Чёрный колдун — страница 2 из 6

ГРАБИТЕЛИ КАРАВАНОВ

Глава 1ДЕВЧОНКА ДЛЯ БЕСА

Бес осторожно раздвинул ветки и поудобнее устроился на толстом суку одинокого старого дуба. С этого холма был очень хороший обзор. За утренней туманной дымкой, с трудом, но все же можно было различить громаду Ожского замка — его, Беса, замка, как говорила Данна, а в справедливости ее слов он и не думал сомневаться. Сам Бес помнил замок смутно. Самым ярким его воспоминанием была ночь их бегства, страшная и непонятная ночь. Отца своего Бес не помнил, тот погиб в Суранских степях, и за его смерть еще предстояло мстить. Как и за смерть Эйрика Маэларского, которого Бес помнил почему-то очень хорошо. Данна считала, что Ожский замок необходимо вернуть, хотя Бесу он совсем не нравился. Зачем нужна эта груда серых камней, когда можно жить в зеленом лесу, среди привычного с детства окружения? Но раз так хочет его мать, то Бес, конечно, вернет ей этот замок и отомстит его нынешнему владетелю Бьерну Брандомскому за смерть веселого владетеля Эйрика.

Но сейчас у Беса были другие заботы. Он вложил два пальца в рот и свистнул. Чуть в стороне, у подножия холма, зашевелились кусты, и на поляну выехал Ара, держа в поводу вороного коня Беса. Ула, как и положено по уставу, держалась чуть позади, с арбалетом в руках, защищая спину своего ведущего. Бес вздохнул, его спину защищать было некому. Он был единственным, не имевшим такой защиты, если не считать Ульфа. Но Ульф не был меченым. Бес отправился в дальнюю разведку с тайной надеждой найти подходящую девчонку и перестать наконец быть белой вороной среди друзей. Молчун Кон недавно проговорился, что меченые раньше воровали девушек в окрестных селениях. Кону можно было верить, он жил уже много лет и все обычаи меченых знал очень хорошо. Бес поделился своими планами только с Арой, но его самый близкий товарищ вдруг усомнился, что подобное приобретение одобрят молчуны. Девчонка эта не будет меченой, а значит, ей не позволят жить в лесу.

— Данна тоже не меченая, и Кристин, и Рея, и все наши матери.

— А ты откуда знаешь? — спросил Ара.

— Знаю и все. Ульф тоже не меченый, — привел он свой последний аргумент.

— Ульф свой, а девчонка так и останется чужой.

Бес только рукой махнул. Ара славился упрямством, и спорить с ним было бесполезно. И конечно Ара проболтался о намерениях Беса Уле, вот почему та всю дорогу бросала насмешливые взгляды.

— Все чисто, — сказал Бес и легко спрыгнул с дерева.

— Поедем к замку? — спросил Ара, глядя при этом не на Беса, а на Улу.

— К замку мы не поедем, — сказал Бес, скрывая досаду. — Устроимся у дороги, наверняка кого-нибудь прихватим.

— Например, красивую девчонку тебе под пару, — Ула стрельнула в сторону Ары зелеными глазами и обидно засмеялась.

И уж совсем верх бесстыдства — Ара подхватил ее смех. Друг называется. Подобного предательства Бес вынести не мог, он огрел коня плетью и помчался сквозь кусты к дороге. Ара с Улой скакали следом, и Бес нисколько не сомневался, что они пересмеиваются за его спиной. Ара в последнее время здорово переменился. Заискивать перед девчонкой! Единственным оправданием для Ары служило то, что заискивал он перед Улой, а свою сестру Бес уважал и побаивался ее острого языка. В последнее время они стали подшучивать над Бесом совместно, что было уж совсем обидно. Ну и пусть. А Бес своего решения не изменит. Уж он-то найдет себе девчонку, будь здоров, не хуже Улы. Стреляла она правда, неплохо, но на мечах уступала и рыжей Агнесс, и Рее. Рыжая Агнесс особенно нравилась Бесу. Это была рослая веселая девчонка, с которой можно было смело пускаться в любую сечу. Какое-то время Бес даже носился с мыслью отобрать Агнесс у Зуба, но, получив от матери изрядный нагоняй, на время смирился со своей участью. Бес остановил коня у края дороги и огляделся. Эти кусты вполне годились для засады. Приученный конь легко опустился на землю. Бес удобно устроился на животе, проделав в густом кустарнике щель для наблюдения за дорогой. Ула с Арой расположились рядом и о чем-то перешептывались. Смеяться они перестали. Солнце все выше поднималось на небосклоне, становилось довольно жарко, спину изрядно припекало, но Бес терпеливо лежал на траве, до боли в глазах вглядываясь в пыльную дорогу. Как на грех, за несколько часов ожидания никто так и не появился в поле его зрения.

— Нужно было устроить засаду у крепости храмовиков, — негромко сказал Ара, — наверняка кого-нибудь да схапали.

— А девушка? — прыснула Ула. — Девушек-то в крепости нет.

Бес сжал зубы и даже не обернулся на ехидное похихикивание за спиной. Он терпеливо лежал под жарким летним солнцем, вяло отмахиваясь от наседающего гнуса и тихонько поругивая себя за глупость.

Ула внезапно подняла голову и сделала знак своим спутникам, призывая их к осторожности. Бес напряг слух и уловил отдаленный топот копыт. Он бросил торжествующий взгляд на Улу и придвинул поближе арбалет. Топот становился все громче, и по клубам пыли над дорогой можно было определить, что приближается целая группа всадников. Бес тщательно прицелился. Всадников было шестеро, они плотным кольцом окружали карету, запряженную парой хорошо откормленных коней. Бес плавно потянул крючок арбалета. Ближайший всадник схватился руками за пробитое горло и закачался в седле. Ула и Ара тоже не промахнулись: еще два всадника рухнули на пыльную дорогу. Бес пронзительно свистнул и бросился к своему коню. Уцелевшие всадники лихорадочно рвали мечи из ножен, на их лицах был написан ужас и смятение. Кучер кареты, отчаянно ругаясь, размахивал хлыстом. Бес первым вылетел на дорогу, вычерчивая круги над головой короткими мечами. Конь с ходу ударил грудью ближайшего к нему всадника с гербом владетеля Брандомского на щите. Брандомец не удержался в седле и грохнулся на дорогу, криком призывая на помощь своих товарищей. Однако уцелевшие брандомцы не стали искушать судьбу и, нахлестывая коней, бросились прочь от опасного места. Ара на своем красавце-жеребце без труда достал одного из них и коротким взмахом меча раскроил ему череп. Второй, более проворный, свернул с дороги и ринулся через придорожные кусты к лесу. Ара и Ула поскакали за ним следом.

Бес легко настиг карету и прямо из седла прыгнул на спину ближайшей лошади. Кучер сгоряча махнул хлыстом. Бес перехватил длинный хлыст и рванул на себя, кучер полетел под колеса бешено несущегося экипажа. Раздался короткий вскрик, карета подпрыгнула, накренилась и едва не опрокинулась. Бес с трудом остановил хрипящих взбесившихся коней.

Успокоив буйную гнедую пару, Бес с облегчением перевел дух и спрыгнул на землю. Дверца кареты не поддалась его усилиям, и рассерженный меченый с руганью рванул ее на себя. Видимо, в этот раз усилие было чрезмерным, дверца поддалась неожиданно легко, и он с трудом устоял на ногах. К удивлению Беса карета оказалась пустой. Зато на противоположной стороне дороги зашуршали кусты. Бес, не раздумывая, метнулся на шум и без труда настиг беглянку. Он схватил ее за длинные развивающиеся волосы и рывком повалил на землю. Беглянка закричала от ужаса и неожиданно показала паскудный характер. Бес мгновенно отдернул руку, но следы острых зубов все-таки остались на коже. Он помахал рукой в воздухе, морщась от боли.

— Дура, — выругался он. — Кусается еще.

Девчонка была едва ли на год старше Беса, рослая и крепкая, с большими серыми глазами на бледном, почти нетронутом загаром лице. Таких белокожих и румяных Бесу видеть еще не доводилось. Кричала она без перерыва, и он уже пожалел, что вообще с ней связался.

— Хватит орать, никто тебя убивать не собирается. Девчонка поправила разодранную юбку и отодвинулась от Беса подальше. Ноги у нее тоже были на редкость белые, так что даже резали глаз. Конечно, можно было бы и не смотреть, но почему-то хотелось. Он присел на корточки в двух шагах от нее и на всякий случай убрал руки подальше — кусалась пленница как ожская волчица.

— Чего уставился? — вызывающе спросила девчонка, хотя в больших глазах ее был испуг.

— Ты красивая, и ты мне нравишься, — сказал Бес.

— Дурак, — обругала его невесть за что девчонка и по чему-то покраснела.

Бес скорее удивился, чем обиделся, по его мнению ничего глупого он не сказал.

— Тебя как зовут? — спросил он после недолгого молчания.

— Не твое дело.

Это было сказано не слишком вежливо, но Бес решил не обращать внимания на подобные мелочи.

— Хочешь жить со мной? — спросил он прямо. Девчонка растерянно огляделась по сторонам и вдруг рванулась к кустам, путаясь в подоле длинной юбки. Бес догнал ее одним прыжком и ухватил за руку, пытаясь на ходу объяснить капризной дуре всю неразумность ее по ведения. Последствия оказались самыми неожиданными: девчонка завопила дурным голосом и вцепилась ему в лицо острыми ногтями. Бес врезал ей оглушительную пощечину и отскочил в сторону, ища глазами плеть. Эту выдру следовало проучить и проучить немедленно, иначе с ней потом хлопот не оберешься.

— Бес, так нельзя, — окликнула его подъехавшая Ула.

— Подумаешь, недотрога, — возмутился Бес, поглаживая расцарапанную щеку.

— Она тебя боится, — авторитетно заявил Ара, с интересом разглядывая пойманную товарищем чудо-птицу. — Ее придется долго уговаривать.

— Брось, — не поверил Бес — Ты же с Улой договорился.

К удивлению Беса, Ара с Улой покраснели как по команде, а Ула вдобавок назвала его дураком. И вообще они вели себя с ним как с неразумным младенцем. Допустим, они старше его на два года, но ведь Бесу уже почти шестнадцать лет и в бою он не уступит ни Аре, ни Волку, не говоря уже о прочих меченых. Пожалуй, в одном они только правы: с этой девчонкой придется повозиться. Но, с другой стороны, размазня ему тоже ни к чему.

— Я возьму ее с собой, — сказал он твердо.

— Молчуны будут против.

Бес упрямо сдвинул брови — свою судьбу он будет решать сам. И никто не вправе помешать ему попользоваться захваченной в бою добычей. Он свистом подозвал коня и легко прыгнул в седло. Девчонка поднялась на ноги и теперь настороженно наблюдала за похитителем.

— Я никуда с тобой не поеду, — сказала она.

— Тебя никто не собирается спрашивать, — Бес был рассержен не на шутку и не собирался больше церемониться с пленницей. — Свяжу и брошу на круп, будешь всю дорогу тюком болтаться.

Он протянул ей руку, после недолгого раздумья привередливая выдра все-таки подала свою. Бес усадил ее перед собой и тронул коня за повод.

— Мой отец, владетель Брандомский, повесит тебя за мое похищение и за убийство наших людей.

— Я сам повешу твоего отца и отберу назад свой замок.

— Да ты кто такой? — она, похоже, была удивлена его ответом.

— Я Бес, владетель Ожский ярл Хаарский, — и добавил после некоторого раздумья: — Есть еще и Нидрасский замок, но он далеко.

— Нидрас — это владение короля Гарольда.

— Не знаю я никакого короля, — буркнул Бес, — а замок этот мой, и рано или поздно я его верну.

— И повесишь короля Гарольда рядом с моим отцом? — ехидно спросила пленница.

Девчонка вдобавок ко всему оказалась еще и язвой. Лица ее Бес не видел, но представлял его выражение достаточно отчетливо.

— Можешь пока повеселиться, — обиделся он.

— Никогда не слышала о владетеле Ожском.

— Еще услышишь, — обнадежил Бес.

— Я думаю, что ты просто лесной бродяга.

Рассерженный Бес огрел коня плетью. Ни в чем не повинный, тот взвился на дыбы, едва не сбросив седоков на землю. Девчонка отчаянно завизжала.

— То-то, — сказал повеселевший Бес, — это тебе не языком молоть. Не бойся, еще ни один конь не выбрасывал меня из седла.

Некоторое время они ехали молча.

— Тебя как зовут? — спросил он без всякой надежды услышать ответ.

— Сигрид.

— Красивое имя, и сама ты красивая, — предпринял он попытку к примирению.

— Зато у тебя имя дурацкое и рожа самая противная из всех, которые мне доводилось видеть.

Беса такой ответ поразил. До сих пор его мало заботила собственная внешность. Неужели эта девчонка права? Конечно, можно было бы спросить у Ары и Улы, но они наверняка поднимут его на смех — меченый интересуется своей внешностью, словно девчонка!

Сигрид посмотрела на притихшего похитителя — неужели этот странный мальчишка обиделся? Похоже, он поверил в искренность ее слов, вероятно, просто никогда не видел своего отражения в зеркале. Что, впрочем, не удивительно. Сигрид доводилось слышать о разбойниках Ожского бора, и все рассказчики сходились в одном — это дикари. Купцы, приезжавшие в Бург, где она жила все эти годы, без конца жаловались королю Гарольду на проклятых меченых, но она никогда бы не подумала, что эти ужасные разбойники всего лишь глупые мальчишки вроде ее похитителя. Не исключено, конечно, что за спинами мальчишек стоят серьезные люди, способные держать в страхе всю округу. Как неудачно сложилось ее возвращение в родные края, а сколько было связано с этим надежд. Неужели все должно рухнуть из-за глупой случайности. Отец поднимет на ноги всех своих людей, но Ожский бор велик, и отыскать ее будет так же сложно, как иголку в стоге сена.

Сигрид покосилась в сторону Улы, которая ехала позади Беса, не выпуская из рук арбалета. В отличие от своих черноволосых спутников, девушка была блондинкой, а правильные черты ее красивого лица напомнили Сигрид лицо другого человека, но это, конечно, могло быть только случайное сходство. Девушка и сама не заметила, как задремала под мерный укачивающий ход вороного. Она уронила голову на грудь Беса и спокойно посапывала. Меченому было не совсем удобно управлять конем, но он старался не шевелиться, дабы не потревожить угомонившуюся пленницу.

Глава 2КРЕПОСТЬ В ЛЕСУ

Бес тронул девушку за плечо. Сигрид открыла глаза и с удивлением огляделась вокруг. Ожский бор сумрачно шелестел листвой над ее головой. Нельзя сказать, чтобы этот шум был пугающим, но он настораживал своей готовностью рассказать о чем-то неведомом и, возможно, ей совсем неинтересном. Зачем Сигрид этот лес с его грустными сказками, когда впереди у нее жизнь в веселом Бурге, среди людских голосов, восторженных и льстивых. Несколько холодных капель упали на разгоряченное сном лицо девушки, и она невольно съежилась под плащом, который заботливый Бес набросил ей на плечи. Когда он успел это сделать, она не заметила, сморенная усталостью и пережитым страхом.

— Теперь уже скоро, — бодро пообещал Бес.

Они петляли по лесу, объезжая невидимые глазу препятствия. Поначалу такая манера передвижения удивляла Сигрид, но потом она сообразила, что это делается неслучайно. Наверняка убежище лесных разбойников окружено системой ловушек, а значит, не только попасть туда, но и добраться оттуда будет непросто. Сигрид попыталась запомнить многочисленные повороты и объезды, но вскоре оставила это явно безнадежное занятие.

Лес неожиданно расступился, и взору девушки открылась большая поляна, в центре которой возвышалась деревянная крепость, окруженная рвом. Почерневшие от времени, обросшие мхом бревна навели ее на мысль, что это сооружение было построено не вчера и даже не десять лет назад, и уж конечно не Бес и Ара были строителями этой крепости. Крепость была невелика, да и население ее, судя по первому впечатлению, было немногочисленным. Два десятка молодых людей высыпали им навстречу, криками приветствуя прибывших. Сигрид с удивлением рассматривала юные лица и не находила в них ничего устрашающего.

— А где меченые? — спросила она у Беса почти разочарованно.

— Я меченый, — удивился Бес.

— А где твой отец?

— Мой отец Тор Нидрасский погиб в Суране. Это было давно, более десяти лет тому назад.

О Торе Нидрасском Сигрид приходилось слышать. В Бурге поговаривали, что именно этот загадочный человек был отцом Гарольда. Конечно, это были только сплетни, и относиться к ним следовало с осторожностью. И уж тем более не рекомендовалось говорить об этом вслух при молодом короле, который, унаследовав внешность красавца Нидрасского, приобрел неведомо какими путями и некоторые весьма неприятные черты короля Рагнвальда. Вероятно, через свою матушку, которая нахваталась их у законного мужа, добавляли злые языки. Королева Ингрид и в молодости не отличалась ангельским нравом, а уж войдя в возраст, и вовсе пустилась во все тяжкие. Сигрид, совершенно неожиданно для себя, нашла в Ожском бору подтверждение этим буржским слухам. Замеченное ею ранее сходство Гарольда с Бесом и особенно с Улой скорее всего не было случайным. Однако она тут же решила, что не следует делиться своими открытиями с Гарольдом. Молодой король болезненно реагировал на подобные намеки, бросающие тень на его происхождение.

Бес был недоволен тем повышенным вниманием, которым его товарищи встретили появление Сигрид в крепости. Ему казалось, что в душе они посмеиваются над ним, впрочем, кажется, не только в душе. У Воробья, на пример, рот растянулся буквально до ушей, словно Бес привез в крепость болотную кикимору, вызывающую у окружающих приступы неудержимого смеха. Рыжая Агнесс, бесцеремонно разглядывавшая Сигрид на протяжении долгого времени, вынесла наконец свой приговор:

— Посмотрите на ее руки, разве такими руками можно натянуть тетиву арбалета. Да и плечи слабые. Бес, разве ж это мышцы. А на ногах — она же в седле не усидит.

От столь бесцеремонного обращения Сигрид поначалу растерялась, а потом вспыхнула от гнева. Ни слова не говоря, она отвесила оплеуху нахальной рыжей девке.

— Не такая уж она беззащитная, — рассмеялся рослый белобрысый парень, помогая Агнесс удержать равновесие.

Агнесс немедленно бросилась на свою обидчицу. Стараниями Беса и Волка девчонок удалось растащить, хотя они изрядно потрепали друг друга за волосы.

— Царапается как кошка. — Рыжая Агнесс на удивление быстро успокоилась и смотрела на Сигрид без всякой вражды. — Кто знает, может, из нее со временем выйдет толк.

— Долго учить придется, — заметил Воробей. Сигрид зло поглядывала на бесцеремонных молодцов.

Хорошим манерам их учить было некому. А эти девицы, грубые и неотесанные, отпускающие такие словечки, от которых Сигрид бросало в краску, — нет, это уж слишком. Почему она должна терпеть присутствие этого сброда и сносить оскорбления, которыми ее осыпают?

— Скажи своим людям — пусть убираются, — топнула она ногой и схватила Беса за руку.

— Ого, — засмеялся Волк, — кобылка-то, оказывается, с норовом.

— На то у нас Бес и первый наездник в крепости, — съехидничал Чуб.

— Ну хватит, — оборвал их взъерошенный Бес, — распустили языки.

Он подхватил Сигрид под руку и потащил сквозь ухмылявшуюся толпу товарищей к своему дому, приземистому срубу на дальнем конце поселка. Возмущенная девушка неохотно последовала за ним. Ей казалось, что Бес недостаточно энергично защищал ее перед своими людьми.

— Какой ты владетель?! — зашипела она. — Мальчишка, который не может справиться с лесным сбродом.

Бес сначала возмутился, а потом удивился — у этой девчонки были странные взгляды на жизнь и на людей. В конце концов, каждый волен выражать собственное мнение, и почему это Бес должен затыкать друзьям рты? Подумаешь, цаца! Ничего обидного про нее никто не сказал. А то, что она изнеженная и капризная, это он и сам видит.

— Они вовсе не мои люди, — пояснил он расстроенной пленнице, — они такие же меченые, как и я. Разве ты ничего не слышала о Башне?

— Не очень-то ты похож на меченого, — пренебрежительно махнула рукой Сигрид.

Бес побледнел от гнева и сверкнул на девушку темными выразительными глазами из-под пушистых ресниц:

— Я меченый!

Сигрид немного струхнула: мальчишка, оказывается, умел сердиться, пожалуй, ей не следует так откровенно нарываться на ссору.

— Тебе виднее, — сказала она примирительно.

Не задавая больше вопросов, Сигрид последовала за рассерженным Бесом в дом. В просторной горнице за широким столом уже сидели Ара с Улой и две женщины. Обе почти одновременно подняли головы и внимательно посмотрели на смущенную Сигрид. Бес стушевался и отступил назад.

— Бес как всегда верен себе, — высокий парень с голубыми острыми глазами отделился от стены и приблизился к девушке, — уж если ухватит, то непременно звезду с неба.

Одна из женщин улыбнулась, другая все так же серьезно продолжала изучать Сигрид большими темными, как у Беса, глазами. Девушка догадалась, что это его мать. В отличие от своей подруги, темноглазая женщина была в мужском костюме, и на столе перед ней лежал узкий меч.

— Как тебя зовут, детка? — нахальный парень тронул Сигрид рукой за подбородок.

Сигрид в гневе отбросила его руку и отступила на шаг под прикрытие Беса.

— Ульф, прекрати, — приказала темноглазая.

К удивлению девушки, Ульф подчинился и, криво улыбаясь, отступил в угол. Впрочем, глаза его продолжали все так же бесцеремонно ощупывать Сигрид. Ула, повинуясь взгляду матери, взяла пленницу за руку и увела в соседнюю комнату.

— Устраивайся здесь, — сказала она спокойно, — а потом видно будет.

Сигрид осторожно присела на край широкого ложа. Две деревянные лавки вдоль стен да большой, грубо сработанный сундук — вот, пожалуй, и все убранство этой на редкость бедно обставленной комнаты, если не считать развешанного по стенам оружия.

— Располагайся как дома.

Ула раздевалась, не смущаясь присутствия Сигрид и Ары, который словно часовой застыл у двери. Тело лесной красавицы было молочно-белым с высокой грудью и крепкими округлыми бедрами. Светлые густые волосы рассыпались по плечам, и она небрежно прошлась по ним неуклюжим гребнем.

— А что, в Бурге принято спать одетыми? — Ула бросила на Сигрид насмешливый взгляд.

— Пусть он уйдет, — кивнула Сигрид на меченого. Ула нахмурилась и обернулась. Ара мгновенно исчез, словно его никогда и не было. Девушка улыбнулась и покачала головой.

— Ты здесь никого не бойся, — сказала она Сигрид. — Никто тебя не обидит.

Сигрид сбросила платье и нырнула под тяжелый, но удивительно мягкий и пушистый мех, заменявший здесь одеяло.

— А Бес тебе понравился? — В глазах Улы вспыхнули веселые огоньки.

Сигрид ничего не ответила, только слабо улыбнулась в ответ. Честно говоря, она и сама не знала, как ей относиться к своему похитителю, но, во всяком случае, любить его было не за что.

— Он еще мальчишка, но будет таким же великим воином, каким был наш отец.

— Зачем столько оружия? — спросила Сигрид, обводя глазами комнату, — ты же девушка?

— Я такой же воин, как и все, — нахмурилась Ула и указала на отметину на левом плече.

— Почему они все так странно смотрели на меня? Ула засмеялась, и лицо ее стало удивительно похожим на лицо смеющегося Гарольда. Сигрид даже вздохнула.

— Когда нас разбили на пары, то Бес остался один, и с тех пор он мечтает найти девушку, которая согласилась бы защищать его спину в бою.

— Значит, я нужна ему только для этого?

— А ты претендуешь на большее?

Сигрид рассмеялась. По правде сказать, ей было не только смешно, но и немного обидно: неужели этот мальчишка воображает, что дочь Бьерна Брандомского будет прыгать за ним по лесу с тяжелым арбалетом в руках? Он не просто мальчик — он глупый мальчик.

— Ты знакома с королем Гарольдом? — спросила вдруг Ула. — Я слышала, как ты говорила о нем Бесу.

— Гарольд мой жених, — сказала Сигрид, краснея — Наша свадьба состоится через десять дней в Ожском замке, если, конечно, никто не помешает.

Ула покачала головой:

— Бедный Бес, он будет страшно огорчен.

Сама она, похоже, не слишком огорчилась по этому поводу, видимо просто не считала Сигрид достойной парой брату. Сигрид почему-то была абсолютно уверена, что лесное приключение закончится для нее хорошо, во всяком случае, похитители перестали внушать ей серьезные опасения. И все-таки странно, почему эти молодые и на вид симпатичные люди живут в лесу, а главное — неужели они и есть те страшные меченые, о которых в последнее время так много говорят в Бурге? Гарольд обещал уничтожить грабителей караванов, но Сигрид было бы очень жаль, если бы он сдержал слово. Во всяком случае, темноглазый мальчик явно не заслуживал такой страшной участи.

Бес упрямо смотрел в пол, брови его сошлись у переносицы, и вся его фигура выражала решительный протест. Конечно, и Данна, и Кристин, и молчун Кон могут требовать от него соблюдения дисциплины, но в данном случае все права на его стороне. Он меченый, а не мальчишка, и вправе сам распорядиться взятой в бою добычей.

— Девушку придется вернуть, она не может жить с нами в лесу.

— Почему? — Бес оторвал глаза от пола и взглянул на мать.

— Она невеста короля Гарольда.

— Какое мне дело до короля — если он мужчина, то пусть придет и возьмет ее у меня.

— С ним бесполезно спорить, — сказала Кристин и по чему-то засмеялась.

— Пойми, Бес, — вступил в разговор Кон, — эта девушка не создана для боя.

— Другие же могут.

— Другие делают это добровольно. Это их жизнь, они к ней привыкли.

— Хорошо, пусть она просто живет у нас.

— Зачем? — спросила Кристин, все еще продолжавшая улыбаться.

Бес смутился и только засопел в ответ. Конечно, он мог бы сказать, что девчонка ему нравится, но ведь засмеют еще, чего доброго. Да и почему он должен давать объяснения, словно нашкодивший маленький мальчик?

— Бесу нужна женщина, и он прав, требуя свое, — вступил в разговор Ульф. — Разве не так же поступали ваши хваленые меченые? За эти годы я наслушался немало рассказов об их подвигах.

— Ради этой девушки поднимут все окрестные замки и натравят на нас. Брандомский наш враг, но король Гарольд может быть нашим другом, а уж Бесу тем более не следует отбирать у него невесту.

— Это еще почему? — вызывающе спросил Ульф, голубые глаза которого смотрели на женщин с издевкой, а пухлые губы уродовала кривая улыбка.

— Ульф, уйди, — приказала Кристин, и лицо ее потемнело.

Ульф резко развернулся на каблуках и выскочил вон, гремя тяжелым мечом по ступеням крыльца.

— Ты это сделаешь, Бес, — сказала твердо Данна, глядя и глаза сыну. — А потом мы найдем тебе другую девушку.

— Мне нравится эта.

— Важно, чтобы ты ей понравился.

— С какой стати я должен считаться с желаниями пленницы.

— Упрямый мальчишка, — вздохнула Кристин.

— Я не мальчишка, — возмутился Бес — Я меченый. По лицу Кристин было видно, что она не приняла заявление Беса всерьез. Она и своего сына Ару все еще держит за младенца, что уж тут говорить о Бесе, который на целых два года моложе. Правильно говорит Чуб — если мы и дальше будем слушать своих мамочек, то будет у нас не Башня, женский монастырь.

— Пора нам выбираться из Ожского бора, — сказал Кон.

— Куда ты их поведешь? — Кристин недружелюбно покосилась на молчуна. — Почти тринадцать лет мы бегаем по лесу как зайцы, и стоит нам только высунуть нос из Ожского бора, как вся эта свора псов набросится на нас.

— Они уже способны дать отпор, — не согласился молчун. — Все равно вы не удержите их возле своих юбок.

— Об этом мы поговорим позже, — решила Данна, — а пока Бес сделает то, что я сказала.

Бес открыл рот, чтобы возразить, но, натолкнувшись на строгий взгляд матери, только рукой махнул.

— Вот уже и ему требуется женщина, — вздохнула Кристин, провожая Беса грустными глазами.

— Рано или поздно, это должно было случиться. — Данна решительно поднялась с лавки. — Тянуть больше нельзя. Король Гарольд вовремя приезжает в Приграничье. Для нас вовремя.

— Захочет ли он помочь? — покачала головой Кристин. — Его мать даже не откликнулась на мои письма.

— Королева Ингрид слишком нетвердо сидела на троне, чтобы решиться на помощь меченым. Гарольд — другое дело.

— Дай Бог, чтобы наши надежды не рассыпались прахом.

Расстроенный Бес бродил по крепости в глубокой задумчивости. Захочет ли эта девчонка остаться с ним добровольно? Если она согласится, то никто не вправе будет настаивать, чтобы он вернул ее отцу или какому-то там Гарольду. Кон сказал, что лесная жизнь не для Сигрид. Бес не знал иной жизни, но мать и Кристин не все время жили в лесу, и обе они согласились с Коном. Значит та жизнь действительно лучше? Бес не раз бывал в окрестных деревнях и ничего привлекательного в жизни смердов не находил — копаются в навозе с утра до ночи. Однако в замках он не был ни разу, а там, наверное, живут по-другому. Ему вдруг страшно захотелось посмотреть, где расцветают такие, как Сигрид, с нежной кожей на руках и бледными, нетронутыми ветром и, солнцем лицами. А были еще, если верить молчунам, большие города, в которых обитало не сметное количество людей. Чем занимались люди, согнанные на небольшой пятачок земли, Бесу трудно было представить. Но грязи они там развели наверняка немерено. Так неужели эти грязные города лучше, чем Ожский бор? Все-таки следует поговорить с Сигрид, пусть решает она. Бес нашел девушку на плацу. Сигрид с изумлением наблюдала, как три десятка юношей и девушек с упоением работали короткими узкими мечами. В другой раз Бес не медленно бы присоединился к этому хороводу, но сегодня у него были более серьезные заботы. Он осторожно тронул девушку за плечо, Сигрид обернулась и дружески ему улыбнулась.

— Нравится? — кивнул он в сторону плаца.

— Ничего подобного никогда не видела, — охотно призналась Сигрид.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

— Зачем?

Бес смешался, все приготовленные к этому случаю слова вылетели у него из головы, и он только с досады хлопнул себя по колену. Сигрид, насмешливо улыбаясь, посматривала искоса на смешного угрюмого мальчишку, заимевшего претензию встать в один ряд с блестящим Гарольдом Нордлэндским. Она вдруг засмеялась. Бес вздрогнул.

— Я отвезу тебя домой.

Он повернулся и решительно зашагал прочь, проклиная себя в душе за дурацкую слабость. Вот до чего дошел он, меченый, — унижаться перед девчонкой! Бес скрипнул зубами и сжал кулаки. Зачем ему вообще сдалась эта кривляка, которая к тому же была дочерью злейшего врага меченых? А Ожский замок он себе вернет, и тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.

Бес уверенно ехал по тропе, почти не оглядываясь на спутницу, которая скромно держалась позади. За несколько часов пути меченый не проронил ни слова, и все попытки девушки завязать разговор натыкались на его глухое молчание.

— Я устала, — сказала Сигрид, глядя в спину Бесу злыми глазами.

— Потерпишь, — бросил он ей, не оборачиваясь. «Устала она — двадцати верст не проехали! Конечно, путешествовать в седле не в пример труднее, чем в карете. А карету в крепости для этой королевы не припасли. Не доглядели. Таких неженок у нас до сих пор не водилось. Ничего, девка здоровая — потерпит».

Сигрид решительно натянула поводья коня и спрыгнула на землю.

— Я устала, — повторила она громче.

Бес остановился и бросил на нее презрительный взгляд. Конечно, молчун был прав, эта неженка не создана для лесной жизни. А он-то, Бес, вообразил, что она защитит в бою его спину. Он вспомнил свои мечты по этому поводу и покраснел от досады.

Сигрид не была расположена двигаться дальше, несмотря на недовольство, высказанное меченым. Упрямо надув губы, она решительно направилась к ближайшему дереву и уселась под ним прямо на зеленый мох. Бес огляделся: место для привала было выбрано неудачно — густой под лесок позволял даже неуклюжему деревенщине подкрасться с самой неожиданной стороны.

— Проедем еще с полверсты, и будет поляна, а за ней река.

— Нет, — Сигрид решительно замотала головой.

Бес зло сплюнул. До чего же упрямая девчонка, и угораздило же его с ней связаться. Меченый сорвал с седла сумку и бросил ей под ноги.

— Может, ты пожелаешь, чтобы я приготовила тебе обед, мой господин? — ехидно спросила она.

— По-твоему, я должен этим заниматься?

Сигрид только презрительно фыркнула. Совсем обнаглел несносный мальчишка: дочь владетеля Брандомского должна быть у него кухаркой!

— Сиди тогда голодная, — усмехнулся Бес.

— И буду сидеть, — гордо отозвалась она.

— Я бы на твоем месте все-таки поднялся, — насмешливо поглядывая на девушку, протянул Бес. Он не спеша расстегнул сумку и достал ломоть хлеба с куском холодного мяса. Жевал парень медленно, изредка бросая в сторону Сигрид хитрые взгляды, которые выводили ее из себя. Она даже отвернулась, чтобы не видеть его торжествующего лица. Бывают же такие невежи, прости Господи. Хотя, чего еще можно ждать от лесного дикаря.

— В лесу и садиться надо с умом, — сказал Бес, — это тебе не город.

— Много ты знаешь о городе, — скривилась Сигрид.

— Про город не скажу, — согласился Бес, — а вот садиться в лесу на муравейник не рекомендуется даже будущей королеве.

Сигрид вскрикнула и мгновенно вскочила на ноги. Большие рыжие муравьи ползали по ее позеленевшему платью. Она захлопала руками по бедрам и смешно закружилась на месте. Бес упал лицом в траву и захохотал, давясь непроглоченным куском — зрелище, что ни говори, было уморительным.

— Ой, — вскрикнула Сигрид и вдруг заревела в голос. Бес перестал смеяться:

— Снимай платье, я тебе помогу.

— Дурак, — сказала она сквозь слезы. — Боже мой, какой дурак.

— Ну как знаешь, — обиделся Бес.

Девушка нырнула за куст и стала торопливо расстегивать платье. Рыжие муравьи, надо признать, были злыми ребятами, особенно если их раззадорить как следует.

— Тебе помочь? — не удержался он от насмешки.

В ответ Сигрид только всхлипнула. Бес поднялся и решительно отправился за куст.

— Хватит тебе дуться, — сказал он примирительно, — Я помогу.

Однако справиться с завязками и крючками оказалось совсем не простым делом. Бес долго сопел и тихонько ругался. Платье наконец свалилось с плеч девушки, и Бесу вдруг пришло в голову, что его шутка с муравьями не такая уж удачная, как ему показалось вначале.

— Что ты там копаешься? — прикрикнула Сигрид. Бес вздохнул и принялся снимать муравьев с ее обнаженной спины, ну и ниже, конечно.

— Платье посмотри, — приказала она.

— Не командуй, — проворчал Бес, старательно отворачиваясь от ее обнаженного тела, которое прямо-таки лезло ему в глаза. Кто бы мог подумать, что оно так на него подействует. Сигрид уже перестала плакать и только мелко подрагивала от свежего вечернего ветерка, сидя на корточках и обхватив голые плечи руками.

— Все, — сказал меченый, бросая ей платье. — Будешь теперь знать, куда садиться.

— Застегивай.

Бес справился и с этой задачей, хотя пальцы его противно дрожали, и вообще чувствовал он себя не слишком уверенно.

— Теперь уже недалеко, — сказал Бес, не глядя на Сигрид, — до темноты успеем.

— Я не боюсь темноты, — сказала она, — и я хочу есть.

Бес вздохнул и протянул ей сумку. Сигрид жадно набросилась на хлеб и мясо. Вот глупая девчонка, могла бы поесть сразу, а не устраивать представление с переодеваниями. Бес никак не мог забыть ее молочно-белого тела и поэтому чувствовал себя не совсем уютно.

— Я хотел бы увидеть твой Бург, — сказал Бес после долгого молчания.

— А кто тебе мешает? — удивилась она.

— Разве не твой отец отобрал у меня замок? — В голосе Беса прозвучала ненависть, а глаза вспыхнули гневом. Сигрид смотрела на него с удивлением и с испугом. Этот меченый, когда сердился, производил довольно странное впечатление: нежное мальчишеское лицо становилось жестким и почти страшным, а добродушная улыбка превращалась в волчий оскал.

— Я верну себе Ожский замок, так и передай своему отцу, пусть лучше убирается из него добром.

Его слова не показались Сигрид пустой мальчишеской похвальбой, и она зябко передернула плечами. Если этот мальчик будет упорствовать в своих требованиях, то его просто убьют, потому что на стороне ее отца король Гарольд и все владетели Нордлэнда и Приграничья, а у Беса нет ни сил, ни средств, чтобы им противостоять. И чем ему помочь, она просто не знала.

— Почему бы тебе не обратиться к королю?

— Плевать я хотел на твоего Гарольда, ты еще не знаешь, что такое меченый.

— Быть может, Гарольд захочет помочь сыну Тора Нидрасского.

— Хватит об этом, — зло оборвал ее Бес — Пора двигаться.

Бес оказался прав: Ожский замок появился на горизонте еще до наступления темноты. Сигрид облегченно вздохнула. Кажется, ее невероятное приключение закончилось куда благополучнее, чем можно было ожидать по его бурному началу. Кем бы ни были эти выросшие в лесу мальчишки, но в благородстве им отказать нельзя.

У старого трухлявого дуба они остановились.

— Дальше я не поеду, — сказал Бес — А коня потом заберу.

— Когда потом? — не поняла Сигрид.

— Я навещу тебя в моем замке, — хитро подмигнул встревоженной девушке Бес — Прощай.

Он поднял коня на дыбы и пронзительно засвистел. В ответ на этот разбойничий вызов в замке протрубили тревогу. Бес сорвал с головы черный берет и помахал им высыпавшим на стены дружинникам, потом огрел вороного коня плетью и поскакал по дороге, поднимая за собой тучи пыли.

Глава 3ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ

Бьерн Брандомский был вне себя от гнева. Рыхлое лицо его готово было лопнуть от прихлынувшей крови. Владетель метался по парадному залу Ожского замка, расшвыривая тяжелую мебель со своего пути. Жалобно позвякивала по суда в шкафах, возмущенно бряцало в такт шагам владетеля развешанное по стенам оружие, и только привыкший к подобным сценам Рекин Лаудсвильский спокойно сидел у стола, лишь изредка бросая равнодушные взгляды на разбушевавшегося владетеля.

— Вернули же они девчонку, в конце концов. Стоит ли кровь себе портить?

Брандомский бросил на Рекина уничтожающий взгляд:

— А что скажет король Гарольд? Слава у меченых известно какая.

— Какие они меченые, — поморщился Лаудсвильский, - мальчишки сопливые.

— Для этого дела много ума не надо.

— Если король Гарольд сочтет себя оскорбленным, то пусть сам разбирается с мечеными, — Рекин скосил глаза на разъяренного Бьерна.

Брандомский остановился и удивленно посмотрел на старого друга:

— Я предпочел бы скрыть происшествие с Сигрид от короля.

— Напрасно, — бросил Рекин. — Во-первых, скрыть не удастся, обязательно найдется доброхот, который шепнет об этом Гарольду, а во-вторых, здесь задета честь короля, вот пусть он сам за себя и хлопочет.

Брандомский в задумчивости подошел к столу и сделал большой глоток из кубка. Рекин поморщился — хитроумный Бьерн в последнее время слишком уж пристрастился к вину, оттого и соображать стал хуже.

— Наши друзья из Храма недовольны. Мы до сих пор не выполнили взятых на себя обязательств. Меченые уже второй год грабят торговые караваны на территории Приграничья.

Бьерн нахмурился — дружба Рекина с храмовиками претила ему. Все-таки владетель должен блюсти свое достоинство и не якшаться со всяким сбродом, а уж коли служить кому-то, так только законному государю.

— Почему бы твоему приятелю Кюрджи самому не подсуетиться.

— Он такой же мой приятель, как и твой. Храм исправно выполняет свои обязательства, а мы нет. Брось, дорогой Бьерн, торговля выгодна всем, в том числе и Нордлэнду, поэтому Гарольд должен нам помочь.

— Гарольд недоволен Храмом, — поморщился Бьерн. — Боюсь, что нам предстоит по этому поводу неприятный разговор.

Лаудсвильский только плечами пожал:

— Храмовики прикрывают наши границы от стаи. За последние годы серьезных прорывов не было. Я уже не говорю о кочевниках, этих Храм взял в оборот.

— За стаю нужно благодарить Бога и Тора Нидрасского, который изрядно пощипал вохров в Южных лесах, а Храм тут ни при чем.

— Тогда скажи об этом Кюрджи. Я думаю, еще не поздно разорвать наш договор.

— Я не против торговли, — раздраженно махнул рукой Брандомский, — но Храм стал бесцеремонно вмешиваться в наши дела. Церковники переполошились, они утверждают, что ересь разъедает нашу страну. Недавно епископ Буржский прямо потребовал у Гарольда удаления храмовиков из Нордлэнда и Приграничья.

— Страну разъедает не ересь, а глупость, — отрезал Рекин. — Пора уже понять всем, в том числе и епископу Буржскому, что мир изменился и его уже не втиснешь в рамки прежних догм и представлений, в том числе и религиозных. Гарольд должен понять, что его союзниками в нынешних условиях становятся не церковники и тем более не владетели, а простые горожане, купцы и ремесленники, все те, кто способны шевелить мозгами. Не Храм нас должен заботить, дорогой Бьерн, а меченые. Кто знает, не захочет ли молодой король облагодетельствовать своих дорогих лесных родственников. Ты знаешь, о чем я говорю.

Брандомский задумался надолго. Рекин, конечно, прав: с мечеными пора кончать. Охота слишком затянулась. Еще десять лет назад Бьерн обещал Кюрджи голову Ожской ведьмы, а теперь уже и волчата подросли и все чаще выходят на дорогу. Кто знает, каких бед они могут натворить в Приграничье. Рекин прав и в другом: если Гарольд узнает историю своего рождения, то ему вполне может прийти в голову идея вернуть Ожский замок брату. Конечно, молодой король самолюбив, гордится своим отцом, великим Рагнвальдом, но все может быть. Бьерн вспомнил тонконогого сморчка на троне и усмехнулся. Ингрид была права, само вольно выбрав отца наследнику нордлэндской короны. Гарольд похож на Тора и статью и лицом, рано или поздно, ему об этом скажут, если уже не сказали, и молодой король, чего доброго, натворит массу глупостей. Нельзя Гарольду связывать свое имя с мечеными. Как только на лэндовскую сцену выйдет Бес Ожский, так Гарольду сразу напомнят, чьим сыном он на самом деле является. Все это чревато новой смутой и новой кровью. Гарольд далеко не дурак, и если возле него в нужный момент окажется мудрый советчик, то все закончится к всеобщему удовлетворению. Бьерн осушил одним глотком кубок и почти весело подмигнул налитым кровью глазом Рекину Лаудсвильскому. Времена наступали для Бьерна самые что ни на есть удачные, и не таким уж он был простаком, чтобы выпустить из рук с большим трудом пойманную птицу удачи.

Сигрид была взволнована известием о скором прибытии короля в Ожский замок. Сегодня решится ее судьба. И вовсе не корона привлекала ее, все дело было в Гарольде, таком красивом, таком мужественном рыцаре из древних легенд, которые она любила слушать в детстве. Кто может встать рядом с ним в Лэнде? И этот человек ее любил и говорил ей о своей любви. Сердце девушки стучало в тот момент часто-часто, почти так же, как стучит оно сейчас при радостном известии о его прибытии. Ах, как он был красноречив в тот вечер, и какой нежностью светились его глаза. Она до сих пор помнит тепло его рук и сладость мужских губ, впившихся в ее уста. Гарольд клялся ей в верности. Их любовь будет длиться долго, очень долго, всю жизнь...

Легкое беспокойство охватило вдруг Сигрид: эта глупая история с похищением может не понравиться Гарольду. Наверняка он сочтет себя оскорбленным и захочет отомстить. Но ведь мстить ему придется брату. Сказать об этом Гарольду? Но неизвестно, как самолюбивый король примет подобные намеки на темное пятно в происхождении. Все это так сложно. Может быть, потом, став королевой, она поможет Бесу вернуть часть его земель, не раздражая Гарольда и отца. А пока лучше всего промолчать. Бес, конечно, забавен, но он еще просто мальчишка. Сигрид вспомнила муравейник, смущение Беса и улыбнулась. Конечно, она ему поможет, но потом, позже.

Сигрид терпеливо поворачивалась, позволяя служанкам одевать и причесывать ее. Смехом и разговорами они отвлекали девушку от серьезных раздумий, но с этим приходилось мириться. Короля ожидали с минуты на минуту, и следовало поторопиться, чтобы не выглядеть в глазах просвещенных нордлэндцев деревенской неряхой. Решалась не только ее судьба, решалась судьба Приграничья, и, конечно, Сигрид Брандомская в такую минуту должна быть на высоте.

Послышался протяжный рев рога, заскрипели тяжелые цепи подъемного моста, и король Гарольд в сопровождении блестящей свиты вступил в гостеприимный замок Ож. Сигрид отстранила перепуганных служанок и поспешила вниз, дабы встретить короля у порога, как того требовал обычай. Король, одетый в белый кафтан и расшитый золотом алый плащ, уже обнимался с владетелем Брандомским. Здесь же расторопный владетель Лаудсвильский раскланивался со свитой короля Гарольда. Такого блестящего собрания Ожский замок в своих древних стенах еще не видел. В глазах буквально рябило от алых владетельских плащей. При виде благородной Сигрид гости восторженно загудели, приветствуя свою будущую королеву. Бьерн Брандомский выпустил короля из своих объятий, и тот поспешил к невесте. Сигрид почувствовала слабость в ногах и собрала в кулак всю волю. Гарольд улыбался ей всегдашней беззаботной улыбкой. Принимая ее руки в свои, он шепнул ей на ухо всего одно слово, но этого было достаточно, чтобы Сигрид ощутила вдруг такой прилив счастья и любви ко всему миру, что даже лошадиное лицо благородного Рекина показалось ей на мгновение красивым.

Владетель Лаудсвильский произносил приветствие королю от имени всех владетелей Приграничного края. Сигрид его не слушала, Гарольд тоже. Владетели из королевской свиты покорно ждали — обычай, ничего не поделаешь, хотя Рекин мог бы и не заливаться так долго соловьем, учитывая жару и долгую дорогу. Лаудсвильский понял общее настроение и сократил приветствие до минимума, за что был награжден королевской улыбкой.

Благородный Бьерн Брандомский недаром слыл самым богатым владетелем Приграничья, а то и всего Лэнда. Подобной роскоши нордлэндским владетелям видеть не доводилось. Пол парадного зала Ожского замка был выложен голубоватыми плитками, доставленными, как говорили, прямиком из далекого и почти сказочного Азрубала. В этот пол можно было смотреться как в зеркало, а от позолоты развешанного по стенам оружия буквально рябило в глазах. Посуда на столах тоже была привозная и мелодично звенела при каждом шаге. Что ни говори, а приграничные владетели здорово разжились в последнее время на торговле с Храмом. Пожалуй, король Гарольд не прогадал с невестой, этот брак пойдет на пользу всем и снимет многие разногласия, то и дело возникающие между двумя землями.

Хозяин замка усадил Гарольда на почетное место по правую руку от себя, как требовал обычай. Но хитроумный Бьерн и здесь угодил своему гостю: кресло короля, отделанное золотом и драгоценными камнями, напоминало скорее трон, тогда как кресло самого Бьерна выглядело достаточно скромно. Гарольду и его нордлэндской свите такая предупредительность владетеля Ожского замка пришлась по душе. Это был намек на будущее единое королевство под рукой Гарольда Нордлэндского. Зато многим не понравилось, что по левую руку от Брандомского утвердился Рекин Лаудсвильский. Такой расклад никак не устраивал присутствующих в зале владетелей Нордлэнда и Приграничья. Гарольд, увлеченный разговором с Сигрид, поднявшегося ропота не заметил. Однако Бьерн и Рекин не одобрительные реплики в свой адрес слышали очень даже хорошо. Недовольство владетелей было понятно: одно дело, присутствие подле короля благородного Бьерна, и совсем другое — возвышение серого интригана Лаудсвильского, о связях которого с храмовиками ходило много скандальных слухов. Но Брандомский отлично понимал, что без помощи ловкого друга ему трудно будет утвердиться на первых ролях при нордлэндском дворе, и поэтому пренебрег мнением блестящего собрания.

— За здоровье нашего короля, — поднял Бьерн наполненный до краев кубок и тем оборвал нарастающий ропот.

— За здоровье нашего гостеприимного хозяина, владетеля Брандомского, — вежливо отозвался Гарольд.

— За здоровье прекрасной Сигрид, — подхватил почин Рекин Лаудсвильский.

Сигрид подняла голову и едва не вскрикнула от изумления: ее лесной знакомец Ульф как ни в чем не бывало сидел в кругу нордлэндцев и нагловато улыбался прямо ей в лицо. Сигрид запаниковала — что делает Ульф в Ожском и как он вообще сюда попал? Но кроме Сигрид никто не обращал внимания на молодого человека. Видимо, нордлэндцы принимали его за местного владетеля, а приграничные владетели — за нордлэндца. И надо признать, что Ульф ни костюмом, ни манерами не отличался от собравшихся в зале благородных господ. На секунду Сигрид тоже показалось, что она обозналась, уж очень уверенно держался лесной бродяга. Однако Ульф рассеял ее сомнения: недолго думая он поднял кубок и насмешливо отсалютовал им благородной госпоже. Поведение Ульфа не осталось незамеченным Гарольдом.

— Кто этот наглец? — спросил он у Сигрид.

— Я плохо знаю местных владетелей. — Сигрид смутилась, и ее состояние не ускользнуло от внимательного взгляда короля. Гарольд нахмурился и бросил на Ульфа высокомерный взгляд. Ульф ответил на этот взгляд презрительной улыбкой. Гарольд побледнел от гнева.

Сигрид затрепетала.

— Кто этот наглец? — Гарольд обращался уже к Брандомскому.

Бьерн подслеповато прищурился, силясь угадать, кто это так разгневал короля:

— Кого ты имеешь в виду, государь?

Гарольд едва не выругался в ответ — наглый тип исчез со своего места, словно его там никогда не было.

— Вон в том пустом кресле только что сидел молодой владетель, я хочу знать его имя. Сивенд, ты сидел рядом с ним — как он назвался?

Молодой ярл Норангерский пожал широкими плечами:

— Он назвался Ульфом ярлом Хаарским. Брандомский едва не подпрыгнул на месте — не хватало еще, чтобы в его замке появлялись призраки.

— Какого черта! — возмутился ярл Мьесенекий. — Хаарским замком владеет ярл Грольф Агмундский.

Гости удивленно переговаривались, бросая взгляды на короля. Государь был расстроен больше, чем того требовала ситуация, — подумаешь, какой-то мальчишка-шутник назвался чужим именем.

— Здесь на столе лежит записка! — Норангерский поднял листок двумя пальцами, словно боялся запачкать руки, и помахал им перед собственным носом. — Может, она нам все объяснит.

— Читай, — приказал король.

— Здесь всего несколько слов: «Привет из Ожского бора» и подпись: ярл Ульф Хаарский.

Владетель Бьерн побагровел от гнева, поросшая рыжими волосами рука с хрустом раздавила хрупкий суранский кубок, но Брандомский этого даже не заметил.

— Я же сказал, что это всего лишь шутка, — попытался спасти положение Рекин.

— Хороша шутка, — возмутился Мьесенский. — Меченые бродят по твоему замку как по Ожскому бору, благородный Бьерн.

Гарольд задумчиво покачал головой:

— Я думал, что все эти рассказы о меченых — пустая болтовня. Разве не все они сгинули в Суранских степях?

Рекин поспешил на помощь дорогому другу Бьерну, которого вся эта неприятная история выбила из колеи:

— К сожалению, нет, государь. Уцелело несколько щенков, которые иногда доставляют нам неприятности.

— Скорее всего, это был Ульф, брат Тора, — не унимался молодой ярл Мьесенский, хотя Лаудсвильский и бросал в его сторону предостерегающие взгляды.

— Кажется, и Ожский замок прежде принадлежал этому разбойнику Тору Нидрасскому? — спросил юный владетель Аграамский.

Гарольд покраснел, потом побледнел. Владетели поспешно уткнулись в тарелки, не рискуя поднять глаза на короля. Ярл Норангерский зло пнул под столом просто душного Тейта в ляжку, но Аграамский в ответ лишь захлопал глазами. Вероятно по причине возраста он не был осведомлен о некоторых важных моментах слишком деликатного свойства, чтобы о них говорилось вслух.

— Я вовсе не считаю Тора Нидрасского разбойником, — Лаудсвильский, как всегда, оказался расторопнее всех, — именно ему Нордлэнд обязан своей свободой. Конечно, и мы с владетелем Брандомским приложили к этому руку, и ярл Грольф Агмундский, но истинных героев всегда забывают, увы.

Владетель Рекин покачал головой с видом оскорбленного достоинства. Нордлэндцы глухо заворчали, но ввязываться в открытую полемику с Лаудсвильским никто не рискнул. К тому же Рекин, что с ним редко бывало, на этот раз сказал чистую правду.

— У Тора Нидрасского были дети? — спросил король Гарольд, вызвав тем самым смущение в благородном собрании.

— Ходят разные слухи, — нашелся Лаудсвильский, — но ничего определенного я лично сказать не могу.

— Это правда, что жена Тора Нидрасского была ведьмой? — спросил Расвальгский, глядя на Рекина круглыми глазами.

— Правда, — мрачно подтвердил Брандомский. — Только почему была — она до сих пор живет в Ожском бору.

— И вы не пытались ее изловить?

— Пытались, — усмехнулся Лаудсвильский. — Лет семь назад нам это почти удалось. А потом в селе, где мы ее ловили, передох весь скот, и теперь смерды скорее пойдут на плаху, чем станут нам помогать.

— Странно, благородный Бьерн, — задумчиво проговорил Гарольд. — Меченые, ведьмы — и все это в нескольких шагах от твоего замка.

— Ожский бор велик, — возразил Брандомский, — и найти там человека так же трудно, как иголку в стоге сена. Да и стар я, чтобы бегать по лесу за мальчишками.

— Меченые обнаглели вконец, — заметил владетель Гутормский, — пора бы нам взяться за них всерьез. Если владетель Бьерн немолод, то у нас с вами сил пока в избытке.

— Все это интересно, — сказал Лаудсвильский, — но государь, вероятно, устал с дороги, так давайте оставим проблемы для более подходящего случая и поднимем кубки за здравие нашего венценосного гостя.

Владетели дружно поддержали благородного Рекина. Гарольд согласно кивнул головой и осушил кубок первым. После этого разговор перестал быть общим. Гарольд расточал комплименты Сигрид, хотя лицо его оставалось озабоченным. Брандомский переглядывался с Лаудсвильским, и оба встревоженно поглядывали на короля. Но более ни чего примечательного в этот вечер не случилось.

Сигрид была взволнована прошедшим днем. Так хорошо все началось: и слова Гарольда о любви, которые он прошептал ей на ухо в первый миг их встречи, и его улыбка, и его глаза. Все говорило о том, что разлука не охладила его чувств. Сигрид была счастлива — счастлива как никогда в жизни. И вдруг появился Ульф. И глаза Гарольда потемнели. Слава Богу, что все, кажется, обошлось. Но почему этот лесной бродяга появился в замке? Зачем он так рисковал? Если он собирался напомнить королю о кровном родстве, то он выбрал не самый удачный способ. Гарольд горд и очень не любит, когда его ставят в смешное или глупое положение.

Из открытого окна пахнуло прохладой, и это было особенно приятно после утомительного вечера в душном парадном зале среди полупьяных гостей. Сигрид с удовольствием вытянулась поверх покрывала и прикрыла глаза, наслаждаясь покоем. Шум во дворе хоть привлек ее внимание, но не пробудил любопытства. Наверняка перессорились пьяные гости или их дружинники, какое ей до всего этого дела. Однако легкий шорох у окна заставил ее насторожиться и даже оторвать голову от подушки. В этот раз тревога была более чем обоснованной. Этот негодяй, этот несносный мальчишка из Ожского бора не нашел ни чего лучше, как залезть в ее спальню. Сигрид как ветром сдуло с постели при виде улыбающегося Беса.

— Как ты сюда попал? — шепотом спросила она и вы глянула наружу, где по двору метались люди с факелами и что-то громко кричали.

— Хотел посмотреть на короля Гарольда, — пожал плечами Бес — Кто знал, что по этому поводу поднимется такая суматоха.

— От тебя одни неприятности, — Сигрид закусила губу, раздумывая, чтобы предпринять.

Бес с интересом рассматривал убранство спальни. Замок был богатым, что ни говори, и не шел ни в какое сравнение с его скромным жилищем в лесу. Конечно, именно поэтому изнеженная девчонка пожелала вернуться сюда. Вон какое ложе для нее здесь приготовили — пятерым места хватит.

— Забавно, — сказал Бес и уселся на примятую ее телом постель.

Он продолжал улыбаться, словно суматоха за окном не имела к нему никакого отношения. Этакий лесной дурачок, пришедший в гости к своей деревенской подружке.

— Сначала Ульф, потом ты! — сказала в сердцах Сигрид.

— Ульф был в твоей комнате? — Глаза его внезапно сверкнули, а на лицо набежала тень.

— Не все же так бесцеремонны. Ульф назвался ярлом Хаарским и сел за стол вместе со всеми, а потом сбежал.

— Похоже на Ульфа, — кивнул Бес — Но он действительно ярл Хаарский, так решил мой отец — он подарил ему этот замок. Это ты его выдала?

— Вовсе нет, — возмутилась Сигрид. — Хотя следовало бы. Человек входит без приглашения в чужой замок и ведет себя неприлично и нагло.

— Он родился в этом замке, — рассмеялся Бес — И даже, кажется, в этой самой комнате.

— Ты мог бы не так громко смеяться?! — зашипела на него Сигрид. — Служанки за стеной.

— То-то я заметил, что ты даже раздеться сама не можешь. А если служанок рядом не окажется, так и будешь ходить голая?

Сигрид не знала, смеяться ей или плакать. Ночной гость нес совершеннейшую чепуху, но с таким видом, словно все ему на этом свете известно. И уходить он не собирался, да и уходить ему было некуда — суматоха во дворе не прекращалась.

Бес снял берет и, подойдя к зеркалу, пригладил спутавшиеся кудрявые волосы. Краем глаза он наблюдал за расстроенной Сигрид и самодовольно улыбался. Боже мой, какой болван! Если он попадет в руки владетелей, то ему несдобровать. Сигрид заметалась по комнате, не зная, что предпринять: не погонишь же этого вздорного мальчишку на верную смерть. Его пристрелят раньше, чем он откроет рот в свое оправдание.

Из коридора послышались возбужденные голоса. Бес метнулся к окну, но под окном тоже стояли люди и, громко переговариваясь между собой, указывали факелами на стены. Он почувствовал дыхание Сигрид у своего уха и замер, боясь пошевелиться. Девушка держала его за руку, словно опасалась, что он сейчас бросится на воинов, толпящихся внизу. Бес скосил глаза на розовый сосок, выглядывающий из выреза ночной рубашки, и нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Ну вот еще, — вспыхнула Сигрид и запахнула ворот. В дверь неожиданно постучали, и девушка вздрогнула.

Глаза ее заметались по комнате в поисках убежища для непутевого гостя. Бес обнажил мечи и приготовился к обороне.

— Я могу уйти по карнизу, — прошептал он. Сигрид толкнула его на ложе и задернула полог.

— Что случилось? — сонно протянула она, набрасывая на плечи длинный халат и приоткрывая двери.

Испуганные служанки жались по углам, а на переднем плане возвышался благородный Бьерн с мечом в руке:

— Ты никого не видела?

Гарольд, стоящий в шаге от Брандомского, жадными глазами пожирал девушку. Сигрид тряхнула белокурыми волосами и подняла на отца невинные глаза:

— Во сне?

— Запри окна и двери, — распорядился Бьерн, — и пусть девушки останутся при тебе.

— Девушки и так всегда со мной, — возмутилась Сигрид. — Мне только непонятно, что делают в моих комнатах мужчины в столь позднее время.

Она резко захлопнула двери перед самым носом рассерженного Бьерна. Гарольд засмеялся:

— Сигрид права. Невежливо спрашивать девушку среди ночи, нет ли у нее мужчины в спальне.

— Мы, кажется, увлеклись погоней, — усмехнулся Брандомский.

— Может, дружинникам почудилось спьяну? — предположил ярл Норангерский, который и сам сегодня изрядно хватил за столом.

— Все может быть, — вздохнул Бьерн. — Но стражу я все-таки удвою. Береженого Бог бережет.

Сигрид вздохнула с облегчением, когда шаги стали удаляться от ее дверей. Страху она натерпелась изрядно и все из-за этого негодного мальчишки, которому не сидится в лесу, и он активно ищет неприятностей на головы своих знакомых.

— Ушли, — шепнула Сигрид, отодвигая полог.

— Дела, — почесал затылок Бес — Придется этих ротозеев за окном убить.

Для убедительности он провел ребром ладони по шее. Нет, каков головорез! Она выбивается из сил, чтобы спасти его не заслуживающую такого внимания шкуру, а он собирается зарезать людей, поставленных для ее охраны!

— Ты совсем с ума сошел, — возмутилась Сигрид.

— Тогда решай сама, — сказал Бес, поудобнее устраиваясь на ложе.

— Пока замок не угомонится, ты побудешь здесь, а потом исчезнешь из моей жизни. Во всяком случае до того момента, когда я сама приглашу тебя в гости.

Бес не возражал, судя по всему, постель Сигрид пришлась ему по душе. Он расположился на ней с таким видом, словно собирался провести здесь остаток дней.

— Ты мог бы пересесть в кресло или лечь на пол, — предложила ему Сигрид.

— Я не смерд, чтобы спать на полу, — обиделся Бес — Я владетель.

— Так, может, мне лечь на пол? Бес пожал плечами:

— Ложе широкое — пятерым хватит.

— Наглец! — задохнулась Сигрид от возмущения.

— Как хочешь, — равнодушно отозвался Бес и даже прикрыл глаза рукой, явно указывая на то, что менять решение не собирается.

— Боже мой, — простонала Сигрид, — и откуда эта лесная скотина свалилась на мою голову.

— Я владетель этого замка, — напомнил он ей вежливо, — и это ты у меня в гостях.

— Любезный хозяин должен был прежде всего озаботиться удобствами благородной дамы, а не валиться на постель, не потрудившись даже снять сапоги.

— Скажи пожалуйста, — удивился Бес — про сапоги я и впрямь забыл.

Сигрид осторожно присела на край ложа — не проводить же из-за этого хама целую ночь на ногах.

— Если ты хотя бы пошевелишься, — сказала она строго, глядя ему в глазах, — я закричу.

— Я буду лежать тихо-тихо, — пообещал Бес, — пока ты сама меня не позовешь.

Сигрид только фыркнула возмущенно, впрочем, его языка она как раз и не боялась, а на что-то более существенное он, конечно, не решится.

Глава 4ОБЪЯСНЕНИЕ

Сигрид открыла глаза с первыми же лучами солнца, брызнувшими из окна. Бес безмятежно сопел рядом, откинувшись на спину. Оба меча лежали у него в изголовье, и он даже во сне не выпускал их из рук. Сигрид пришла в ужас, они все-таки уснули и проспали до самого рассвета. Ну, с меченого взять нечего, но она-то хороша. Что же теперь делать? Служанки вот-вот начнут стучаться в двери, куда она спрячет этого негодяя?

— Уже рассвело, — прошипела Сигрид. — Засоня ты, а не меченый.

Бес виновато засопел, что ни говори, а девчонка была кругом права — здорово он опростоволосился. Как все-таки сладко спится на владетельских пуховиках, так бы целую вечность с них и не поднимался, особенно если Сигрид будет рядом.

— Я думал, что ты меня хоть один раз поцелуешь, — сказал Бес — Все-таки целую ночь вместе провели.

Сигрид, ни слова не говоря, врезала ему ладонью по раскрасневшейся от сна физиономии, чтобы впредь знал, что можно говорить, а чего нет. И вообще с лесными хамами иначе нельзя, а то вообразят о себе невесть что.

Бес обиделся, и обиделся, к удивлению Сигрид, почти до слез, даже губы у него задрожали.

— Ну вот, — сказала она растерянно, — ты еще заплачь. Бес молча отошел к окну, вид у него был самый что ни на есть решительный.

— Погоди, — схватила его за руку Сигрид, — там же люди.

— Ну и пусть, — презрительно усмехнулся Бес, — пусть некоторые посмотрят, на что способны меченые.

— А тебе не приходило в голову, что твое появление из окна моей спальни будет выглядеть довольно странно. Хитрая улыбка заиграла на губах Беса:

— Меня не огорчит, если ты разругаешься с Гарольдом.

— Я так и знала, что ты негодяй, — Сигрид едва не заплакала.

Бес продолжал беззаботно улыбаться и даже поставил ногу в кожаном сапоге на подоконник.

— Я тебя поцелую, — зашептала испуганная Сигрид, — если ты будешь делать то, что я разрешу.

— Согласен, — Бес в ту же секунду убрал ногу и послушно отступил за портьеру.

Сигрид на мгновение прижалась к нему и скорее укусила, чем поцеловала в губы.

— Здорово, — сказал Бес, стараясь перебороть смущение, — но быстро закончилось.

Сигрид ничего не ответила и отошла к зеркалу поправляя растрепавшиеся волосы. Не то чтобы она заволновалась, но какое-то смутное недовольство собой почувствовала. Конечно, Бес всего лишь мальчик, но это довольно сильный мальчик, которого, наверное, небезопасно дразнить. А потом, у него очень властные губы, которые могут не только притянуть, но и удержать. Ей было приятно ощутить их своими губами, что было не совсем честно по отношению к губам Гарольда. Но нельзя же подобный глупый и детский поцелуй всерьез считать изменой.

Руки Беса вдруг опустились на ее бедра, она вздрогнула и обернулась, возмущенная его бесцеремонностью. И тогда он поцеловал ее прямо в сердитые губы, и этот поцелуй был таким долгим, что у нее перехватило дыхание и, наверное, поэтому закружилась голова. Он целовал ее открытую шею, где билась голубая жилка, и плечи, с которых вниз тонкая материя, и розовый сосок, который рвался навстречу его губам, а она все никак не опомниться и только шептала, вцепившись в черные волосы обеими руками, одновременно и притягивая, и отталкивая его голову:

— Бес, не надо, слышишь, не надо.

Она все-таки опомнилась и вырвалась из его жадных и ласковых рук, а может быть, это он отпустил ее. Сигрид испытывала в этот момент сладкий ужас, словно только что прошла по самому краю обрыва, но не сорвалась, а только почувствовала, как приятно было падать в объятия этого человека.

— Сумасшедший, — выдохнула она, хотя это было и не совсем верно — разум в первую очередь потеряла сама Сигрид Брандомская, невеста короля Гарольда, можно сказать, в одном шаге от брачного ложа и трона.

— Ну и пусть, — сказал Бес.

И снова воцарилось долгое молчание. Будь Бес поопытнее и понахальнее, ее падение непременно бы состоялось. Эта мысль почему-то не ужаснула Сигрид, а просто промелькнула в голове взъерошенной птицей и улетела невесть куда. Она даже не пыталась высвободить свои руки из его рук, а так и стояла в шаге от него, ощущая горячим лбом его частое дыхание.

— Сейчас сюда придут, — сказала совсем другая Сигрид, сохранившая, видимо, остатки разума.

Бес очнулся и отпустил ее руки. Она почувствовала и облегчение, и разочарование одновременно. И еще она почувствовала раздражение и стыд — как он посмел ее целовать?! Негодование Сигрид было так велико, что готовилось уже прорваться криком, но, к счастью, она сумела себя сдержать, поскольку поднимать шум было совсем не в ее интересах. Да и ничего ведь, в сущности, не случилось, абсолютно ничего. Надо немедленно спровадить лесного разбойника подальше и забыть эту глупую историю навсегда.

Меченый, бесшумно ступая, приблизился к окну. Сигрид подошла следом и остановилась у него за спиной. Он шеей и затылком ощущал ее дыхание, то самое дыхание, что еще минуту назад сливалось с его собственным. Теперь он не сомневался в ее любви. Это ведь ее пальцы ласкали его волосы, а губы жадно откликались на каждый поцелуй.

Богато разодетый конюх держал под уздцы красавца коня. Конь вел себя беспокойно, то и дело перебирал ногами и пятился назад. Дюжий малый едва с ним справлялся.

— Это конь Гарольда? — шепотом спросил Бес.

— Да.

Веселые огоньки загорелись в глазах меченого. Заскрипели ржавые цепи, подъемный мост начал медленно опускаться. Но прежде чем он опустился, Бес прыгнул из окна прямо в роскошное, отделанное серебром седло. Растерявшийся конюх отлетел в сторону.

— Меченый! — истошным голосом заорал кто-то. — Меченый в замке!

Но Бес был уже на мосту. На секунду он задержался, отыскивая глазами Сигрид, а потом огрел коня плетью и исчез, словно его и не было. Две стрелы запоздало просвистели ему вслед.

— А конь-то? — растерянно воскликнул конюх.

— Заткнись, — посоветовал ему Хафтур. — Раскрыл варежку.

— Но откуда он взялся?

— С крыши спрыгнул. Меченые ребята ловкие.

Брандомский был вне себя от бешенства. Были опрошены все слуги, все дружинники, и свои, и чужие, но так и не удалось выяснить, каким образом меченый проник в замок и где провел эту ночь. Смутные подозрения у благородного Бьерна появились еще вчера ночью, но если бы подобные подозрения появились еще в чьей-нибудь голове, то Брандомский снес бы ее без раздумий.

Старый владетель с грустью на лице выразил свое сожаление молодому королю. Однако Гарольд не выглядел расстроенным, происшествие его скорее позабавило.

— Не стоит огорчаться, дорогой Бьерн, — сказал он, дружески похлопывая хозяина по плечу. — Я поймаю этого негодяя и повешу его под твоими окнами.

Увидев входящую в зал Сигрид, король оставил расстроенного владетеля и поспешил ей навстречу. Девушка была необычайно свежа и хороша в это солнечное утро, словно распустившийся бутон розы, омытый росой.

— Мне очень жаль, — сказала Сигрид, придавая лицу с ответствующее случаю выражение, — это был прекрасный конь.

Однако ее сияющие глаза мало соответствовали печальным глазам. Гарольд не выдержал и расхохотался:

— Похоже, мне весь сегодняшний день придется выслушивать соболезнования.

— Я рада, что король так легко расстается с тем, чем владеет.

— О, далеко не всегда. — Лицо Гарольда стало серьезным. — За некоторые потери я готов мстить, и мстить жестоко.

— Не пугай меня, государь, благородство Гарольда Нордлэндского известно всем.

— Благородство часто оборачивается глупостью. Ты на это рассчитываешь, благородная Сигрид?

Сигрид смутилась и отвела глаза. Гарольд улыбался по-прежнему, но в уголках его четко очерченного рта появились жесткие складки.

— Ты так и не вспомнила имя того странного молодого человека, благородная госпожа? Мне показалось, что вы знакомы.

— Его зовут ярл Ульф Хаарский, — решительно произнесла Сигрид.

— Я знаю владетеля замка Хаар, но его зовут Грольфом.

— Ты, государь, всего лишь несколько дней в Приграничье, а я родилась в этих краях. Немудрено, что я знаю больше.

— Быть может, благородная госпожа назовет мне имя разбойника, укравшего моего коня?

— Он не разбойник, а нахальный мальчишка, которому едва минуло пятнадцать лет.

— Значит, я не ошибся: ты знакома и с ним?

— Я с ним не знакома, — соврала Сигрид, не моргнув глазом, — Просто видела из окна, как он вспрыгнул на твоего коня.

— И сразу же определила его возраст?

— Его знает одна из моих служанок.

— И как зовут этого героя?

— Бес. Он сын Тора Нидрасского, прежнего хозяина Ожского замка. Неудивительно, что мальчишка считает замок своим.

— И даже останавливается здесь на ночь, словно на постоялом дворе. Я могу повидать подругу этого малолетнего бандита?

— Нет, — отрезала Сигрид. — Я дала слово девушке. Если эта история дойдет до отца, то даже мое заступничество не спасет несчастную от расправы.

— В ваших краях жестокие нравы, но я рад, что эта история прояснилась. Я хотел бы повидать твоего друга меченого, того самого, который претендует на Хаарский замок.

— Он мой знакомый, а не друг. К тому же Ульф не меченый. У него отняли его дом, и он вправе требовать его обратно.

— Ого, как ты защищаешь просто знакомых, благородная Сигрид, воображаю, с каким пылом ты отстаиваешь интересы друзей.

— А разве король Гарольд не в их числе? В таком случае я готова отдать всю кровь до последней капли, чтобы заслужить честь называться его другом.

— Прекрасный ответ, — заметил подошедший ярл Норангерский. — Это больше, чем просто объяснение в любви.

Сигрид вспыхнула и, не сказав больше ни слова, быстро покинула зал. Гарольд с досадой хлопнул себя кулаком по бедру. Благородный Сивенд смущенно засмеялся:

— Честное слово, Гарольд, я не хотел тебе мешать. Король только рукой махнул — досада на его лице сменилась озабоченностью:

— Что ты выяснил о замке Хаар?

— Все владетели в один голос утверждают, что ярл Грольф вольно обошелся с древними обычаями.

— И никто ему не помешал?

— Помилуй, Гарольд, на одной чаше весов могущественный ярл, союзник Бьерна Брандомского, а на другой — мальчишка, на стороне которого только закон и обычай.

— Хотел бы я повидать этого Ульфа, — задумчиво проговорил король.

Благородный Сивенд замялся, закашлялся и виновато отвел глаза. Гарольд удивленно вскинул брови:

— Что-нибудь еще?

— Не очень приятные слухи. Поговаривают, что меченые похищали твою невесту и продержали ее несколько дней у себя.

Гарольд побледнел и сжал кулаки. В общем-то Норангерский, зная характер короля, ожидал подобной реакции, но все-таки почувствовал себя очень неловко в роли невольного доносчика. Но пусть уж Гарольд услышит неприятную новость из уст друга, нежели из уст врага. А то, что враги себя ждать не заставят, Сивенд не сомневался. Нордлэнд всегда славился злыми языками, и неприятности, случавшиеся в королевской семье, широко обсуждались всем Бургом. К тому же далеко не всем в Нордлэнде по нраву брак короля с Сигрид Брандомской. Еще один стимул к тому, чтобы разукрасить эту историю невероятными подробностями.

— Не надо торопиться, Гарольд. Возможно, это просто чьи-то козни.

— Теперь я догадываюсь, откуда она знает этих сопляков, а главное, почему так горячо защищает. Я поговорю с Бьерном и заставлю его сказать мне всю правду.

— Быть может, лучше поговорить с Лаудсвильским, он наверняка знает все.

— Мне противен этот холуй Храма, — поморщился Гарольд.

— Мне тоже, хотя он мой родственник.

— Извини.

— Пустяки. Просто Рекин всегда в курсе всех происходящих в округе событий.

Гарольд лишь мрачно кивнул. Похоже, первая вспышка прошла без драматических последствий. Было бы очень обидно, если бы усилия многих людей, нацеленных на объединение двух земель, пошли прахом из-за того, что одна девица махнула подолом не там, где надо. Впрочем, и относительно подола пока что нет ничего, кроме слухов и сплетен, а потому Гарольду не стоит пороть горячку. Будем надеяться, что многоопытный Рекин сумеет дать разумное объяснение всей этой запутанной истории.

Лаудсвильский поднял глаза и пристально посмотрел на застывшего у порога Хафтура. Голова, обремененная подобным секретом, запросто может скатиться к подножию трона объединенного королевства Нордлэнда и Приграничья. К счастью, в этой седеющей голове оказались разумные мозги, которые не позволили языку распуститься и неподходящем для этого месте.

— Клянусь, — Хафтур даже перекрестился в приступе усердия, — я видел это собственными глазами.

— Благородный Бьерн будет огорчен.

— Поэтому я не рискнул сказать ему правду.

— Ты поступил правильно, Хафтур. Благородный Бьерн стареет, порой ему трудно сдерживать эмоции. Больше ни кто не видел?

— Пока все молчат.

Рекин кивком отпустил Хафтура. Каша заварилась крутая. Говорить или не говорить Бьерну? Вряд ли известие и том, что меченый провел ночь в спальне его дочери, доставит удовольствие дорогому другу. Зато оно заставит его подсуетиться. Благородный Бьерн размяк в последнее время, видимо, ожидание грядущих почестей ослабляет его волю. А с мечеными пора кончать. Кюрджи недоволен, кто-то усиленно подталкивает его в спину. И почему они так взъелись на этих молокососов? Караваны караванами, но есть за этим что-то еще? Боятся мести? Но меченых слишком мало, да и время терпит. Кюрджи намекал на реликвию Храма, находящуюся в руках меченых. Но неужели все дело в этой побрякушке?

Рекин в задумчивости прошелся по комнате. Остановился у зеркала и печально оглядел редеющую шевелюру. Годы уходят, а владетель Лаудсвильский по-прежнему на вторых-третьих ролях в этом мире. Может, зря поверил Кюрджи? Впрочем, место ему обещали завидное, да и поздно уже поворачивать коня.

— Король Гарольд, — доложил слуга и застыл в глубоком поклоне.

Лаудсвильский вздрогнул от неожиданности и резко отвернулся от зеркала.

— Извини, благородный Рекин, я, кажется, помешал твоим размышлениям.

— Всегда готов служить моему государю. А размышления мои самые прозаические: как быстро летит время, а вместе с ним улетают и волосы с головы.

Гарольд засмеялся. Хотя, к удивлению Рекина, король выглядел смущенным. Судя по всему, разговор, который он собирался начать, был ему в тягость, отсюда и неуверенность, совершенно не свойственная молодому владыке.

— До меня дошли слухи, — сказал Гарольд после паузы, — неприятные слухи...

— Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь, — пришел ему на помощь Лаудсвильский. — Небольшое приключение благородной Сигрид в Ожском бору.

Гарольд вспыхнул и впился глазами в лицо Лаудсвильского, но тот даже бровью не повел. Собственно, этого разговора следовало ожидать, и очень хорошо, что король обратился за разъяснениями к Рекину, а не к приграничным сплетникам.

— Я думаю, что король волнуется напрасно, — сказал спокойно Лаудсвильский, — о меченых ходит дурная слава, но далеко не все слухи соответствуют действительности.

— Значит, это правда?

— Разумеется, но не думаю, чтобы невесте Гарольда Нордлэндского что-либо угрожало в Ожском бору. Меченый не трогает женщину меченого. И не было еще случая, чтобы кто-нибудь из них нарушил этот закон.

Глаза Гарольда холодно блеснули из-под густых ресниц:

— Ты, кажется, оскорбляешь мою мать, владетель Рекин.

— Я сказал только то, что сказал, государь: чести благородной Сигрид в Ожском бору не было нанесено никакого ущерба.

— А моей чести?

— Ты не только мужчина, благородный Гарольд, ты еще и король, и если на твоих землях бесчинствуют разбойники, значит, ты плохой хозяин.

— Приграничье еще не встало под мою руку, а уже предъявляет мне свои претензии? — на губах Гарольда заиграла жесткая улыбка.

— Хозяин должен сразу показать зубы, иначе никто не будет его уважать. Пострадала не честь мужчины, а честь короля, что, на мой взгляд, гораздо важнее. Не забывай государь, что меченые сотни лет владели Приграничьем, и в глазах многих они истинные хозяева этой земли.

— Но их всего лишь жалкая горстка?

— А хотя бы даже один — важен принцип, важно знамя, которое можно будет поднять во время мятежа. Двадцать лет назад Чуб, единственный уцелевший меченый Башни, а течение месяца вернул себе власть в Приграничье, и далеко не только силой. Привычка, государь, замечательная вещь.

— Но мне показалось, что местные владетели не питают любви к меченым?

— А ты полагаешь, государь, что они полюбят тебя? Гарольд засмеялся, глаза его теперь смотрели на Рекина значительно теплее. Впрочем, в своих способностях угодить молодому королю Лаудсвильский не сомневался. Тут важно было, чтобы разговор с самого начала стал доверительным. Надо сказать спасибо дорогому родственнику Сивенду Норангерскому, который посоветовал Гарольду обратиться за разъяснениями по столь щекотливому делу к человеку опытному и знающему Приграничный край как свои пять пальцев. Разумеется, такая услуга родственника обошлась Рекину недешево. Нынешней молодежи палец в рот не клади, если не хочешь потерять руку по самый локоть.

— Я знаю, что обо мне ходит много нелестных слухов, государь. Говорят, что я служу Храму, и даже то, что я двадцать лет назад выдал Труффинна Унглинского меченым, но далеко не все в этих сплетнях правда.

— Я знаю, что ты не выдавал Труффинна, — спокойно сказал Гарольд. — Это сделал Бент Хаслумский.

— Бент! — Лицо Рекина пошло красными пятнами. Идиот, какой же он идиот! Не смог сам додуматься до столь очевидной вещи. Бог ты мой, вся жизнь могла бы пойти по-другому, догадайся он тогда о роли Хаслумского в буржской трагедии. А сколько ему пришлось выслушать оскорблений по этому поводу, сколько было проклятий в его адрес. Пришлось ведь по сути бежать из Нордлэнда и — двадцать лет скрываться в этом диком краю. Конечно, он здесь не пропал, но каких высот он мог бы достичь, если бы не слава предателя, которая тащилась за ним по пятам все эти годы.

— Все это прошлое, — Гарольда позабавила реакция владетеля. — А как же Храм, благородный Рекин?

— Разве ты не видишь, государь, как оживилась жизнь в Лэнде, как расцвели ремесла. А это ведь только самое начало. Мы долго жили в изоляции и надо наверстывать упущенное.

— По-твоему, Храм не представляет опасности для Лэнда?

— Я этого не сказал. С Храмом следует держать ухо востро, но и прятаться от него за каменными заборами глупо.

— Ладно, — нахмурился Гарольд, судя по всему, слова владетеля произвели на него впечатление, — о Храме мы с тобой еще поговорим, благородный Рекин, а теперь вернемся к меченым. Мальчишка, угнавший коня, действительно сын Тора Нидрасского?

— Да.

— А второй?

— Ульф — внук благородного Гольдульфа Хаарского и сын одного из близких родственников владетеля Альрика Нидрасского, человека, безусловно, благородного. По обычаям Приграничья Ульф может претендовать на Хаарский замок.

— Ты, кажется, симпатизируешь этому щенку?

— А почему бы нет, государь? Мальчишка умен, а главное — он не меченый и очень хорошо это осознает.

— Пожалуй, я готов повидаться с этим молодым человеком, — Гарольд лениво поднялся с места. — Организуй эту встречу, благородный Рекин.

Лаудсвильский склонил голову, провожая государя до дверей. Разговор сложился даже, более удачно, чем он ожидал. Гарольду в уме не откажешь — сразу ухватил суть дела. Зря Бьерн подозревал будущего зятя в сентиментальности. Этот молодой человек рожден от Тора Нидрасского, но воспитан-то он Бентом Хаслумским, в коварстве которого Лаудсвильскому пришлось двадцать лет убеждаться на собственной шкуре. Нет, каков Бент, а? Предать своего лучшего друга, погубить сотню верных соратников и доживать жизнь в почете и уважении, переложив вину на плечи другого. Такого человека осуждать нельзя, перед ним надо просто снять шляпу.

Глава 5УЛЬФ

Гарольд с удовольствием подставил лоб свежему ветерку, подувшему от озера Духов. Надо сказать, что с этого пологого холма открывался чудесный вид на Ожский замок. И. следует признать, было чем полюбоваться — настоящее логово крупного зверя, каковым, в сущности, и является благородный Бьерн. Говорят, что и предыдущий владетель этого замка был не слабее Брандомского в коленях. Да оно и понятно, случайных хозяев у такой крепости быть не может, как не может быть и случайного короля в Нордлэнде. Не все это понимают, намекая на пятно в происхождении своего государя, но давно уже пора скептикам уяснить, что владеют не по праву, а по силе. Кто достоин, тот удержит, а все остальное в данном случае уже не существенно.

— Наш новый знакомый не торопится, — обернулся Гарольд к спутнику.

— Лаудсвильский обещал, что Ульф будет, но, похоже, вежливость не самый ходовой товар в этом краю, — неодобрительно покачал головой Сивенд Норангерский.

— Как бы он не прихватил с собой десятка два своих дружков-головорезов, — негромко заметил Хафтур.

Десять сопровождавших Гарольда воинов расположились шагах в пятидесяти, на берегу небольшого ручья. Хафтур то и дело бросал в их сторону тревожные взгляды. По его мнению, дружинники короля вели себя уж слишком беспечно. Приграничье, это вам не Бург, здесь голову могут снять так быстро, что даже пот со лба стряхнуть не успеешь.

— Полноте, Хафтур, — усмехнулся Гарольд, — и я и владетель Сивенд вполне способны за себя постоять.

— Ты не знаешь меченых, государь, — вздохнул Хафтур.

— Не преувеличивай, старый ворчун. Три таких воина, как мы, справятся как-нибудь с десятком молокососов.

Хафтуру осталось только головой покачать, что он и с приличествующей случаю сдержанностью, дабы не раздражать своей неуступчивостью молодого короля.

— А вот, кажется, и наш знакомец, — улыбнулся Норангерский. — Как видишь, он прибыл в гордом одиночестве.

Благородный Сивенд не ошибся — это действительно был Ульф. Он рысью миновал поляну и одним махом взлетел на холм, подняв коня на дыбы в нескольких шагах от короля Гарольда, который невольно залюбовался ловким наездником.

— Приветствую тебя, меченый, — небрежно махнул рукой Гарольд в ответ на поклон Ульфа.

— Я не меченый, — холодно возразил Ульф, бросая на стороженные взгляды на Хафтура, норовившего зайти к нему в тыл.

— Разве слово короля не достаточная порука твоей безопасности? — осуждающе покачал головой Сивенд.

— Я верю только самому себе.

— Однако твои могущественные покровители хлопотали за тебя перед королем.

— Я не считаю Лаудсвильского своим покровителем, — надменно процедил сквозь зубы Ульф. — Он предложил мне встретиться с королем, я согласился.

— А ты не слишком вежлив, меченый, — прищурился Гарольд на дерзкого всадника. — Ты сидишь в седле, когда твой государь уже спешился.

— Я не меченый, — возразил Ульф. — И предпочитаю быть скорее невежливым, чем мертвым.

Он хмуро покосился в сторону дружинников короля, которые держали его под прицелами арбалетов.

— Что ты делал в замке вчера вечером?

— Хотел повидать одного своего родственника, — усмехнулся Ульф.

— Дерзость — не лучший способ добиться расположения сильных мира сего.

— Я не нуждаюсь ни в расположении, ни в покровительстве — я требую восстановления справедливости.

— Ты претендуешь на замок Хаар?

Ульф дернулся, словно его ударили. Гарольда такая реакция позабавила. Ульф был ему симпатичен дерзостью на грани отчаяния. Да и держался он неплохо, судя по всему, лесная жизнь не превратила его в дикого невежду. Пожалуй, его претензии на благородное происхождение были обоснованны, но замок и земли, это другое дело.

— Это мой замок, — почти крикнул Ульф. — Им владел мой дед, ярл Хаарский, потом моя мать, потом мой старший брат, Тор Нидрасский, который завещал этот замок мне.

— Но у Тора Нидрасского, как я слышал, есть сын?

— Бес согласен с волей отца. Ярл Грольф не имеет на мой замок никаких прав. Я, пожалуй, знаю еще одного человека, который мог бы претендовать на Хаар, но не стану называть его имя вслух, — Ульф насмешливым взглядом окинул присутствующих.

Хафтур отвернулся, старательно затягивая и без того затянутую до упора подпругу. Сивенд Норангерский с интересом разглядывал ближайший куст, словно искал там затерявшуюся с прошлого года ягоду. Гарольд хмурился. Дерзость лесного молодчика переходила все разумные пределы, но в его поведении был очевидный надлом, словно Ульф прыгнул вниз с головокружительной высоты и не ждет для себя ничего хорошего там, внизу.

— Вряд ли Грольф Агмундский легко расстанется с Хаарским замком. На что же ты рассчитываешь?

— А разве долг короля не в том, чтобы восстановить справедливость?

— А разве долг вассала не в том, чтобы верно служить государю? — усмехнулся Гарольд. — Как видишь, мы с тобой оба плохо справляемся со своими обязанностями.

— Выполни свой долг, король Гарольд, и я честно выполню свой.

— А почему бы тебе не сделать первый шаг, — предложил Сивенд. — Поступай на службу, и тогда у государя появится повод восстановить попранную справедливость. Пока же ты просто лесной разбойник с немалым количеством грехов.

Предложение Гарольда не явилось для Ульфа полной неожиданностью. Владетель Рекин через своего человека намекал ему на возможность вернуться в большой мир, а не гнить заживо в Ожском бору. Для меченых Ульф был, есть и будет чужаком. Это он понял давно, еще в детстве. Нельзя сказать, что его это сильно огорчало. Он не питал симпатий ни к кому из своих случайных сожителей по лесной крепости, кроме разве что Беса. Но Бес был его племянником, так же, как, впрочем, и молодой человек, перед ним сейчас, поразительно похожий на Тора Нидрасского, каким запомнил его Ульф. Но Гарольд обладал властью, которой никогда не будет обладать Бес. В его силах было вернуть Ульфу утраченное положение в обществе. Вот только согласится ли он сделать это из одного только родственного расположения, или от Ульфа потребуют жертвы? Последнее было более чем вероятным. В конце концов, королю Гарольду не за что любить своего нового родственника, хотя бы потому, что и этот родственник не очень-то расположен к нему.

— Хорошо, — сказал Ульф, глядя прямо в глаза Гарольда, — я согласен.

Весть о поступлении Ульфа на службу к королю прозвучала для Приграничных владетелей как гром среди ясного неба. Пожалуй, только Рекин Лаудсвильский был в курсе событий, но не спешил делиться знаниями со старыми друзьями. Пусть поволнуются, им это полезно, да и проще будет потом договориться. Поскольку Лаудсвильский стоял у истоков интриги с Ульфом, он был кровно заинтересован в ее успешном завершении.

— Мальчишку следует убрать, — стоял на своем Грольф Агмундский, измеряя комнату толстыми ногами. Его оплывшее за последние годы тело вяло колыхалось в такт претендующим на решительность шагам. Бьерн Брандомский тяжело дышал в своем кресле, борясь с подступающим кашлем и прислушиваясь к нарастающей боли в груди.

— Неизвестно, как король Гарольд отнесется к смерти вновь обретенного родственника, — хрипло сказал он и бросил на Грольфа недовольный взгляд.

— Король слишком горд, чтобы признать отцом авантюриста.

— Вслух, конечно, не признает, — согласился Рекин, — но в чужую душу не заглянешь.

— Гарольд должен быть нам благодарен за тот кусок, который мы бросили к его ногам.

Брандомский засмеялся и закашлялся одновременно:

— Полно, благородный Грольф, кто будет долго помнить об уже оказанной услуге? Мы славно поработали во славу нордлэндской короны, но и себя при этом не забыли. У всех нас есть интересы в Бурге, и ссориться с королем нам сейчас не с руки.

— А что ты предлагаешь? — Ярл Грольф перестал на конец метаться по комнате и присел к столу багровый от жары и распиравшего его бешенства.

— Почему бы нам не приручить Ульфа? — негромко заметил Лаудсвильский.

— Вот ты и приручай. — Ярл побагровел еще больше, казалось, что кожа его лица вот-вот лопнет под напором прихлынувшей крови, обрызгав собеседников. Рекин даже отодвинулся на всякий случай в сторону от взбесившегося Грольфа. Нет слов, отдавать всегда тяжелее, чем брать, но к чему так себя распалять — все в этом мире преходяще.

— Ульф хорошего рода, — мягко сказал Лаудсвильский, кося глазом в сторону неуравновешенного друга, — молод, неглуп, король Гарольд уже выказал ему свое расположение, а у ярла Грольфа две дочери на выданье...

— Почему бы тогда и тебе, владетель, не вернуть Ингуальд законному хозяину вместе со своей дочерью в придачу, — фыркнул Грольф.

— Мои дочери еще малы, ярл, но я подумаю над твоим предложением.

— Почему бы Бьерну не отдать дочь Бесу вместе с Ожским замком, благо, как говорят, молодец хоть куда, десяти Ульфов стоит.

Рекин поморщился, как от зубной боли, а Брандомский побагровел от гнева.

— Я пошутил, дорогой друг, — спохватился Грольф. — Но согласитесь, что ваше предложение не лезет ни в какие ворота. Вы сохраните свои земли, и только я один окажусь в проигрыше.

— Ты получишь зятя, дорогой друг, — пошутил Рекин, едва не испортив все дело. Ярл вскочил на ноги, и только вмешательство Брандомского предотвратило ссору.

— У меня есть земли неподалеку от твоего Агмундского лайка, ярл Грольф, я уступаю их тебе взамен Хаарских.

Пораженный ярл Агмундский едва не уселся мимо кресла. Рекин тоже был потрясен не меньше: владетель Брандомский, хитроумный Бьерн, отдавал свои земли! После этого следовало ждать по меньшей мере конца света.

— Конечно, они не столь обширны, как Хаарские, но удачно расположены, не так ли, благородный Грольф?

Агмундский едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть в знак согласия.

— Еще одно условие, благородные владетели: меченые должны исчезнуть с лица земли прежде, чем я обрету вечный попой, — Бьерн улыбнулся побелевшими губами. — Я дал клятву стереть Башню с лица земли и не хочу выглядеть в глазах Господа клятвопреступником.

Брандомский закашлялся, и Рекин подумал, что Богу, видимо, не слишком долго оставалось ждать прихода хитроумного Бьерна.

— На таких условиях я согласен, — сказал Грольф.

— Осталось договориться с Ульфом, — покачал головой Лаудсвильский. — Мальчишка упрям.

— В таком случае ему придется умереть просто Ульфом, — жестко усмехнулся Брандомский.

Лаудсвильский и Агмундский облегченно вздохнули — перед ними сидел прежний Бьерн, жесткий и неуступчивый.

— Я поговорю с Ульфом, — пообещал Лаудсвильский. — Будем надеяться, что мальчишка не окажется дураком.

Глава 6ПЕЩЕРА

Отсутствие Ульфа не слишком обеспокоило Беса. Ульф и раньше исчезал надолго. Мысли Беса были заняты другим: желание побывать еще раз в Ожском замке не покидало его с того момента, когда копыта украденного коня простучали по подъемному мосту. Ему казалось, что та ночь и особенно утро многое изменили в его отношениях с Сигрид. Бес ежедневно кружился возле Ожского замка, рискуя напороться на засаду, и ни предостережения Ары, ни насмешки Улы не могли его остановить. Несколько раз Бесу удавалось увидеть Сигрид издалека, но она была окружена целой тучей всадников. Бес от досады кусал губы, но привитая с детства осторожность мешала броситься в омут очертя голову.

Он поправил мечи и уже готов был вскочить в седло, когда его остановил повелительный взгляд матери. Бес хоть и неохотно, но подчинился. Когда Данна смотрела на него как сейчас, лучше было с ней не спорить. И Бес покорно побрел за матерью, тяжело вздыхая и всем своим видом выражая крайнюю степень неудовольствия. Иногда ему удавалось тяжелыми вздохами добиться ее сочувствия и отвертеться от неприятных обязанностей, но сегодня Данна не была расположена к жалости, а, возможно, дело было настолько серьезным, что не стоило брать в расчет мальчишеские хитрости.

Данна шла легким пружинистым шагом, и Бес, путаясь ногами в высокой траве, едва поспевал за ней. В том, что мать идет к пещере, он почти не сомневался. Была, правда, робкая надежда, что чаша сия хотя бы сегодня минует его, но, кажется, этой надежде не суждено было сбыться. Данна обернулась и бросила на сына недовольный взгляд. Бес заторопился. Лаз в пещеру был слишком узким, и Данна протиснулась в него с трудом. Бес же застрял, зацепившись мечами за выступающие камни. Данна нетерпеливо оглянулась и одним ударом острого ножа перерубила ремни. Мечи со звоном покатились по камням, и Бес скорее не вошел, а упал в пещеру. Здесь было темновато, лишь слабый солнечный лучик, проникавший откуда-то сбоку, позволял видеть стены и два больших валуна на берегу черного водоема. Как далеко тянулась эта пещера, Бес не знал. Он, как ни старался, не мог разглядеть даже ее свода, тот терялся в непроглядной тьме. Когда он первый раз очутился здесь глупым мальчишкой, то попытался проверить, как далеко разносится эхо, завопив дурным голосом. За что получил от матери трепку. В этой пещере шуметь не полагалось, он это запомнил и больше глупых попыток не предпринимал.

Данна сбросила с себя одежду и аккуратно сложила ее на валун. Бес последовал ее примеру, с отвращением глядя на воду. Он по опыту знал, что в эту пору она нестерпимо холодна. Данна крепко ухватила его за руку и первая ступила в подъемное озеро. У Беса перехватило дыхание, и он закрыл глаза. В этот момент самым умным было не барахтаться, а целиком положиться на мать. В первый раз Данна несла его на руках, и он до сих пор помнил, какого страха натерпелся, пытаясь найти хоть какой-то просвет в этой непроглядной тьме. Водоем был довольно глубоким, спертый воздух раздирал легкие, но Бес все так же спокойно шел за Данной, повинуясь движению ее руки. Сколько продолжался этот переход, Бес не знал, но он знал другое: находиться столько времени под водой не может никто, кроме Данны и его самого. И вряд ли кто-нибудь сможет пройти по этому пути вслед за ними.

Никто ничего не знал об этой пещере, даже Ула. Бес как-то неосторожно сболтнул лишнее и до сих пор помнил, как округлились от удивления глаза сестры. Тогда он обернул все в шутку и больше никогда и никому о своих подземных приключениях не рассказывал.

Дно водоема стало медленно подниматься вверх, и Бес с наслаждением полной грудью вдохнул свежий, пахнущий лесом и грозой воздух. Данна уверенно ориентировалась в темноте, безошибочно выбирая дорогу среди нагромождения каменных глыб. Бес тоже неплохо видел в темноте, но предпочитал держаться за матерью, полностью доверяясь ее безошибочному чутью.

Наконец Данна остановилась и выпустила руку Беса. В пещере было довольно прохладно, и Бес, дрожа всем телом, опустился на влажный камень. Данна зажгла огонь в очаге, но Бес не испытал по этому поводу особой радости. Неровные отблески пламени заиграли на стенах, высвечивая то один неподвижный лик, то другой. Бес уже не раз видел эти странные каменные лики и питал к ним чувства, близкие к отвращению.

Данна бросила в огонь горсть желтого порошка, и пещера немедленно заполнилась клубами удушливого дыма. Бес закашлялся, согнулся пополам и стал медленно сползать с камня на землю. Данна подхватила сына и удержала на коленях. Глаза Беса закрылись, он дышал тяжело и прерывисто, пот градом катился по его побелевшему лицу. Данна сжала ладонями его виски, и Бес почти сразу успокоился. Каменные идолы перестали кружиться перед глазами. В клубах дыма возникло вдруг лицо Сигрид, она что-то говорила человеку, стоявшему спиной к Бесу. Человек обернулся, и Бес узнал Ульфа. И еще одно лицо он увидел, правда, не так отчетливо, как лица Ульфа и Сигрид. — Бес догадался, что это Гарольд, его соперник и нордлэндский король. А еще Бес увидел сожженную крепость и тучу воронья над ней. И крест, с привязанной к нему фигурой женщины, лица которой он увидеть не захотел, а закричал от ужаса и боли. И сразу видение исчезло, и появилось лицо человека, странно похожее на лицо Гарольда, но этот человек был почему-то в черном берете меченого. А кругом мелькали еще какие-то лица, которые Бес старался и не мог запомнить. И в самом конце возникла дорога, и три силуэта на ней, медленно растворяющиеся в подступающих сумерках.

Бес медленно приходил в себя, с трудом продираясь сквозь тяжелый грязно-желтый туман, целиком заполнивший его сознание. Дым рассеялся, хотя огонь в очаге еще пылал. Каменные идолы равнодушно пялили на Беса свои пустые глазницы, и он содрогнулся от отвращения.

— То, что я видел, обязательно случится?

Данна отрицательно покачала головой, и Бес вздохнул с облегчением — видения видениями, а жизнь жизнью, так и должно быть.

— Я видел Ульфа рядом с Гарольдом и дорогу, а шли по той дороге Ара и Ула.

— Почему ты кричал?

— Мне было страшно. Все вокруг сгорело, остался один пепел.

— Ты должен был досмотреть до конца.

— Нет, — Бес отчаянно затряс головой, — я не хочу. Данна ласково погладила сына по щеке и вздохнула.

Вил у нее был задумчивый, даже озабоченный, но какую информацию она почерпнула из его видений, Бес не знал, Да и не хотел над этим задумываться.

Обратный путь не показался Бесу ни трудным, ни долгим, он не почувствовал даже обжигающего холода подземного водоема, столь страшившего его в начале пути. Возможно, это не выветрившийся из головы желтый туман мешал ему воспринимать мир во всех его неприятных проявлениях. Так или иначе, но они возвратились на то самое место, с которого начали свое нелегкое путешествие. Бес вновь ощутил пронизывающий холодок и стал торопливо одеваться. Ремни были безнадежно испорчены острым ножом Данны, и он, покачав головой, укоризненно взглянул на мать. Но Данна не обратила внимания на молчаливый упрек сына. По-прежнему задумчивая, она смотрела поверх его головы и выжимала рукой влагу из густых и длинных волос. Бес махнул рукой и полез из пещеры на свежий воздух. Яркий солнечный свет ударил ему в глаза, и он невольно попятился. Данна легко подтолкнула его ладонью в спину.

Теперь уже Бес шел впереди, внимательно поглядывая по сторонам и на всякий случай не выпуская мечей из рук. Данна поравнялась с сыном, и Бес с удовольствием отметил, что едва ли не на полголовы возвышается над нею. Он тут же не преминул самодовольно ей об этом сообщить. Данна улыбнулась на его похвальбу, а потом ловкой подсечкой сбила сына с ног. Бес неуклюже бухнулся на мягкую траву и растерянно захлопал длинными ресницами.

— Эх ты, воин, — Данна помогла ему подняться, на секунду прижав его голову к своей груди. Бес был смущен. Хорошо хоть никто не видел этого падения — смеха потом было бы, не отбиться.

Первым, кого увидел Бес, войдя в дом, был Кон. Молчун тяжелой глыбой нависал над столом, глядя на вошедших круглыми немигающими глазами. Это Кон учил Беса владеть мечами, стрелять из арбалета и еще многому другому, но он все-таки недолюбливал молчуна, хотя и не высказывал своих чувств в открытую. Молчуны часто покидали крепость по своим делам. Беса эти отлучки мало волновали, но вот их возвращение почти всегда приносило какую-нибудь неприятность. Бес догадывался, что Данна и Кристин, да и другие женщины, относятся к молчунам прохладно, но даже не пытался выяснить причину этой неприязни, тем более странной, что без помощи молчунов женщинам не удалось бы сохранить своих детей в тяжелые годы, когда, казалось, весь мир объединился, чтобы стереть меченых с лица земли.

Молчун коротко кивнул Данне и протянул Бесу руку. Рука у молчуна была сильная и шершавая от затвердевших мозолей. Судя по всему, этому человеку немало пришлось потрудиться на своем веку. Кон пристально посмотрел на Данну, словно ждал от нее ответа, но та лишь молча кивнула головой.

— Гарольд прислал ответ, — сказала Кристин. — Он не желает знаться с лесными разбойниками и грозит расправой, если мы не прекратим вылазки.

Лицо Кристин исказила гримаса, казалось, она вот-вот заплачет. Рухнула последняя надежда, которой они жили все эти годы.

— Этого следовало ожидать, — поморщился Кон. — И дело тут не в Гарольде. Мы меченые, и уже одним своим присутствием мешаем Нордлэнду утвердиться в этих краях. Гарольд нам помогать не станет — мы у него как кость в горле, которую не переварить, не выплюнуть. Рано или поздно, но они до нас доберутся.

— Так что ты предлагаешь? — почти простонала Кристин.

— Нужно уходить из Лэнда в Большой мир, каким бы страшным он ни казался.

— Наши мужья уже остались там, — покачала головой Кристин, — а ты предлагаешь отправить туда и наших детей.

— Я предлагаю провести серьезную разведку, найти союзников в Большом мире и посчитаться и с Храмом, и с владетелями. Сидя на месте, мы ничего не добьемся.

— Я согласна, — сказала Данна, не поднимая головы. Кристин бросила на подругу встревоженный взгляд, но ничего не спросила, а только безнадежно махнула рукой.

— Со мной пойдут Ара и Бес, — повеселел молчун. — К зиме мы постараемся вернуться.

— Нет, — сказал вдруг Бес треснувшим голосом, — я никуда не пойду.

Он обвел присутствующих сердитыми глазами. Почему нее и всегда решают за него, словно он сопливый мальчишка, не имеющий головы на плечах.

— Сет умер неделю назад, — сказал грустно молчун, — нас осталось только четверо, но и мы уже далеко не молоды. Я должен отомстить, пока еще есть силы, и предпринять попытку возродить Башню. Последнюю попытку.

— Зачем же уходить?! — возмутился Бес — Здесь наша земля, и мы возродим на ней Башню. Разве можно полагаться на чужих?

— На своих полагаться тоже не стоит, Бес, — горькая улыбка появилась на губах Кристин.

— Я пойду с Коном и Арой, — сказала вдруг Ула. — А тебя, Бес, не родная земля держит, а юбка.

Бес вспыхнул от гнева и сжал кулаки, но Ула только засмеялась и потрепала брата по пышной шевелюре.

— Пойдут Ара и Ула, — высказала свое мнение Данна. — А Бес еще мальчик, ему трудно будет на чужой стороне, и тебе, Кон, с ним будет трудно, он не умеет притворяться и хитрить, а там без этого нельзя.

— Пожалуй, ты права, — неожиданно легко согласился Кон, — так действительно будет лучше.

Бес едва не заплакал от обиды, похоже, все считали его неразумным ребенком. Он поднялся и, не говоря ни слова, выскочил из сруба, хлопнув дверью на прощанье. Вороной скосил глаза на рассерженного хозяина и взял с места раз машистой рысью. Ничего, Бес еще покажет им всем, чего он стоит на самом деле. А Кон не прав — нельзя построить Башню на чужой земле, бросив свою собственную на произвол судьбы. Меченые — это не листья, оборванные ветром, где упали, там и хорошо.

Глава 7БРАТЬЯ

Лаудсвильский с большим интересом присматривался к собеседнику. Ульф, безусловно, видный парень, и ярл Грольф, скорее всего, не прогадал с зятем. Мощный раз ворот уже совсем немальчишеских плеч и сильные, привыкшие к оружию руки — такой сумеет сберечь свои земли от настойчивых претендентов на чужое добро. А ярл Агмундский за долгую жизнь нахапал немало. Этот молодой человек с суровыми холодными глазами для стареющего Грольфа просто находка. Вот только какая польза Рекину Лаудсвильскому от чужого счастья? А умные люди нужны, ох как нужны. Умные и сильные. Благородный Бьерн стареет, он достиг всего, о чем мечтал. На ярла Грольфа и раньше особо полагаться не приходилось, а теперь и подавно — будет дремать весь день у камина, пока жареный петух не клюнет. А этот молод, неглуп, честолюбив, намаялся в нищете и изгнании. Покажи ему только цель да личную выгоду — зубами рвать будет. Важно только, чтобы молодчик твердо уяснил, из чьих рук он получает свое счастье.

Ульфу не слишком понравился бесцеремонный взгляд владетеля. Да и хитрое некрасивое лицо гостя не внушало ему доверия, не говоря уже о делах Лаудсвильского, о которых он тоже был наслышан.

— Ярл Хаарский не размалеванная кукла в дешевой лавке, которую собираются купить. Если владетель Лаудсвильский пришел по делу, то давно пора его изложить.

— Ты, кажется, считаешь, что замок Хаар принадлежит тебе?

— Мне обещал его король Гарольд.

— Хаар принадлежит не королю, а ярлу Грольфу Агмундскому, и только от него зависит, передать замок в твои руки или оставить себе.

— Не отдаст добром — возьму силой. Лаудсвильский рассмеялся:

— Неужели ты думаешь, что Гарольд Нордлэндский станет ссориться с могущественными владетелями Приграничья из-за лесного бродяги. В лучшем случае ты можешь рассчитывать на небольшой клочок земли с десятком нищих душ. Гарольда окружают сотни людей и у каждого на устах одно слово — дай. И эти люди, в отличие от тебя, имеют могущественных покровителей, а то и по нескольку десятков мечей в крепких руках, способных подтвердить просьбу хозяина хорошим ударом.

Ульф задумался, легкая тень набежала на его лицо. В словах владетеля было слишком много правды: далеко не все зависело от короля Гарольда. Его власть в Приграничье была еще зыбкой и в основном держалась на расположении к нему могущественных владетелей, это Ульф успел заметить. Конечно, Гарольд не прочь поддержать родственника — верные люди понадобятся ему в Приграничье, и очень скоро, но на разрыв с владетелями он не пойдет. Ссора с Брандомским, это разрыв с Сигрид и, как следствие, утрата Приграничья. Даже если бы Гарольд решил поставить все на карту, ему бы наверняка помешали.

— Ты знаешь, кто убил твоего отца?

Вопрос прозвучал неожиданно и вразрез с начатым разговором. Ульф удивленно вскинул глаза на Лаудсвильского — к чему это тот затронул столь основательно забытую всеми тему?

— Ходили разные слухи, — небрежно бросил Ульф.

— Не в интересах Тора было рассказывать тебе правду.

— Ты говоришь загадками, владетель, — Ульф сделал попытку приподняться, явно намекая тем самым на окончание разговора, — а у меня нет желания их разгадывать.

— Твоего отца убил Тор Нидрасский, — отрубил Рекин.

Ульф вздрогнул и застыл на полусогнутых ногах, опираясь побелевшими руками на подлокотники, глаза его закрылись, губы плотно сомкнулись, и он медленно опустился в кресло.

— Твои слова требуют доказательств, благородный Рекин, — сказал он спокойно после недолгого молчания.

И это было все. Лаудсвильский, ожидавший куда более сильной реакции, с невольным уважением посмотрел на Ульфа: да, этот далеко пойдет, особенно если умные люди помогут.

— Твой отец был сторонником ярла Гоонского, он мешал Чубу и его меченым. К тому же у него была связь с Гильдис Хаарской, твоей матерью. Это не нравилось Тору, который считал твоего отца плебеем и выскочкой. В одну из темных ночей двадцать один год тому назад, Тор вызвал твоего отца во двор замка, а там его уже поджидали меченые. Убийство произошло на глазах Гильдис, и она этого не выдержала. Хотя не исключаю, что ей помогли умереть. Будь жива Гильдис Хаарская, Данна никогда не стала бы женой Тора. Так ты остался сиротой. Тор только один раз попытался вырваться из лап Ожской ведьмы. Он уехал в Бург и там встретился с королевой Ингрид, матерью Гарольда, а потом все стало на свои места. Твой брат, Ульф, был великим воином, но есть сила, над которой мечи не властны. И ты это знаешь, пожалуй, лучше меня. Разве не Данна заправляет всем в Ожском бору? Я удивлен, что тебе удалось вырваться из ее рук на волю.

— Что ты хочешь от меня? — процедил сквозь зубы Ульф.

— Ничего, — пожал плечами Лаудсвильский. — Просто считаю своим долгом помочь сыну человека, с которым плечом к плечу боролся против меченых.

— Похвальное бескорыстие, — криво усмехнулся Ульф.

Лаудсвильский пропустил издевку мимо ушей. Мальчишка был явно потрясен свалившейся на него разгадкой страшной тайны, но держался на редкость достойно. Не многие из тех, кого Рекин знал, могли перенести удары судьбы с таким самообладанием.

— У ярла Грольфа нет сыновей, зато есть дочь. В наше время трудно найти человека, которому можно без страха доверить дело своей жизни, а Грольф Агмундский немало потрудился на своем веку. Мне кажется, я мог бы представить ярлу достойного кандидата.

— Я подумаю, — сказал Ульф и резко поднялся.

— Я уверен, что мы договоримся, — бросил ему вслед Рекин.

Сигрид согласилась на прогулку неохотно, но и отказать Гарольду у нее не хватило смелости. Король был чем-то сильно расстроен и нервно теребил кожаные перчатки, бросая на девушку почти недружелюбные взгляды. Во всяком случае, он мало походил на того влюбленного человека, который уверенно вступил в Ожский замок несколько дней тому назад. Сивенд Норангерский смущенно покашливал у него за спиной. Мрачный Ульф с кривой, словно приклеенной к губам усмешкой стоял поодаль. Владетель Бьерн настаивал на охране, но Гарольд только посмеивался. Сигрид равнодушно слушала их спор. Сама она ничего не боялась, но мысль о Бесе слегка беспокоила ее. Мальчишка наверняка кружил поблизости от замка, и Сигрид не хотелось сталкиваться с ним лицом к лицу в присутствии Гарольда.

Гарольд помог Сигрид сесть в седло, вежливая улыбка играла на его губах, но руки с такой силой стиснули бока девушки, что Сигрид вскрикнула. Гарольд извинился, холодно поблескивая зелеными глазами. Беззаботная прогулка не удалась. Гарольд помалкивал, а Сигрид никак не могла подобрать нужного тона для разговора по душам.

— Он наверняка где-то здесь, — сказал Ульф и покосился на Сигрид.

У девушки защемило сердце — речь, конечно, шла о Бесе. Но зачем этот негодный мальчишка понадобился Гарольду? Ей вдруг захотелось вернуться, но не хватило смелости высказать это желание вслух.

— Скорее всего, это произошло здесь, — сказал Ульф, — но лучше тебе расспросить благородную Сигрид.

Сигрид вспыхнула и отвела глаза. Ульф ошибся, но со всем ненамного. Однако каким же неблагодарным негодяем оказался этот лесной бродяга, а она зачем-то просила за него у Гарольда.

— И мальчишка один убил шестерых воинов? — удивился Норангерский.

— Их было трое, — пояснил Ульф. — Бес, его сестра Ула и еще один меченый по имени Ара. Последний большой друг Рекина Лаудсвильского, причем настолько благородный, что позволяет бездомному владетелю жить в своем замке.

Сивенд засмеялся, но, перехватив взгляд короля, тут же оборвал смех. Гарольд был чем-то сильно недоволен, хотя и пытался скрыть скверное настроение, что, впрочем, ему плохо удавалось.

— Я попала к ним не по своей воле, — голос Сигрид чуть дрогнул, — и не понимаю, почему я должна оправдываться?

— Никто не ждет от тебя оправданий, — резко откликнулся Гарольд, — но мне надоели намеки по адресу матери, и я не потерплю, чтобы даже тень подозрений пала на жену. Я не желаю, чтобы меченые заглядывали в окна твоей спальни, — Сивенд и Ульф предусмотрительно отстали, оставив влюбленную парочку наедине.

— Ты сошел с ума, Гарольд, я же говорила тебе, что он приходил не ко мне.

— Жаль, Сигрид, что ты не удостаиваешь откровенности жениха и короля.

Стрела просвистела мимо лица Сигрид, во всяком случае, ей так показалось, и сбила шляпу с головы Гарольда. Сивенд и Ульф, настегивая коней, уже спешили на помощь королю. И только на Гарольда случившееся не произвело особенного впечатления.

— Легок на помине, — сказал он со странной улыбкой. Бес, как ни в чем не бывало, выехал из кустов, дружелюбно помахивая вновь заряженным арбалетом.

— Странная манера заводить знакомство, — Гарольд продолжал улыбаться, но рука его словно невзначай опустилась на рукоять меча.

— Я избавил тебя от необходимости снимать шляпу, — Бес чуть прикоснулся рукой к берету, что, видимо, означало приветствие, — кажется, это не в привычках нордлэндских королей.

— Любезность за любезность, — сказал подоспевший Норангерский, — а не снять ли нам берет с этого молодого человека вместе с головой?

В ответ на столь недвусмысленное предложение Бес вы разительно покачал арбалетом.

— У меня к тебе только один вопрос, приятель, — Гарольд небрежно потрепал своего коня по шее, — что ты делал ночью в Ожском замке?

Бес смутился и отвел глаза. Рассерженная Сигрид хлестнула коня плетью и, бросив на Гарольда уничтожающий взгляд, поскакала прочь.

— Проводи, — бросил король Норангерскому. Сивенд замешкался, не уверенный в том, что оставляет короля в приличной компании.

— Ничего, — улыбнулся Гарольд. — Мы люди свои. Норангерский, ни слова не говоря, бросился догонять.

Сигрид, хотя на душе у него скребли кошки. Гарольд слишком уж часто рисковал головой, и риск этот далеко не всегда был оправданным.

— Ульф женится на дочери ярла Агмундского и в приданое получает замок Хаар. С твоей стороны возражений не будет?

Бес удивился неожиданному известию, на его мальчишеском лице появилось растерянное выражение. Он покосился на Ульфа и почесал затылок.

— Ульф и без того ярл Хаарский, но если он хочет получить вдобавок и девчонку, то это его дело.

— А разве ты не хочешь?

Бес покраснел и покосился в сторону Ожского замка.

— Сигрид твоя невеста.

— Что не помешало тебе залезть в окно ее спальни, — сказал Гарольд с улыбкой, от которой Ульф похолодел.

— Это она тебе рассказала?

— Допустим, но ты не ответил на мой вопрос.

Ульф раскрыл было рот, но тут же его и закрыл, перехватив бешеный взгляд Гарольда. Бес, наивный дурачок, сам лез в расставленную для него ловушку.

— У меня свои счеты с владетелем Брандомским.

— Разве его дочь не любит тебя?

— Я в ее любви не уверен, — честно признался Бес — К тому же Бьерн убил Эйрика Маэларского, и я поклялся отомстить за него.

— Времена беззакония прошли, — махнул рукой Гарольд. — Кровь тогда лилась рекой, и трудно сейчас сказать, кто тогда был виноват больше. Брандомский не лучше, но и не хуже других. А у нас с тобой есть общий враг — Храм. Мне нужны твои люди здесь, как прикрытие от стаи. А потом мы доберемся и до храмовиков.

— Я готов драться с Храмом, — сказал помрачневший Бес — Я должен отомстить за погибшего отца.

— Этот человек был и моим отцом. Или ты думаешь, что Гарольду Нордлэндскому незнакомо слово «честь»?

— Одного замка на границе будет мало. Придется разрушить крепость храмовиков, а это откроет путь стае и кочевникам.

— Мы выкупим Ингуальд у Рекина Лаудсвильского. Ему уже давно пора на покой, а граница — место беспокойное.

— А Сигрид? — спохватился Бес — Ты уступишь мне свою невесту?

— В Бурге много девушек, — фальшиво улыбнулся Гарольд, — и все они к услугам короля Нордлэнда.

Бес засмеялся. Гарольд смотрел на брата странными глазами, в которых не было ни симпатии, ни теплоты. Ульф перехватил этот взгляд и опустил голову. Бес был обречен, в этом у него уже не было сомнений. Он был слишком доверчив, этот мальчишка, для жестокого мира, в котором ему предстояло жить. Слишком много времени он провел в лесу среди тех, кому не нужно было притворяться. Бес был обречен с той самой минуты, когда дьявольская отметина появилась на его теле. Меченым на этой земле больше нет места. А Ульфу следует позаботиться о самом себе, чтобы водоворот не увлек его на самое дно вместе с обломками давно разбитой лодки. Быть — может, Гарольд не станет убивать Беса, особенно если об этом его попросит Ульф? Запрячет куда-нибудь подальше, пока все стихнет, а там видно будет... Кому опасен один человек, пусть даже и меченый?

— Я не могу решить этот вопрос сам, — нахмурился Бес.

— Никак не можешь оторваться от материнской юбки? — усмехнулся Гарольд. — Ты, конечно, можешь спросить совета, но у кого? У женщин? У молчунов? Ведь мы с Ульфом самые близкие твои родственники.

— Соглашайся, Бес, — угрюмо посоветовал Ульф, — не век же вам куковать в лесу.

— Я буду ждать тебя и твоих друзей завтра в полдень в Ожском замке. Если ты не приедешь, то будем считать, что не договорились. Тебе придется самому хлопотать перед Брандомским и о Сигрид, и о замке.

Гарольд широко улыбнулся на прощанье. Бес кивнул и огрел коня плетью. Конь взвился на дыбы и, с места прыгнув через придорожные кусты, в мгновение ока унес всадника в густые заросли Ожского бора.

— Хороший наездник, — одобрил меченого Гарольд, и улыбка медленно сползла с его красивого лица.

Глава 8ПИР

Весть о том, что король Гарольд возвращает Бесу Ожский замок, меченые встретили без особого восторга. Бес не на шутку был обижен таким равнодушием товарищей.

— Был бы лучше, — сказал Волк, — если бы мы вернули замок силой.

— А может, это просто ловушка? — предположил младший брат Волка Зуб и вызывающе посмотрел на Беса.

Зуб был ровесником Беса, но их отношения всегда оставляли желать лучшего. В детстве они часто дрались, и не один раз Волк растаскивал их в разные стороны, справедливо награждая оплеухами и того, и другого. Волка Бес уважал за силу, ловкость и честность. И хотя в последние время Бес все чаще побеждал его в поединках на мечах, Волк не таил на него обиды, а наоборот, радовался успехам младшего товарища не меньше его самого. Эта черта характера всегда удивляла самолюбивого Беса, стремившегося во всем быть первым. Удивляла и вызывала уважение к человеку, умеющему встать выше личных обид. И сейчас он обращался именно к Волку, старательно игнорируя назойливого Зуба.

— Гарольд не просто отдает нам замок, он предлагает союз против Храма.

— Жалко, Ары нет, — вздохнул Чуб. — Ингуальд — это его замок.

— Подумаешь, Ара, — вмешалась в спор неугомонная Агнесс — Как ему Ула скажет, так и будет.

Оскорбительное заявление Агнесс вызвало глухой ропот среди мужской половины собрания. Даже Волк не скрывал возмущения. Агнесс, видимо, поняла, что хватила лишку, и замолчала, лишь безнадежно махнув рукой напоследок.

— Поговори с Данной, — посоветовал Волк Бесу.

— Самим надо решать, — возразил Резвый. — Сколько мы будем еще за бабьи юбки держаться.

— Глядите, какой орел, — обидно засмеялась Рея. — Прямо пух и перья.

— Ладно, — сказал Бес — Я поеду один, а там будь, что будет.

— Запудрила тебе мозги эта брандомская девчонка, — не удержалась Агнесс, — тоже мне жених.

— Хватит, — оборвал веселье Волк. — Поедем все вместе.

— А если ловушка? — опять влез вечно сомневающийся Зуб.

— Ты бы стал расставлять на родного брата ловушку? — возмутилась Агнесс.

— Я меченый, — обиделся Зуб, — а он король.

— Гарольд тоже меченый, раз у них с Бесом один отец. При этих словах Агнесс все переглянулись, но вслух никто ничего не сказал, ибо далеко не все тайны прошлого следует комментировать вслух.

— Как бы нам дров не наломать, — вздохнул Воробей. — Может, сходим все-таки к молчунам?

— Кона все равно нет, а от остальных мало толку.

— Всем ехать нельзя, — заметил Сурок. — Кто-то должен охранять крепость.

После долгих споров охрану крепости поручили Сурку, оставив в его распоряжении двадцать пар, включая самого Сурка с Реей. Рея была этим решением особенно недовольна, уж очень ей хотелось побывать в Ожском замке.

— Успеем еще, — утешил ее Сурок. — Как только Бес станет владетелем Ожским, мы все туда переедем.

Бес был рад тому обстоятельству, что Волк вызвался его сопровождать, и очень сожалел о том, что Ара с Улой столь не ко времени отправились в дальнюю экспедицию. А ведь Бес возражал против этого, но его не послушали. Кон был уверен, что меченым в Приграничье не удержаться, а вот Бес думал иначе и, в конце концов, оказался прав. Два замка, Ож и Ингуальд, причем без драки и неизбежных потерь, перейдут в руки меченых. Таким достижением можно гордиться. Кон искал союзников против Храма в далеких Суранских степях, а Бес нашел их рядом, в Лэнде.

А что если Сигрид откажется стать его женой? Беса даже пот прошиб от дурного предчувствия. То-то будет смеху. Уж Зуб и Агнесс не оставят его после этого в покое. Жених! Бес покраснел и откинулся на спину. Лучше об этом не думать, а там будь что будет. В конце концов, Бес не хуже других, не хуже верзилы Гарольда, который, надо отдать ему должное, поступает с ним по-братски. Неужели он не любит Сигрид? Это удивительно. Как можно быть рядом с Сигрид и не влюбиться в нее? А может, у Гарольда есть другая девушка? Конечно, есть. Говорят, что в Бурге девчонок видимо невидимо. Ну а если Сигрид откажется, то, значит, так тому и быть. Бес не маленький мальчик, плакать не станет. Их союз с Гарольдом все равно останется и силе. Для меченого долг выше любви, и Бес свой долг выполнит до конца.

Он заснул перед самым рассветом и наверняка бы проспал, если бы Волк не разбудил его протяжным свистом. Бес прихватил оружие и тихонечко проскользнул мимо спящей матери к выходу. Данна не проснулась, и он вздохнул с облегчением. Менее всего ему хотелось сейчас отвечать на ее вопросы. Сигрид почему-то не понравилась Данне, и Бес опасался, как бы мать не вмешалась в ход столь удачно складывающихся событий.

— Здоров ты спать, жених, — сердито прошипел Зуб. — У нас уже губы опухли от свиста.

Утро выдалось прохладным, и, чтобы согреться, меченые пустили лошадей с места рысью. Бес первым вылетел за ворота крепости, обогнав Волка. Хотя, не исключено, что Волк придержал коня, чтобы не огорчать Беса. Но все равно, украденный у Гарольда конь был хорош, не хуже вороного, который остался на конюшне. Может быть, зря Бес не сел на вороного? Гарольду может не понравиться, что меченый приехал на его коне. Но, в конце концов, если Гарольду так уж дорог этот конь, то Бес его вернет, хотя у нордлэндского короля наверняка нет недостатка в лошадях.

Солнце еще не достигло зенита, когда группа веселых всадников приблизилась к стенам Ожского замка.

— Пожалуй, не стоит так торопиться, — заметил Воробей, щурясь на солнце. — Бес обещал приехать в полдень. Действительно, в такой ситуации следовало сохранять достоинство. Меченые знают себе цену. Пусть Гарольд не думает, что они нуждаются в его помощи и покровительстве. Но если нордлэндский король пожелал восстановить попранную справедливость, то меченые готовы выполнить свой вечный долг по обороне границ Лэнда. Слова Волка нашли живейший отклик в сердцах его спутников. Даже Бес, всем существом стремившийся в Ожский замок, вынужден был согласиться с товарищем.

Привал устроили на холме, под старым засыхающим дубом. Бес откинулся на спину и бездумно уставился в синее без единого облачка небо. Оно убаюкало его в своей бездонной глубине, и он задремал, мягко окутанный предстоящим счастьем.

— Бес, — осторожно тронул его за плечо Волк, — я вот думаю: может, еще не поздно вернуться?

Бес нехотя сел и угрюмо уставился в землю перед собой. Ощущение вечного счастья куда-то пропало. Он вспомнил вдруг видение в пещере: сожженная крепость и крест в тучах пепла и пыли. Нет, наяву такого произойти просто не может. Он поежился и хмуро посмотрел на товарищей.

— У нас есть только два пути: либо в замок Ож, договариваться с Гарольдом, либо в Суранские степи, навстречу чужому миру. А теперь думайте сами.

— Чего тут думать?! — возмутился Резвый. — Уже у самых стен сидим. Нас наверняка засекли в замке. Скажут, что меченые в последний момент испугались и повернули коня назад.

— Гарольд ведь брат Беса, — тихо сказала Марта. — И Ульф был с ним. Зачем им обманывать нас?

Волк только усмехнулся и ласково провел рукой по ее светлым волосам. Что он нашел в этой тихой пичужке, Бес не знал, но ведь нашел что-то. Очень может быть, умение драться, не самое лучшее качество в женщине. Не при рыжей Агнесс это будет сказано.

— Надо ехать, — решительно поднялся Бес.

— Правильно, — подхватил Зуб. — Кто боится брандомцев пусть отправляется назад, а мы погуляем на веселом пиру.

Все разом зашумели, задвигались, свистом призывая заскучавших коней. Жизнь прекрасна, когда за спиной не полных двадцать лет, а впереди дорога, которой, кажется, никогда не будет конца.

— Даешь замок, — крикнул Резвый и первым поскакал к подвышавшейся над солнечным миром мрачной каменной громаде.

Ворота Ожского замка оказались закрытыми, подъемный мост поднят, а глубокий ров заполнен водой. Так встречают врагов, а не будущих союзников. Сонный часовой выглянул из-за зубца сторожевой башни и ошалело уставился на меченых.

— Чего вылупился? — не выдержал задиристый Зуб. — Открывай ворота.

Сонная физиономия исчезла, не издав ни звука в ответ на вызов, брошенный меченым. Потянулись томительные минуты ожидания. Похоже, в замке не ждали гостей так рано, хотя Гарольд вроде бы сказал ясно — в полдень. Все изнеженные нордлэндцы заспались на ожских пуховиках. Над стеной появилась еще одна голова. Судя по всему, этот человек имел право отдавать приказы, он косо посмотрел на меченых и крикнул что-то своим людям, стоявшим, надо полагать, у самых ворот.

Мост стал медленно опускаться с грохотом и скрипом, словно добрый десяток чертей разом завизжали в аду. Бес встревоженно глянул на Волка, но тот только плечами пожал — не поворачивать же назад, в самом деле. Возможно, им не удастся договориться с Гарольдом, но зато совесть у них будет чиста. Меченые притихли, словно перед атакой. Из этого замка они бежали когда-то подземным ходом, спасаясь от неминуемой смерти, а сейчас он гостеприимно раскрыл им навстречу беззубый зев.

Решетка, преграждавшая им путь, медленно поднималась. Бес первым въехал на загудевший под копытами его коня мост. Наверное, так же приветливо мост встречал и его отца, возвращавшегося из дальних походов. И во дворе Ожского замка все дышало миром и покоем. Куры, ковыряясь в пыли длинными клювами, лениво бродили у конюшни. Несколько служанок, кося испуганными глазами на меченых, метнулись к дому. Снова завизжали черти в аду — замковый мост стал медленно подниматься.

— Ну, где же твой Гарольд, — тихо спросил Зуб, бросив настороженный взгляд на Хокана, застывшего истуканом на стене.

Нордлэндский король наконец появился на галерее господского дома и приветливо помахал рукой Бесу. Следом за Гарольдом шел Ульф, почему-то заметно бледный, несмотря на покрывавший лицо загар. В окне второго этажа промелькнула женская фигура, но Бес не успел поднять руку для приветствия — женщина исчезла, оставив его в полном недоумении.

— Не нравится мне здесь, — сказал Чуб и покосился на опущенную железную решетку за спиной.

Гарольд по-прежнему стоял на галерее, опершись рукой на каменную колонну, и смотрел в сторону меченых лихорадочно блестевшими глазами. Бесу даже показалось, что король пьян, уж очень неестественно выгибалось его тело. Два десятка брандомцев появились на стенах, в руках у них были заряженные арбалеты. Со стороны конюшни выступили гвардейцы короля, сиявшие на солнце серебряными доспехами. Слева Хафтур выстраивал наемных нордлэндцев.

— Что все это значит? — спросил Бес у улыбающегося Гарольда.

— Король вправе карать разбойников, мой мальчик. Более того, он обязан это делать, иначе на его землях никогда не будет порядка.

Гарольд поднял руку, сотня воинов, повинуясь его приказу, вскинули арбалеты.

— Будь ты проклят, гад! — крикнул Бес и выстрелил первым.

В ту же секунду Гарольд скрылся за колонной, а на меченых обрушился град стрел. Бес поднял коня на дыбы, конь захрапел и стал медленно валиться на бок — две стрелы торчали у него из шеи. Густая темная кровь заструилась по светлой шерсти.

— К дому прорывайтесь! — крикнул Волк и тут же покачнулся — стрела угодила ему в плечо, он охнул и выронил меч. Бес скользнул с седла падающего коня и оглянулся: половина меченых уже лежала на земле. В двух шагах от него Чуб тщетно пытался вытащить стрелу из своей груди, в больших голубых глазах его навеки застывали удивление и испуг. Волк пытался поднять мертвую Марту, но она, истекая кровью, выскальзывала из его руки и тряпичной куклой падала на камни.

— Брось ее, — заорал Зуб, — она уже неживая!

Бес метнулся к дому, спасаясь от летящих со всех сторон стрел. Следом бежал Зуб, таща за собой тяжело дышавшего сквозь стиснутые зубы Волка. А стрелы все свистели и свистели над головой, как хищные птицы, ищущие добычу. Кто-то закричал за спиной Беса, ужаленный смертью, но он на этот крик не среагировал. Добежать до дома — это было для него самым главным, главнее, чем жизнь, своя или чужая. Добежать, чтобы убить Гарольда.

Бес добежал, а в затылок ему дышали Зуб, Волк, Агнесс и Ворон. Зуб, отчаянно ругаясь, посылал стрелу за стрелой в глубь двора, где прятались за каменными строениями 6рандомцы и нордлэндские наемники.

— Погуляли на хмельном пиру, — оскалил белые зубы Ворон.

Бес промолчал, стараясь не смотреть назад, где на каменных плитах двора умирали его товарищи, просто боялся, что его сердце лопнет от боли раньше, чем он доберется до Гарольда.

— Бес, — услышал он голос Ульфа, — сдавайся, тебя пощадят.

Бес гадко выругался, прыгнул влево и выстрелил на голос. Судя по тому, как вскрикнул Ульф, он не промахнулся. Несколько стрел прилетели в ответ со стены и воткнулись в землю рядом с Бесом. Но меченый вовсе не собирался изображать из себя удобную мишень для стрельбы, двумя прыжками он пересек открытое пространство и оказался в шаге от лестницы, ведущей на галерею. Его товарищи бросились за ним следом. Ворон не добежал — взмахнув руками, он исполнил нелепый танец напоследок и рухнул лицом на нагретые солнцем каменные плиты.

— Сдавайтесь, — снова крикнули с галереи.

Бес узнал голос Гарольда и скрипнул зубами. Ужас происшедшего стал доходить до его сознания во всей чудовищной полноте. Он, Бес, подставил под стрелы брандомцев своих товарищей, и ничего уже поправить нельзя. Никто уже не поднимется с залитых кровью каменных плит и не помашет приветливо ему рукой. И зеленый лес никогда больше не будет шуметь листвой над их головами и отвечать птичьим гомоном на их веселые голоса. Все оборвалось по вине Беса, и солнце над его головой — чужое солнце, а его товарищам досталась вечная непроглядная тьма.

— Гарольд, — крикнул Бес, — докажи, что ты мужчина, — обнажи меч.

В ответ послышался издевательский хохот.

— Эй, ублюдок, — Бес вышел из укрытия и остановился в шаге от лестницы, ведущей на галерею, где за спинами гвардейцев прятался король, — если меня убьют, кто будет по ночам щупать твою невесту?!

Зуб заржал и, сделав неприличный жест в сторону Гарольда, встал рядом с Бесом. На стенах молчали. Наконец из-за колонны послышался голос короля:

— Брось арбалет, щенок, тогда поговорим.

Бес далеко отбросил свой арбалет и обнажил мечи. Зуб последовал его примеру, но Агнесс отказалась подчиниться. Десяток стрел посыпались на нее со всех сторон, и девушка медленно поползла по каменной грязной стене. Волк застонал и опустился на одно колено, Бес даже не оглянулся.

Двадцать королевских гвардейцев выскочили из укрытия и осторожно приблизились к меченым, не выпуская из рук заряженных арбалетов. Гарольд с хищной улыбкой на губах спустился вниз и остановился в нескольких шагах от Беса. Рядом с ним встал ярл Норангерский, сжимавший в руке длинный меч.

— Я много слышал о меченых, — Гарольд обвел веселыми глазами свиту, высыпавшую на галерею, — и, честно говоря, разочарован — мы так и не увидели хорошей драки.

Подошедший Бьерн Брандомский предостерегающе положил руку ему на плечо:

— Я бы не стал связываться со щенками, тем более что дело уже закончилось.

— Зато потеха продолжается, — криво усмехнулся Гарольд. — Сивенд, как ты смотришь на то, чтобы размяться?

— Я обещал этому щенку снять берет вместе с головой, пришла пора сдержать слово.

— Этот мой, — покачал головой Гарольд. — Поиграй со вторым.

Норангерский пожал плечами и взял у стоящего рядом гвардейца небольшой треугольный щит. Зуб улыбался противнику почти нежно. Был он на полголовы ниже Сивенда и уже в плечах. Рядом с красавцем Норангерским меченый выглядел жалким птенцом, еще не отрастившим ни пуха, ни пера.

— Проучи его, благородный Сивенд, — крикнули с галереи.

Зуб атаковал первым, сразу и левым, и правым мечами. Владетель отразил атаку с трудом — лезвие левого меча Зуба распороло ему щеку. На галерее кто-то испуганно вскрикнул, Гарольд нахмурился.

— Я не узнаю тебя, Сивенд, ты орудуешь мечом как нерадивая хозяйка вязальной спицей.

Норангерский злобно выругался и ринулся вперед. Зуб по-прежнему улыбался, руки его были опущены, казалось, он даже не помышлял о сопротивлении. Сивенд сделал выпад, Зуб чуть отстранился, меч Норангерского со свистом пролетел мимо его лица. Меченый в ответ выбросил левую руку, и правый бок неосторожного ярла окрасился кровью. Сивенд покачнулся и выронил меч.

— Я же говорил! — процедил сквозь зубы Брандомский.

— Эй, — крикнул Зуб нордлэндскому королю, — я не буду добивать твоего дружка, а ты выпустишь моего брата.

— Дайте ему коня, — указал Гарольд на Волка, — и откройте ворота.

Хафтур подвел меченому коня, тот был уже почти без сознания, и дружиннику только с помощью Беса удалось взгромоздить его в седло.

— Предупреди наших, что Ульф предал, — успел шепнуть Бес товарищу.

Зуб обернулся на мгновение, чтобы проститься с братом, и этого оказалось достаточно — Гарольд взмахнул рукой, и нож с хрустом вошел меченому в шею. Зуб покачнулся и рухнул к ногам бледного и растерянного Сивенда. Волк, увидев смерть брата, вынырнул из удушливого полузабытья, издал протяжный крик, более похожий на стон, и обрушил меч на голову подвернувшегося Хафтура.

— Добейте эту полудохлую гадину, — крикнул Гарольд гвардейцам.

Бес рванулся на помощь товарищу и тут же упал, поверженный ударом сзади. Он успел еще увидеть, как медленно сползает с залитого кровью седла Волк, и погрузился в небытие.

Глава 9ПОХМЕЛЬЕ

Бес проснулся от страшной пульсирующей боли в голове. Он попытался приподняться, но тут же упал, больно ударившись о каменный пол. Слабый свет шел из узкой щели под самым потолком, и этого света едва хватало, чтобы рассеять тьму в нескольких шагах от меченого. Стена темницы была покрыта плесенью и, казалось, сочилась влагой. Бес с трудом придвинулся к ней, лизнул языком шершавую поверхность и тут же сплюнул от отвращения. В дальнем углу слышался звон падающих капель, он попробовал ползти на звук, но со связанными руками и ногами это оказалось далеко не простым делом. Тогда Бес вытянулся плашмя и стал перекатываться с боку на бок, извиваясь всем телом, словно червяк. Кое-как меченый добрался до желанного места, но здесь его поджидало жестокое разочарование — звук падающих капель доносился из-за стены. Он застонал и ткнулся лбом в холодные камни. Боль отрезвила Беса. Вряд ли ему удастся уйти из этого подвала живым, но все-таки его пока пощадили. Одна только мысль в эту минуту мучила Беса: убил он Ульфа или нет? Никто ведь не знает, что Ульф предатель, и меченые в лесной крепости будут ждать вестей от Беса, а дождутся свору гарольдовых псов. Ульф знает систему ловушек вокруг крепости и расскажет о ней нордлэндцам. А Кона нет. Остальные молчуны слишком стары, чтобы вывести меченых из этого ада пусть даже в чужие миры. Ульф, будь ты проклят! Ульф, с которым меченые делили кусок хлеба и крышу нал головой. Ульф предатель! Но почему? Почему он предал?

Брандомцы вязали крепко. Все усилия Беса ослабить путы ни к чему не привели. Он ударил с досады ногами о пол и почувствовал нечто его обрадовавшее — нож в сапоге. Бес осторожно стал стягивать правый сапог, упираясь в выпуклости пола. Нож выскользнул из-за голенища и ударился со звоном о камень. С трудом, но меченому удалось дотянуться до лезвия связанными руками, и начался мучительный процесс перепиливания веревки. Несколько раз Бес почти терял сознание от боли, но упорно продолжал работу. Он почувствовал радость и облегчение, когда руки наконец оказались свободными. Первым делом Бес ощупал голову — над правым ухом комком запеклась кровь. Все тело болело, словно его долго били, а правая рука повиновалась плохо. Но кости были целы, а это сейчас самое главное.

Бес медленно обошел темницу, держась руками за стены, куча гнилой соломы в углу, вот, пожалуй, и все убранство нынешнего жилища. Узкая щель вверху, в которую едва можно было просунуть кулак, и тяжелый люк в потолке, до которого Бес при желании мог дотянуться рукой, связывали его с внешним миром. Люк сидел плотно. Бес разочарованно вздохнул и вытянулся во весь рост на соломе, сжимая в ладони свою единственную драгоценность — нож. Наверное, он задремал, томимый жаждой и дурными предчувствиями. И когда наверху послышался шум, Бес с трудом вернулся к действительности, продираясь сквозь застилавший сознание туман. Шаги теперь слышались совершенно отчетливо. Бес затаил дыхание и поудобнее перехватил нож. Загремел засов, и крышка люка стала медленно подниматься. Лохматая голова появилась в проеме. В слабом свете, падавшем из узкого оконца, Бес успел разглядеть бледную полоску шеи. Голова дернулась, послышался приглушенный булькающий звук, и снова стало тихо. Бес несколько томительных секунд лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину, потом рывком поднялся на ноги и протянул руку к люку. Брезгливо морщась, Бес вырвал нож из шеи мертвого тюремщика, потом оттолкнул обмякшее тело и, пересиливая боль, подтянулся на руках. Коридор был пуст, если не считать, конечно, брандомца, бесформенной грудой лежавшего у люка. Бес сбросил тяжелое тело вниз и захлопнул крышку.

Коридор был тускло освещен неровным светом чадящего факела, который, видимо, принес с собой убитый тюремщик. Бес огляделся и с радостью обнаружил большой кувшин с водой. Вода была теплой и солоноватой на вкус, но он пил ее с жадностью, захлебываясь и задыхаясь, пока не зашелся в тяжелом, рвущем легкие кашле.

Мало было вырваться из темницы, нужно было выбраться из замка, а это дело непростое. Во дворе царила ночь: темная, безлунная и беззвездная. Несколько крупных капель упали Бесу на лицо, и он с наслаждением размазал их по пылающему лицу. Меченый быстро отыскал конюшню, но именно здесь его поджидало новое испытание. Случайно ли забрел сюда этот воин или был поставлен для охраны, Бес выяснять не стал. Он нанес ему быстрый и точный удар в сердце. Подхватив падающее тело, меченый осторожно опустил его на землю и принялся раздевать убитого. Куртка из бычьей кожи, обычно надеваемая под кольчугу, пришлась ему впору. Бес затянул пояс и проверил, как ходит в ножнах меч. Стальной шлем больно давил на рану за ухом, но с этим пришлось смириться. Меченый оттащил труп раздетого врага в сторону и завалил подвернувшимся под руку хламом.

Дверь конюшни была незаперта. Кони почувствовали присутствие человека и захрапели в стойлах. Бес медленно повел факелом, освещая стены. Скоро он обнаружил то, что искал. Веревка оказалась коротковатой, но на продолжение поисков у него не было времени.

Бес осторожно прокрался мимо входа в сторожевую башню, откуда слышались возбужденные голоса часовых. Он очень надеялся, что в такую ненастную ночь никто не станет торчать на стенах. Дождь все усиливался, и это было только на руку меченому. Он обнажил кинжал убитого дружинника и стал медленно подниматься вверх по каменным ступенькам, поминутно останавливаясь и прислушиваясь.

Часовые на стенах были. Гарольд, видимо, очень дорожил жизнью, а возможно, это Брандомский решил, что его воины не раскиснут под теплым летним дождем. Часовые, перебросившись несколькими словами прямо над головой Беса, размеренно зашагали в разные стороны. Через несколько мгновений меченый был уже на стене. Закрепив веревку, он огляделся по сторонам — часовые были далеко, зато со стороны двора слышались голоса: кто-то, гремя сапогами, поднимался на стену. Ни секунды не медля, Бес скользнул вниз по веревке. Спускаться оказалось труднее, чем он предполагал. Руки скользили по шершавой веревке, раздирая ладони в кровь, кроме того, он больно ударился раненым плечом о каменный выступ и едва не рухнул вниз. Бес глухо застонал и тут же проглотил свой стон, испуганно прислушиваясь.

Веревка закончилась. Бес посмотрел вниз, но было слишком темно, чтобы определить расстояние до воды. Делать было нечего, он разжал пальцы и камнем полетел вниз. Всплеск показался Бесу оглушительным, он вынырнул на поверхность, отплевываясь тухлой тиной, и поплыл к берегу. Над его головой замелькали факелы и послышались крики очухавшихся брандомцев. Бес, скользя отяжелевшими сапогами по сырой земле, с трудом выбрался из воды.

Несколько факелов, сброшенных со стены, прочертили огненными линиями темноту и с угрожающим шипением захлебнулись во рву. Но Бес был уже далеко. Сколько времени он брел в полной темноте, то и дело натыкаясь на ветки, определить было трудно. Не знал он и того, как далеко ушел от Ожского замка. В такую безлунную ночь заблудиться в лесу нетрудно, и выбившийся из сил меченый не стал искушать судьбу. Отыскав в густом кустарнике тихое местечко, он с наслаждением рухнул на сырую землю и почти мгновенно забылся сном.

Проснулся он с первым же лучом солнца, ударившим в глаза. Меченый с трудом приподнялся с земли, огляделся по сторонам и едва не ахнул от удивления и испуга — ушел он от Ожского замка не так далеко, как ему показалось минувшей ночью. Приютивший его кустарник рос на расстоянии тысячи шагов от стены, с которой он так лихо спустился. Неподалеку от меченого послышался треск ломаемых веток, и два всадника выехали на дорогу. Бес не слышал их разговора, но не сомневался, что речь идет именно о нем. Наверняка его исчезновение уже обнаружили, и теперь брандомцы и нордлэндцы рыщут в окрестностях замка, отыскивая его следы. Всадники после минутного обмена мнениями разделились: один из них снова свернул в заросли, другой медленно поехал по дороге, всматриваясь в ближайшие кусты. Бес отстегнул широкий меч от пояса и обнажил широкий кинжал. Как только всадник поравнялся с ним, он выскочил из кустов и прыгнул на круп коня. Брандомец закричал, но это был последний крик в его жизни. Бес сбросил обмякшее тело на землю. Испуганный конь храпел и пятился от того места, где в луже крови плавал его хозяин. Бес ласково погладил коня по подрагивающей шее. Видимо, второй всадник услышал крик товарища, не прошло и минуты, как он, ломая кусты, выскочил на дорогу. По значку на плаще Бес определил в нем нордлэндца из дружины Рекина Лаудсвильского. Бес обнажил меч только что убитого им брандомца и спокойно ждал приближавшегося врага.

— Попался, щенок! — крикнул нордлэндец и угрожающе взмахнул мечом.

Он был опытным воином, а Бес никак не мог приспособиться к неудобному мечу. К тому же чужой конь плохо ему повиновался. Нордлэндец, ловко используя щит, едва не достал Беса. Меченый успел рвануть поводья на себя, и конь, совершив невероятный прыжок, едва не опрокинулся на спину. Нордлэндец, решив, что достаточно помахал мечом, потянулся к притороченному к седлу арбалету. Пожалуй, это было его ошибкой. Бес приподнялся на стременах, выхватил нож из-за голенища сапога и метнул его в незащищенную кольчугой шею нордлэндца. Воин покачнулся и, потеряв стремена, стал медленно валиться из седла. Бес, прыгнувший на землю следом, с трудом вырвал из его судорожно сжатых пальцев арбалет. Следовало поторапливаться. Шум драки и крики его противников могли привлечь рыскающих в окрестностях их товарищей. Бес прыгнул в седло и, не оглядываясь, поскакал в сторону темнеющего на горизонте Ожского бора.

Глава 10ПЕПЕЛ

Гарольд поднял голову и вопросительно посмотрел на вошедшего Хокана. Верный слуга Бьерна Брандомского сокрушенно развел руками: мальчишка исчез, оставив в придорожных кустах еще два трупа.

Гарольд раздраженно хлопнул ладонью по столу:

— Поздравляю тебя, благородный Бьерн. Мало того, что твои люди упускают полумертвого щенка из-под надежных, как ты сам выразился, запоров, так они еще и бездумно, как бараны, подставляют шеи под его нож.

— Не стоит так огорчаться, государь, — примирительно заметил Лаудсвильский. — Люди устали за эти двое суток, Да и дело, в сущности, уже сделано.

— Я бы не стал успокаиваться раньше времени, — Брандомский поднял красные от бессонницы глаза на присутствующих. — Мальчишка доставит нам массу хлопот, прежде чем мы его поймаем.

— Бес наверняка направился в лесную крепость, — бледный Ульф покосился на Гарольда.

— Вряд ли его обрадует то, что он там увидит, — усмехнулся Рекин. — Но Ульф прав, нужно устроить там засаду. Это проще, чем гоняться за меченым по Ожскому бору, который он знает как свои пять пальцев, в отличие от наших людей.

Бьерн жестом отдал приказ Хокану, и тот ни секунды не медля вышел, аккуратно прикрыв за собой двери.

— Осталось решить последний вопрос, благородные владетели, — Гарольд обвел мрачным взглядом собеседников. — Ульф доказал преданность королю и нашему общему делу, пришла пора и вам сдержать свое слово.

— Мое слово твердо, — сказал ярл Грольф, не слишком, однако, дружелюбно поглядывая на Ульфа.

— Я тоже не нарушу своего, — откликнулся Брандомский.

Сумрачное лицо Гарольда просветлело, зато лицо Ульфа стало, казалось, еще бледнее.

— За будущего ярла Хаарского, — король поднял наполненный до краев кубок, — и за Сигрид, королеву Нордлэнда. Я хочу, чтобы обе свадьбы состоялись в один день.

Брандомский с Лаудсвильским переглянулись и облегченно вздохнули. Ярл Агмундский прикидывал в уме, потерял он или приобрел от предстоящего союза. И пришел к выводу, что скорее приобрел. Гарольд не скрывал своих симпатий к Ульфу и хотя в открытую не называл его родственником, но не оставлял ни у кого сомнений, что считает его таковым. Да и земли, которые уступил Агмундскому благородный Бьерн, были лакомым куском. Грольф повеселел и охотно присоединил свой голос к хору поздравлений будущему ярлу Хаарскому Ульфу и будущей королеве Нордлэнда Сигрид.

Бес торопился. И с каждым шагом, приближающим к дому, росла в его сердце тревога. Он так и не смог точно определить, сколько времени провел в темнице. Сутки? Двое? И главное, жив ли Ульф? Только Ульф знал дорогу к крепости, только он мог провести нордлэндцев между хитроумными ловушками, защищавшими подходы к ней. Запах гари неожиданно ударил меченому в нос. Бес приподнялся на стременах, пытаясь определить, откуда ветер принес этот грозный признак пожара. Сомнений не оставалось: пожар был там, где находилась лесная крепость. Бес огрел коня плетью, и поскакал, не разбирая дороги. Словно буря ворвался он на поляну и остановился, пораженный в самое сердце. Лесной крепости больше не существовало. Едкий дым и пепел — вот и все, что осталось от дома, в котором Бес провел детство. Медленно сполз он с коня и побрел по пепелищу, растерянно озираясь по сторонам. В то, что его товарищи погибли, Бес не верил, не хотел верить. Слишком хорошо он знал систему обороны крепости, продуманную молчунами. Отсюда вели подземные ходы, прорытые в незабвенные времена, узкие лесные овраги, которые почти невозможно было обнаружить в густых зарослях, русла десятков ручейков и речушек, впадающих в болото. А уж на болота никогда не сунутся ни нордлэндцы, ни брандомцы. Даже окрестные крестьяне не рискуют появляться вблизи болот, опасаясь свирепого зверя Фарнира, который появляется в разных обличьях, но всегда с одинаковым, заранее предсказуемым результатом для опрометчивого путника.

Конечно, меченых следует искать на болотах. Бес воспрянул духом и направился к своему коню. И тут же замер, пораженный простой до боли мыслью: да, он, Бес, знает все отходы из лесной крепости, но Ульф знает их не хуже, и уж коли он привел сюда врагов, то наверняка они позаботились о засадах. Бес оставил коня и побрел по пепелищу, внимательно глядя по сторонам. Если меченые потеряли в крепости хоть одного человека, то они непременно вернутся, чтобы похоронить его с честью. Бес вскоре увидел то, чего так боялся увидеть. Это были обуглившиеся кости человека. Он осторожно разгреб пепел вокруг останков своего товарища — два узких меча тускло заблестели на солнце. Бес обхватил руками пылающую голову и медленно опустился в черный пепел. Он уже видел все это, но испугался и не захотел смотреть, и вот теперь все это случилось наяву. И не закричать, не вынырнуть из жизни, как из едкого желтого омута. Пальцы Беса наткнулись на какой-то предмет, меченый поднес его к глазам. Это была пряжка Сурка, и это именно он умер здесь, не выпустив мечей из рук. Кто-то застонал рядом с Бесом, он удивленно поднял голову и огляделся по сторонам. Вокруг никого не было, только каркали в небе потревоженные им вороны. А стонал он сам. Бес поднялся и, вяло переставляя ноги, побрел по пепелищу. Он думал о матери. Он думал о ней с первой минуты, когда пепелище открылось его взору, но боялся себе в этом признаться. Он боялся. Как тогда в пещере. Он прятался от этой мысли, боясь взглянуть правде в глаза, ибо есть предел и его мужеству.

Бес нашел свою мать распятой на кресте и поразился пустому взгляду ее всегда таких выразительных глаз. А потом понял, что глаз нет, а лицо Данны изрезано острым ножом. Рядом он нашел тело Кристин — ее лицо даже мертвое кричало от боли. И тогда Бес закричал тоже. С деревьев сорвалось воронье и закружилось, завертелось в дьявольском хороводе, увлекая за собой Беса...

Он очнулся от ударов собственного сердца. Или это стучало не сердце? Он поднял голову и прислушался. По лесу отчетливо разносился топот копыт. Схлынуло наваждение, вызванное едким дымом. Это возвращаются его друзья, а иначе быть просто не может. Бес вскочил на ноги и побежал к коню, не глядя по сторонам, чтобы не расплескать удивительного ощущения вновь обретенного счастья. Птицей взлетев в седло, Бес поскакал навстречу рвущему могильную тишину конскому топоту. Он вылетел на поляну и замер пораженный:

— Брандомцы!

Воронье слетелось на пир смерти. Словно завороженный, Бес смотрел, как смыкается вокруг него плотное кольцо.

— Сдавайся, — крикнул брандомец, и Бесу на мгновение показалось, что это Ульф сейчас перед ним. Он закричал страшно, пронзительно и бросился на ошалевшего дружинника. В руках у Беса был меч Сурка, подобранный на пепелище. Не ожидавший подобного натиска брандомец растерялся и отвернул коня в сторону. Бес, пролетая мимо, успел рубануть его по мелькнувшему на мгновенье перед глазами жирному загривку.

Хокан, увидев нелепую смерть товарища, выругался и схватился за арбалет. Выстрел был удачным. Конь под меченым споткнулся, и тот кубарем полетел на землю. Однако на ноги он вскочил почти мгновенно и, прыгая с камня на камень, бросился вверх по склону. Несколько стрел просвистело ему вслед, но меченый их даже не заметил. Брандомцы, разгоряченные погоней, посыпались с коней. Пешком преследовать мальчишку было сподручней. Бес на мгновение остановился и оглянулся. Момент был удобным, и Хокан выстрелил почти не целясь. Стрела угодила меченому в плечо и опрокинула за куст. Но когда торжествующие брандомцы добрались до места его падения, то никого там не обнаружили. Проклятый меченый исчез, словно растворился в воздухе. Осталось только большое пятно теплой еще крови.

— Недаром его мать была ведьмой, — пожилой воин перекрестился, испуганно озираясь по сторонам.

— О Господи, — вздохнул кто-то, — из подземелья сбежал, здесь испарился прямо на глазах.

Брандомцы стали сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее спускаться по склону. Конец пути они проделали бегом. И Хокан бежал вместе со всеми, то и дело оглядываясь назад. Место, где погибли меченые, теперь смело можно назвать проклятым, а значит, самое умное — не совать сюда больше носа, даже рискуя рассердить благородного владетеля Бьерна.

Хокан долго мялся, объясняя благородным господам причины неудачи экспедиции. Возможно, сам Хокан сбивался с мысли, возможно, благородные господа хватили лишку за столом, но к пониманию сути происшествия они пришли не сразу.

— Исчез? — ухмыльнулся Гарольд. — А ты случайно не и пьян, приятель?

Однако с первого взгляда было видно, что Хокан трезв как стеклышко хотя и напуган сверх меры.

— Его мать была ведьмой.

— Что не помешало нам выколоть ей глаза, — усмехнулся ярл Грольф.

Гарольд поморщился. Агмундскому не следовало болтать лишнее, какое дело королю до безумств опьяневших от крови дружинников.

— Теперь мальчишка будет мстить, — Брандомский взглянул на Гарольда: — Тебе, государь, в первую очередь. Об Ульфе я уже не говорю.

— О нас он тоже не забудет, — вздохнул Лаудсвильский.

— Проклятье, — грохнул по столу кулаком Бьерн, — я поклялся, что ни одно отродье меченых не останется в живых, и я сдержу клятву.

— Тебе придется закончить собственным зятем, — шепнул, ему на ухо Лаудсвильский.

Владетель Бьерн бросил на покрасневшего Гарольда растерянный взгляд и убрал кулак со стола. Король тяжело покосился на Рекина. Трудно сказать, услышал он или нет неосторожные слова владетеля, но вполне мог догадаться о сути произнесенной фразы. Лаудсвильский мысленно обругал себя за неосторожность — слишком хорошо за эти дни он узнал характер молодого государя.

— Не скажу, что мое первое путешествие в Приграничье оказалось слишком удачным, — покачал головой Гарольд, — но будем надеяться, что трудное начало не нанесет ущерба отношениям короля с его новыми вассалами.

— За короля Нордлэнда и Приграничья, — мгновенно сориентировался Рекин Лаудсвильский, — да будет мир и в его доме, и в объединенном королевстве.

Часть третья