот раз серьезные проблемы… Серьезнее некуда, я замешан с убийствами. Да, именно с убийствами! Три трупа. Утром их найдет полиция. Я сейчас буду у тебя, позови еще кого-нибудь из полиции — чтобы разом все вопросы решить. Все очень серьезно…
Положив трубку, Алесь вздохнул и нахмурил брови. Взглянул на часы — стрелка ушла за 4 часа, скоро рассвет.
Он спустился на первый этаж. И обомлел. Стул был теперь пустой — без мертвой пани Франтишки. И ее книжка-детектив исчезла, словно и не было. Только что тут сидела мертвая женщина — и пропала.
Протер свои глаза, потом обошел вокруг того места, где сидел пропавший труп.
«Уж не сошел ли я с ума?», — подумалось ему. Снова все осмотрел — и снова захотелось ущипнуть себя за ухо.
Он вышел из дома и остановился в растерянности на пороге.
«Я ничего не понимаю», — он вроде бы этого не говорил — готов был поклясться, но услышал эти слова. Словно сказал кто-то другой, но его голосом. Реальное и нереальное смешались в кучу и кашу, кучу-кашу, и он снова подумал, что все это ему снится. И что надо меньше пить…
«Я сейчас проснусь», — решил он. И внутренне напрягся — ожидая возвращения в явь. Но сон, как пришлось признать, был упрям и не оставлял Алеся. Перед ним в темноте все так же моросил тот же самый унылый дождь, веяло той же самой сыростью и холодом. И, кроме того, снова померещился перед глазами Ленин, не ко сну будь помянутый, который подмигивал из своего стеклянного гроба.
«Ничего, разберемся», — подбодрил он себя, решительно шагнув в темноту ночи.
Улица Музейная, 18. Здесь в квартире на втором этаже жил друг Минича адвокат Люциан Зелинский.
Алесь вошел в темный подъезд и снял шляпу, стряхивая с нее дождевые капли. И тут же заметил в сумраке, рядом с лестницей, чью-то фигуру, которая явно пряталась. Без всяких раздумий журналист выхватил свой револьвер и, цепко схватив незнакомца за ворот, приставил ему ствол ко лбу:
— Что вам от меня надо? Зачем вы за мной следите? Выкладывай, а то пристрелю!
Пойманный затрясся от страха. Он не производил впечатления опасного субъекта, да к тому же от него воняло, как от мокрой собаки, проведшей ночь в мусорной яме. Алесь брезгливо поморщился и, таща за руку, выволок незнакомца к подъездной двери, где смог рассмотреть его лицо.
Теперь он его узнал. Это был местный бездомный дурачок, которого звали то Янушом, то Яном. Он часто видел его в этом районе города, а пару раз даже давал ему денег. Видимо, бездомный прятался в подъезде от непогоды.
— Добрый пан, не убивайте меня! — захныкал бродяга. — Вы мне рукав оторвали, добрый пан…
Минич заметил, что в самом деле оторвал рукав у дырявого пальто, которое служило бездомному одеждой на все сезоны года.
— Ладно, не скули, — сказал он, успокаиваясь и пряча оружие в кобуру.
Действительно, некрасиво как-то вышло. Накинулся, как в припадке, на попрошайку, порвал ему одежду. И вообще чуть не пристрелил…
— В чем же я теперь ходить буду? — продолжал горевать и хныкать бездомный над своим оторванным рукавом пальто.
— На, держи! — Алесь снял свой серый плащ и бросил его Янушу-Яну. — А свое тряпье выброси.
— Дзякуй вам вяликий, добрый пан! — просиял бродяга. — Да храни вас Матерь Божья!
Когда журналист стал подминаться по лестнице, вслед ему донеслось слезливо:
— А даст ли добрый пан мне пару грошей на хлеб?
— Там в правом кармане плаща десять злотых, — ответил Минич, не обернувшись.
Дверь открыл адвокат Зелинский. Поверх ночной пижамы был надет домашний халат, на ногах тапочки. А лицо заспанное и унылое, но когда он рассмотрел на пороге журналиста — взъерошенного и с безумно горящими глазами, то вмиг оживился.
— Видать у вас, пан Алесь, действительно что-то стряслось, — заметил он. — Ну, проходите, проходите…
— Вы позвали полицию? — спросил Минич, снимая мокрую шляпу.
— Конечно, нет, — ответил адвокат, проводя гостя в комнату, освещенную неярким светом абажура. — Где вы ночью найдете полицейских? Но, к счастью, как раз надо мной, этажом выше, живет полицейский. Правда, в отставке… Это пан Стефан Лазаревич, мой хороший сосед, мы с ним частенько играем в шахматы. Пришлось поднять его среди ночи к вашему приходу. Уж очень вы меня напугали. Знакомьтесь…
Из кресла навстречу журналисту поднялся сосед Люциана Зелинского — пожилой полноватый человек с колким и скептическим взглядом. На нем тоже был домашний халат, а лицо выражало одновременно и любопытство, и досаду за прерванный сон. Алесь пожал ему руку.
— А где ваш плащ? — спросил Зелинский. — Шляпа мокрая от дождя, а костюм сухой…
— Я тут чуть не убил одного человека в вашем подъезде, — с неохотой признался Алесь. — Не знаю, как получилось, но чуть его не пристрелил. Пришлось отдать ему мой плащ…
Отставной полицейский и адвокат переглянулись, а Минич зачем-то достал из кобуры револьвер и повертел им в воздухе.
— Вот, едва в лоб ему пулю не всадил… И там еще в кармане плаща десять злотых…
— Упокойтесь, дорогой пан Алесь! — испугался Зелинский, увидев оружие. — Тут ваши друзья! Не надо стрелять!
— Ах, да… — мотнул головой журналист, пряча в кобуру свой «Detective Special».
Он почесал затылок и нахмурился, пытаясь собраться с мыслями.
— Я что-то устал и плохо соображаю… Прошу прощения, панове… Каша какая-то в мозгах…
— Так вы об этом убийстве говорили? — поинтересовался Стефан Лазаревич, сев в свое кресло.
— Что?
— Вы об этом убийстве говорили по телефону? — повторил тот.
Мужчины смотрели на Минича с вежливым добродушием и участием, но на самом деле в их глазах читалась тревога.
— Нет! Я никого не убивал, — замахал руками Алесь. — Повторяю, я никого не убивал! Поверьте мне! Все эти трупы — это не я! Я не собирался никого убивать!..