– Может, прекратите этот шум? – Кажется, Генри пребывал в дурном настроении, – Поспали бы!
– Где наши чемоданы? – поинтересовался я. – Нам нужно переодеться. Жена моя до нитки промокла.
– Давайте сюда, – проворчал он. Мы подошли. Он шагнул вниз. Потом принял у кого-то, у кого – мы не видели, чемоданы и посторонился, уступая дорогу капитану Флеку, вооруженному фонариком и пистолетом.
Капитана Флека окружал этаким невидимым ореолом запах виски, повлекший тут же приятные последствия: вонища на миг поулеглась.
– Сожалею, что заставил вас ждать, – весело пробасил он. – Замки на этих чемоданах больно хитроумные. Итак, в конечном счете при вас не было пистолета, а, Бентолл?
– Разумеется, нет, – заявил я нахально. Конечно, пистолет при мне был, но в прошедшем времени, поскольку остался под матрасом в отеле. – Что за отвратный запах здесь, в трюме?
– Отвратный? Разве? – Флек принюхался к гнусной атмосфере трюма с видом знатока, склонившегося над коньячной рюмкой. – Копра и плавники акул.
– Еще бы! – с горечью согласился я. – Долго мы будем торчать в этой дыре?
– Лучшей шхуны не сыскать... – вспыхнул было Флек, но тотчас успокоился. – В восемь вам подадут завтрак. – Он осветил фонариком трюм и виновато продолжал:
– Дамы нечасто удостаивают нас своим присутствием, особенно такие, как вы. Надо было, конечно, навести чистоту. А все-таки койка там есть, с чистой постелью. Однако разуваться не советую.
– Почему? – полюбопытствовал я.
– Тараканы, – лаконично пояснил он, – весьма неравнодушны к пяткам. – Он быстро увел луч фонарика в сторону и тотчас высветил парочку чудовищных насекомых в несколько дюймов длиной. Насекомые, впрочем, мигом удрали.
– Такие большие? – прошептала Мэри Хоупмен.
– Потому что копра и мазут, – угрюмо объяснил Генри, – их любимая жратва, если не считать ДДТ. А уж это они получали галлонами. И ведь были недавно совсем малыши. Родители попрятались, понимали: от людей надо убраться подальше, они же...
– Хватит, – оборвал его Флек. Потом вручил мне фонарик. – Держите. Он вам пригодится. Увидимся по-утру.
Генри выждал, пока голова Флека исчезнет в люке, отвел в сторону доски, огораживающие центральный проход, и указал на помост из ящиков высотой фута в четыре.
– Спите здесь, – посоветовал он. – В трюме водятся не только тараканы. И не гасите свет.
– Почему? Что еще может...
– Не знаю, – оборвал он меня. – Здесь я еще не ночевал. У них не хватит денег оплатить мне такой подвиг. – С этими словами он исчез.
Секундой позже захлопнулась крышка люка.
– Идет и распространяет вокруг себя благость и свет. Точно? – сказал я. – Любопытно, что под этой оболочкой скрывается? Готов побиться об заклад, они же наемные убийцы. Убийцы... они не...
– Если вам нетрудно, – прервала она меня, – передайте мне мой чемодан. Хочу переодеться.
– Пожалуйста! – Я передал ей чемодан вместе с фонариком. – Брюки прихватили?
Она кивнула.
– Вот их-то и наденьте. – Я пошарил в одном из своих саквояжей и нашел, что искал: две пары носков. – Натяните одни на другие. Антитараканье средство. Можете переодеться в той каморке.
– Надеюсь, вы не думаете, что я стану переодеваться прямо здесь? – холодно заметила она. Ни малейшей признательности. Я улыбнулся ей. Но в ответ не получил и благожелательного взгляда. Дверь каморки она за собой захлопнула. Причем не слишком деликатно.
Я переоделся при смутном свете потусторонней – за люком – лампы и принялся было выбивать щелчками сигарету из пачки, когда вдруг вопль неподдельного ужаса на мгновение просто парализовал меня. На одно-единственное мгновение. Уже в следующую секунду я разом преодолел четыре шага, отделявшие меня от двери, которая тут же с грохотом отворилась, пропуская ошеломленную, спотыкающуюся Мэри Хоупмен. Не пригнувшись вовремя, она умудрилась удариться головой о дверную притолоку и свалилась мне на руки в буквальном смысле этого слова. Она отчаянно прижималась ко мне, напоминая медвежонка коалу, впервые в жизни очутившегося на стволе эвкалипта. В другой ситуации это было бы весьма приятно. Но в данный момент – совершенно бесперспективно, поскольку никакие хэппи-энды в обозримом будущем нам не светили.
– Что случилось? – вопрошал я. – Что произошло?
– Заберите меня отсюда! – всхлипывала она. Развернувшись в моих объятиях, она глянула через плечо расширившимися от ужаса глазами. – Пожалуйста! Прямо сейчас! – Глаза ее раскрылись еще шире, она порывисто втянула в себя воздух, что, как свидетельствует мой опыт, зачастую служит прелюдией к воплю. Поэтому я быстро поднял ее на руки, в темпе одолел десять футов до помоста, посадил на ящик, прислонив спиной к доскам.
– Что там такое? – настаивал я. – Побыстрее!
– Это ужасно! Ужасно! – Она не слышала меня, не понимала, дышала она неровно, судорожно хватая воздух, дрожь ее колотила неистовая. Я попытался распрямиться, и сразу же ее пальцы впились в меня. – Не уходите! Прошу!
– Я же на минутку, – проговорил я успокаивающе и показал на световой луч, прочерченный на полу каморки. – Мне нужен фонарик.
Я вырвался из ее рук, отчаянно за меня цеплявшихся, и буквально вломился в каморку. Не столько из храбрости, сколько под влиянием ее дефицита. Не располагая достаточными сведениями о фауне южной части Тихого океана, я вполне допускал возможность встречи с гнездами кобр или колониями каракуртов. Размышления на подобную тему угрожали затянуться надолго, а потому, чтобы упростить свою задачу, я решительно переступил порог.
Подобрав с пола фонарик, я одним движением прочертил световой круг, позволявший мгновенно оценить обстановку. Ничего. Еще один, куда более медленный и соответственно более тщательный осмотр. Опять-таки ничего, если не считать кучки грязной одежды да пары моих носков на кровати. Я прихватил носки и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.
Дышала она теперь ровнее, но дрожала все также отчаянно. Превращение хладнокровной, самоуверенной, снисходительной юной леди, сопровождавшей меня на острова Фиджи, в эту перепуганную, беззащитную девчушку было поразительным. Печальное зрелище! Светлые ее волосы всклокочены. Джемпер и кофточка, правда, хорошо сочетаются друг с другом, а также с легкими голубыми брючками, но плохо сочетаются с носками: на одной ноге – два, на другой – ни одного.
Я осветил фонариком босую ногу, пригнулся и присмотрелся повнимательней. Возле мизинца видны были два маленьких глубоких прокола, из которых сочилась кровь.
– Крыса! – сказал я. – Вас укусила крыса.
– Да. – Девушку передернуло при воспоминании об испытанном ужасе, и глаза ее потемнели. – О, как это было страшно! Черная крыса, громадная, величиной с кошку. Я пыталась ее стряхнуть, а она – как повисла, так и висела...
– Ладно, все ведь уже позади, – проговорил я резко, потому что истерическая нотка вновь ощутилась в ее голосе. – Минутку!
– Куда ж вы? – испуганно спросила она.
– За пакетом первой помощи, что лежит в моем чемодане. – Я достал пакет, выдавил из ранок зараженную кровь, промокнул ее ваткой, смазал ранки йодом и заклеил пластырем, после чего натянул на ногу носок. – Все будет в порядке.
Я прикурил для нее сигарету. Отодрал планку от одного из ящиков, использовав ее в качестве рычага, отхватил планку от ящика и наконец с ее помощью вырвал из самого большого ящика, какой только сумел высмотреть, трехфутовую доску, один дюйм на три в сечении. На ее конце торчали три гвоздя, по три дюйма каждый, обращавшие деревяшку в оружие, способное противостоять когтям любой крысы. «Величиной с кошку». Эти слова Мэри Хоупмен я рассматривал как гиперболу. Длиной с кошку – еще куда ни шло, но величиной... И все равно черные корабельные крысы очень опасны, особенно когда их много. Я вернулся в камеру, огляделся в поисках неприятеля, никого не обнаружил, снял с койки подушки и одеяла, вышел, демонстративно вытряхнув на глазах у Мэри одеяла: пусть видит, что нет там в складках ни единой крысы. Потом туго обернул ее одеялами, щедро обложил подушками. Откопал у себя в чемоданах запасной жилет, заставил ее надеть еще и эту одежду, а уж затем, уподобляясь художнику, завершившему шедевр, сделал шаг назад. Надо же полюбоваться своей работой.
– Недурственно! констатировал я. – У меня имеется искра Божия. Я думаю, зеркало и гребешок не помешают? Говорят, нет лучших средств улучшить дамское самочувствие.
– Ничего подобного, – неуверенно заулыбалась она. – Чего не видишь, то не волнует. Знаете, а вы оказывается не злой.
Я улыбнулся ей в ответ, как мне показалось, весьма загадочно, после чего подвесил при помощи своего галстука фонарик к самому ее изголовью на планку возле перегородки. А сам подыскал себе платформу на ящиках по другую сторону прохода.
– Как вы там будете спать? – запротестовала она. – Очень жестко... и... вы свалитесь оттуда. – Это было ново. Мэри Хоупмен заботилась о моем комфорте.
– Я не собираюсь спать, – сообщил ей я. – Сон это для вас. А мой удел – охота на крыс. Спокойно ночи.
К этому времени мы, видимо, ушли довольно далек от суши. Шхуну начало покачивать, еще не сильно, но уже ощутимо. Балки поскрипывали, фонарик раскачивался из стороны в сторону, разбрасывая вокруг большие движущиеся черные тени, и теперь, когда смолкли наш голоса и прекратились наши хождения, мне стал досаждать монотонный свистящий шорох: то ли наши приятели грызуны выступили в поход, то ли батальон тараканов марширует.
Сочетание скрипа с шорохом на фоне зловеще раскачивающихся теней было плохим успокоительным средством, и я ничуть не удивился, услышав минут через десять Мэри Хоупмен:
– А вы... вы уже спите? У вас все в норме?
– Конечно в норме, – как можно сердечнее произнес я. – Спокойной ночи.
Прошло еще пять минут, потом снова:
– Джон! – Впервые она обратилась ко мне по имени. Если, разумеется, не принимать в расчет случаи, когда возникала необходимость имитировать супружеские отношения.