— Летом.
— Какое мое любимое животное?
— Тигры, но ты довольствуешься кошками, потому что можешь их гладить и растить.
— Тогда почему у меня их нет?
— Потому что ты была травмирована после смерти Луны. Ты все еще скучаешь по ней и не хочешь, чтобы твое сердце снова было разбито.
Мой подбородок дрожит, но я продолжаю спрашивать.
— Какой мой второй любимый цвет?
— У тебя его нет, потому что все остальные цвета, кроме зеленого, отстой.
Боже. Он действительно помнит.
— Когда у меня произошёл мой первый поцелуй?
— Небрежный поцелуй или настоящий?
— Все.
— Это было со мной, когда нам было по десять, и я поцеловал тебя в губы, а не в щеку. — он замолкает, сжимая челюсти. — Что касается настоящего, я не знаю.
— На вечеринке Ронана с одним пьяным придурком, который поцеловал меня до полусмерти, а потом сказал, что я отвратительна.
— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Это мой защитный механизм, не забыла?
— Это все еще причиняет боль.
— Грин...
Я поднимаю плечо.
— Я не буду лгать тебе, Ксан. Я не скажу, что сейчас все в порядке. Сдерживание эмоций вот что привело меня туда, где я нахожусь сегодня, поэтому я стараюсь не позволять боли поселиться внутри.
— Я не против. — он сжимает мою руку, которая лежит у него на груди. — Я буду сотрудничать. Порази меня своей болью.
— Я только что это сделала. Я не так жестока, как ты.
— Ой. Я заслуживаю этого.
— Давай согласимся, что ты заслуживаешь большего, но я никогда не причиню тебе боль, Ксан.
— Ты сделала это. — он вздыхает, звук громкий и глубокий. — Ты просто не была в курсе. Самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать в своей жизни, это притворяться, что я ненавижу тебя, хотя я никогда ненавидел.
— Никогда?
— Никогда. Даже близко нет, — повторяет он мои предыдущие слова, но его тон совершенно серьезен. — Я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой любым доступным мне способом.
— Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему ты был девственником.
Он делает еще один вдох, на этот раз смиренный.
— Ты никогда не сдашься, не так ли?
— Нет. — когда он не двигается с места, я толкаю его. — Один раз Ронан хвастался тем, что он первый, кто потерял девственность, а Эйден последний. Я думала, ты где-то посередине.
И, возможно, в то время у меня заболел живот.
— Думаешь, я бы сказал Ронану, что я девственник? Он бы избегал меня, а потом накачал наркотиками и привел бы мне проститутку.
Да. Это так похоже на Ронана.
— Если ты так рисковал, почему просто не поплыл по течению?
— Я же говорил, я всегда хотел тебя.
— Но ты все равно мог бы заниматься сексом.
Даже когда я произношу эти слова, я не могу избавиться от горького привкуса, взрывающегося в горле.
Все время, когда я видела его с другими девушками, горечь просачивалась внутрь. Эти пульсации боли и напряжение в груди практически возвращаются.
Я ненавидела, когда он был с другими. И я тоже ненавидел себя за это.
Он приподнимает плечо.
— Я никогда не хотел никого, кроме тебя.
Мои губы приоткрываются.
— Тогда почему ты был с Вероникой, Саммер и всеми остальными вокруг? Ты закрывался с ними в комнатах.
— Но я ничего с ними не делал, кроме того, что они смотрели со мной порно. Если бы они переспали друг с другом, я бы наблюдал, как они набрасываются друг на друга. Они ни словом не обмолвились об этом, потому что больше заботились о фантазии и о том, чтобы быть со мной. Они заботились об образе, а не обо мне.
— Значит, ты тоже делал это ради образа?
— Нет. Я делал это, чтобы подтолкнуть тебя, чтобы ты никогда не хотела меня так, как я, блядь, жаждал тебя. — слабая улыбка появляется на его губах. — Я был так болен.
— Нет, не болен, ущербен.
— Ущербен, да?
— Да, настолько, что немного тошнит.
— Немного?
— Да, немного. Потому что правда в том, что я больна.
Он приподнимает бровь.
— Продолжай. Ты не можешь оставить меня в неизвестности.
Я прячу лицо в его твердой, как камень, груди и говорю напротив:
— Я всегда мечтала о том, как ты залезешь в мое окно и лишишь меня девственности.
Ответа не следует.
Я все испортила? Черт, мне нужно научиться перестать делиться. Мы просто собираемся снова быть вместе. Ему не нужен билет в один конец моих мыслей.
Я бросаю на него быстрый взгляд и замираю, глядя на выражение его лица. Он смотрит на меня такими напряженными глазами, словно собирается проглотить меня целиком и ничего не оставить после.
— Я сделаю это в следующий раз, — говорит он хриплым голосом.
— Нет, это не...
— Мне нравится твой разум, Грин. Он так похож на мой.
Я прикусываю уголок губы.
— Действительно?
— Ох, конечно. — он проводит пальцами по моим волосам. — Это значит, что ты фантазировала о том, чтобы быть моей?
— Возможно.
— Возможно недостаточно. Старайся усерднее.
Я поднимаю руку и провожу кончиками пальцев по его губам.
— Может, я тоже хотела прийти. Может, я наблюдала, как ты расслабляешься полуголым у бассейна.
— Кто-то здесь сталкер.
— Заткнись. Это ты сталкер. Ронан, и Коул сказали мне, что ты следишь за мной.
— Стукачи.
— Просто признай это.
— У меня есть идея получше.
Я хмурю брови.
— Что?
— Ты знала, что все это время, пока ты находилась в таком виде, ты мучила меня, Грин?
Мои щеки краснеют, но я не пытаюсь пошевелиться, хотя и не могу.
— Или ты делаешь это нарочно?
— Нет.
— Убери это одеяло.
— З-зачем?
— Помнишь, что я сказал тебе в тот раз? Когда я приказываю, ты... — он замолкает, ожидая.
У меня перехватывает дыхание, и требуется несколько секунд, чтобы выровнять его, прежде чем я медленно снимаю с себя одеяло. Оно скользит по моим твердым соскам, создавая мучительное трение.
— Теперь положи обе руки мне на плечи и приподнимись.
То, как он мне приказывает, переводит меня в режим повышенной готовности. Это желание такое глубокое, что я едва могу сдерживать его внутри тела.
Я хочу кричать об этом с крыш и звездам.
Несмотря на то, что мое тело дрожит, я делаю, как сказано, сжимаю его плечо и приподнимаюсь.
Он гладит свой член, и когда я на мгновение замираю от этого движения, я игнорирую свои дрожащие конечности.
— А теперь опустись.
— Ксан...
— Сделай. Это.
Его не подлежащий обсуждению тон побуждает меня к действию, и я медленно, слишком медленно опускаюсь на его твердый член.
Мы стонем в унисон, когда его член растягивает меня. Мои бедра дрожат, чем больше я его вбираю в себя.
— Ты так чертовски хорошо ощущаешься.
Я останавливаюсь, тяжело дыша, пытаясь принять его.
— Опустись до конца, Грин.
— Но ты большой.
— Ты сказала, что тебе нравится, когда тебе причиняют боль.
Я покусываю нижнюю губу.
— Да.
— Но тебе больше нравится, когда я это делаю?
Мои глаза расширяются. Как он может читать меня так быстро?
Хотя мне и не нужно ничего говорить. Он хватает меня за бедра и одним безжалостным движением входит во всю длину. Его яйца с силой ударяются о мою задницу. Я вскрикиваю, а затем визжу, когда он переворачивает меня так, что я оказываюсь под ним.
В отличие от предыдущего, мне не нужно говорить ему, чтобы он двигался. Он входит в меня с настойчивостью отчаявшегося человека.
У кого ничего нет ни до, и ничего после.
Чем сильнее он погружается в меня, тем крепче я прижимаюсь к нему.
Мне больно, но это последняя мысль, которая сейчас у меня в голове.
Ксандер не единственный, кто в отчаянии. Я тоже.
Я ждала его так долго, что теперь это кажется почти нереальным, как будто, я проснусь, и все окажется сном.
Если это сон, то я не заинтересована в пробуждении. Я могу застрять здесь навечно, большое вам спасибо.
— Ты такая красивая, Грин. — его глаза держат меня в плену, пока его член завладевает мной. — Ты сводила меня с ума, черт тебя возьми.
Не знаю, то ли дело в его словах, то ли в его ритме, но через минуту я кончаю. Рекордное время было бы неловким, если бы у меня хватило ясности ума позаботиться об этом.
Имя Ксандера единственное, что сходит с моих губ, когда я достигаю этой вершины, этого места свободы. Здесь нет ни тумана, ни боли. Просто чистый кайф.
— Скажи это еще раз, — рычит он.
— Что?
— Мое имя.
— Ксан. — я касаюсь его губ своими. — Я скучала по тебе, Ксан.
Он стонет, когда его спина напрягается, и он присоединяется ко мне через край.
Ксандер подносит мое забинтованное запястье к губам и оставляет нежный поцелуй, приносящий на самом деле боль.
Не физически, а эмоционально. Тот факт, что он видит это, что он видел это, даже когда я сама отказывалась, заставляет меня захотеть спрятаться.
Но я не прячусь, только не от него.
Он единственный, от кого я никогда не могла спрятаться.
— Я тоже скучал по тебе, Грин.
Глава 31
Ксандер
Коул не ошибся, назвав меня наблюдателем.
Все верно. Этому я не могу сопротивляться.
Мой взгляд следует за Ким, когда она исчезает в своем доме, с огромной улыбкой на лице.
За ее раскрасневшимся лицом, которым я еще не насытился.
За лицом, которое никогда не покинет меня, даже если она захочет.
Теперь, когда все эти факты стали известны, я перешел в состояние наблюдателя и перешел в категорию другого типа.
Зависимого.
Есть разница между одержимостью и наблюдением издалека и неспособностью перестать думать о чем-то.
Это даже хуже, чем алкоголь, потому что эта зависимость только начала убивать эту зависимость.
Излишне говорить, что это не работает.
— Повернись, — шепчу я себе, стоя у входной двери.
Если бы это зависело от меня, она бы не покидала мою постель в течение... лет, примерно так.