«Жду пять минут и, если не приедет, то бегу», — решила она твердо и оттого почему-то успокоилась. Вдалеке показалась машина, «Жигули», которая ехала тяжело, еле тащилась, тарахтя и звеня всем корпусом. Когда машина подкатила ближе, то Вера увидела, что она уже совсем старая, с пятнами ржавчины по краям, немодного тусклого красного цвета. В машине сидел старый дядька. Он перегнулся через пассажирское сиденье и попытался открыть окно. Было слышно, как скрипит ручка, но окно открылось сантиметров на пять, не больше, и застряло как вкопанное.
Дядька что-то крикнул из салона Вере и помахал рукой, показывая, что ей стоит подойти к машине, Вера замешкалась. Она же трусиха. С другой стороны, чего ей бояться этого пенсионера. Она встала с лавки, на которой сидела, но тут из-за угла выехала маршрутка. Дядька в красных «Жигулях» резко рванул с места, так что даже заглох через пару метров, но завелся опять и быстро, насколько его корыто могло ездить, уехал, оставляя за собой облако сизого дыма.
В тот вечер Прухин не насиловал почти безжизненное тело Нади, а только бил его, медленно, с оттяжкой лупил что есть мочи резиновым шлангом. Поначалу она еще вскрикивала, дальше только хрипела, а потом и вовсе затихла. Прухин пнул носком нечто грязное и вонючее, что осталось от нее. «Вроде бы всё», решил он, но вытаскивать тело не стал, устал очень, завтра, всё завтра, а сегодня спать.
Посреди ночи поднялся страшный ветер. Болели ноги, и дядя Коля не мог спать, крутился в кровати, пока жена не велела строго:
— Или спи, или иди на кухню, мне спать не мешай!
Затих. Слышно было, как на улице грохает что-то железное, вроде как оторвался у кого-то из соседей лист железа на крыше и с каждым порывом ветра стучит что есть мочи. Неожиданно ветер стих, а стук продолжился.
— Мать, слышишь?!
— Что такое опять? — жена дяди Коли была страшно недовольна.
— У соседей что-то стучит.
— Так и что? Пускай стучит.
— А может не у соседей, а у нас. Оторвалось чего.
— О господи, — проговорила она, снова засыпая.
Дядя Коля нащупал ногами тапочки и, опираясь одной рукой, с трудом привстал с кровати.
— Спи, спи, я сам пойду проверю.
Вышел из дома, и железный звук стал слышаться еще четче. Доносился он точно со стороны Прухиных, откуда-то из сада. Дядя Коля забыл свою клюку, потому ступал неспеша, боясь повредить больную ногу ещё больше. В темноте ничего не было видно.
— Ну и куда тебя, черта старого, понесло? — в дверном проеме как приведение стояла жена в длинной ночной сорочке и наброшенной поверх дяди Колиной фуфайке.
— А вдруг оторвалось что-то, надо посмотреть.
Но тут они увидели такое, что разом забыли обо всем, настолько это было странное явление. От дома в сторону своего сада бежал Прухин, которого даже быстро идущим никто никогда не видел, казалось, что он родился обстоятельным дядькой, движения которого были все выверены так, чтобы не дай бог ускориться. Прухин бежал, не видя ничего вокруг. А затем произошло еще более странное. Добежав до теплицы, он исчез в темноте, а затем из земли появился столп света, Прухин в него нырнул, и опять все погрузилось во мрак.
— Это что сейчас было? — только и смогла сказать дяде Коле жена.
Глава 4. Вера. Здесь и сейчас
Вера смогла уговорить мать перевести ее в прежнюю школу. Последним аргументом стал табель за седьмой класс: уже не половина четверок, а почти все, и тройка по английскому. Мама хваталась за сердце, требовала от отца что-то делать, но что тут сделаешь.
— Ты хоть понимаешь, какое это поражение в глазах всех? — спрашивала она с театральной экспрессией, но Вере было совершенно все равно, что там подумают другие, больше она в эту школу не вернется.
Мать отказалась идти с ней, забирать документы, пошел отец. Он никак не показывал своего отношения, только сказал:
— Ты уже большая, знаешь, что делаешь.
Но никакая Вера не большая и не знает ничего кроме того, что или она сейчас уйдет из этой школы, или в окно выпрыгнет, нет у нее больше сил терпеть.
Документы в прежней школе взяли охотно. Отец, отводя глаза куда-то в сторону, вдруг сказал завучу:
— Мать моя болеет, Вера с ней поживет.
Завуч, Елизавета Павловна, строгая до ужаса, покивала головой, дала понять, что все понимает и полностью согласна. По дороге из школы зашли к бабушке. Та не ожидала, обрадовалась, засуетилась. И Вера решила, что эх, была не была:
— А я, бабушка, к тебе переезжаю! Ну если ты не против, конечно.
Бабушка остановилась с чашкой на полдороге, чуть чай не расплескала.
Вера, не давая отцу возразить, тут же добавила:
— Мы уже и документы в прежнюю школу занесли, и папа сказал завучу, что я буду жить у тебя, так что все решено.
Мама перестала разговаривать с Верой, как только они с отцом, вернувшись домой, всё её рассказали. Она не помогала Вере собирать вещи и не вышла даже, когда отец с Верой, уже снеся две сумки с книгами и вещами, вернулись домой посмотреть, не забыли ли чего-то. И только когда дверь за Верой почти закрылось, она услышала, как мать прошипела ей вслед «Предательница».
Вера поселилась у бабушки. Впервые она была настолько счастлива, что ей было совершенно наплевать и на мать с ее обидами, и на отца, которого она подставила под удар. В школе все Вере обрадовались, но и отнеслись так, вроде бы она никуда не уходила, и ее возвращение было таким же закономерным, как и любое другое событие в мире. Только бабушка почему-то начала говорить, что Вере стоит помириться с матерью.
— Это нехорошо, Верунь, надо съездить домой и извиниться, — чуть ли не каждый вечер она заводила один и тот же разговор.
— Ты не рада, что я у тебя живу? — спрашивала ее Вера.
— Ну что ты! Нет, конечно, рада! Просто так неправильно! Извинись перед мамой.
В пятницу 15 сентября, сразу после уроков, Вера решила, что хорошо, раз бабушка так хочет, она поедет и извинится, хотя и не понимала, за что, и знала, что мать ее не простит. Может со временем, но сегодня — точно нет. На остановке стояли люди: женщина с ребенком, парень в наушниках и девочка — ровесница Веры, но незнакомая, наверное, из другой школы. Вера постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, как показалась маршрутка. «42» было написано на табличке в верхнем левом углу переднего стекла. Вере она не подходит. Из остановившейся маршрутки никто не вышел, а стоящие на остановке загрузились во внутрь, и бус бодро уехал. Вера осталась на остановке одна.
Слева от нее начиналась уходящая вдаль улица одноэтажных домов. Сейчас, ранней осенью, деревья стояли еще зеленые, ветки были щедро усыпаны плодами, тишина, покой, ни одной души, так, наверное, бывает в деревне днем. Но тут неожиданно Вера увидела призрак. Будь это вечер, можно даже не сомневаться, что она бросилась бы бежать со всех ног обратно, домой, к бабушке, но среди белого дня появление призрака уже не кажется таким страшным. Призрак шел пошатываясь, низко наклонив голову, с которой свисали черно-белые ленты грязных волос. Ноги у призрака были худые, тонкие и абсолютно голые, а на вздувшемся теле была какая-то грязная тряпка. Вера на всякий случай отступила на пол шага назад, но поняла, что призрак ее не видит и идет шатаясь куда-то, но точно не к ней. Вдруг Вера увидела, что следом за призраком едет машина, и эти красные «Жигули» показались ей знакомыми.
Вера кричала и даже пыталась убежать, но мужик из машины, не обращая никакого внимания на призрака, бросился в погоню за Верой и настиг ее очень быстро. Он грубо схватил ее, заломив руку за кисть до самой лопатки, так что Вере пришлось нагнуться, и потащил её к машине. Только там Вера смогла выдохнуть от боли, но он, тут же перехватив ее другой рукой, сунул ей в нос вонючую тряпку, и все тут же поплыло у нее перед глазами.
Глава 5. Никто и ничего
Дядя Коля случай двухнедельной давности не забыл. Если бы жены рядом не было, он мог бы подумать, что приснилось, но нет. Жена все равно ему строго-настрого велела никому не рассказывать о беге Прухина ночью к теплице.
— Это не наше дело! — сказала она твердо, — мало ли чем он там занимается. Нам с ними и дальше рядом жить.
Дядя Коля и помалкивал. С Прухиным здоровался, как прежде, но в разговоры не вступал. Смотрел внимательно, не зная, заметил ли он их тогда ночью. Главное для себя дядя Коля отметил, что как только Прухин скрылся в столпе света, идущего прямо из земли, железный стук прекратился, и больше не повторялся ни разу за эти две недели. Прухин же вел себя как обычно, только теперь по вечерам до самой темноты ковырялся в отцовских «Жигулях»., а потом и вовсе отпуск на работе взял. Мать его выходила на солнце погреться днем, сидела на вынесенном сыном специально для нее стуле, водила туда-сюда выцветшими глазами, смотрела зло. Дядя Коля здоровался издали, но поговорить не подходил. Прухин подошел сам.
— Вы вроде как сторонитесь нас, соседи? — спросил он, растягивая пухлые губы в две узкие полоски улыбки.
— Да нет! С чего ты взял?! — наигранно удивленно ответил ему дядя Коля, но получилось это уж очень неубедительно. Прухин уточнять не стал, но осадок неприятный остался.
Вера очнулась не сразу, сознание возвращалось к ней клочками, она силилась проснуться, но тут же опять впадала в состояние полусна, не видя и не слыша ничего вокруг. Когда наконец-то она смогла открыть глаза полностью, то снова увидела перед собой призрак. Тот сидел на возвышении и смотрел на лежащую на полу Веру сверху вниз. От него шел сильный запах плесени и давно не мытого тела. Вера попробовала спросить заплетающимся почему-то языком:
— Где я?
Призрак пошамкал по-старушечьи ртом и шепелявя произнес:
— В подвале.
Вера всмотрелась в его бледное, безжизненное лицо и поняла, что перед ней женщина, возможно очень старая и больная. Кожа ее была вся в каких-то нездоровых пятнах и прыщах, рот запал, а по всему лицу сеткой проходили морщины.