Почтительный сын, [который] не льстит своим родителям, верный слуга, [который] не льстит своему государю, – таковы совершенные слуга и сын. [Того, кто] поддакивает каждому слову родителей, [одобряет] каждый [их] поступок, в народе зовут негодным сыном. [Того, кто] поддакивает каждому слову государя, одобряет каждый [его] поступок, в народе зовут негодным слугой. И все же не знают, что такова необходимость. Ведь не зовут льстецом того, кто одобряет как истину [все], сказанное в народе, считает хорошим [все], названное [в народе]! Значит ли это, что к народу относятся с большим почтением, чем к родителям, с большим уважением, чем к государю? [Стоит] назвать кого-либо угодником, и сразу же бросят гневный взгляд; [стоит] назвать кого-либо льстецом, и сразу же бросят недовольный взгляд, а [между тем] на всю жизнь остаются угодниками, на всю жизнь остаются льстецами. Нанизывая сравнения, разукрашивая речи, собирают толпы [слушателей], и [никто] их ни в начале, ни в конце, ни главных, ни второстепенных не предает всех вместе суду. В длинных разноцветных халатах принимают различные позы, чтобы пленить своих современников, но не называют себя угодниками и льстецами. Становясь учениками, вслед за наставником твердят об истинном и ложном, но не считают себя людьми дюжинными. [Таково] круглое невежество. Тот, кто понимает свое невежество, [уже] не совсем невежда; тот, кто понимает свое заблуждение, [уже] не заблуждается [столь] глубоко. От глубокого заблуждения не освободиться всю жизнь; круглому невежде не измениться до смерти. [Когда] один из троих потерял дорогу, [они] еще могут прийти к цели, [ибо] заблудившихся меньшинство. [Когда же] двое [из них] потеряли дорогу, путь [их] не приведет к цели, [ибо] победят заблудившиеся. Ныне же заблудились [все] в Поднебесной. Я и взываю, но не могу обрести отклика. Как это печально! Возвышенный голос не трогает слуха односельчан. [Заслыша] «Ломаем тополь», «Яркие цветы»[185], [они] хохочут. По этой-то причине высокие речи не задерживаются в сердцах дюжинных людей. [Когда же] не звучат слова истины, верх берут пошлые речи. [Удары] по паре глиняных горшков заглушат колокол, и не достигнешь цели. Ныне же оглушены [все] в Поднебесной. Я взываю, но не могу обрести отклика. Настаивать, зная, что не обретешь [отклика], еще одно заблуждение. Поэтому лучше их оставить и не продолжать поисков. Перестану искать, – кто же разделит [со мной] печаль?
У Прокаженного в полночь родился сын. [Он] поспешил взять огня и стал пристально всматриваться, боясь лишь, чтобы сын [не оказался] на него похожим.
От столетнего дерева отрубили [часть ствола], сделали жертвенный сосуд и украсили его черным и желтым орнаментом. Обрубок же бросили в канаву. Сравним жертвенный сосуд с обрубком в канаве и [увидим], сколь различны красота и уродство. Но и сосуд и обрубок равно утратили свою природу. По-разному осуществляют справедливость [разбойник] Чжи и Цзэн-[цзы] с Хронистом [Ю], однако [все] трое в равной мере утратили свою природу. Ведь для утраты [своей] природы существует пять [возможностей]. Первая – пять красок, которые расстраивают зрение, лишают глаза зоркости; вторая – пять тонов, которые расстраивают слух, его притупляют; третья – пять запахов, от которых ослабляется обоняние и закладывает нос; четвертая – пять пряностей, от которых теряются и извращаются вкусовые ощущения; пятая – смущающие сердца пристрастие и неприязнь, от которых [изначальная] природа разлетается, [словно пыль]. Все эти пять [возможностей] – враги жизни. А тут еще начали отделяться Ян [Чжу] и Mo [Ди], считая, что [именно] они обрели [истину]. Я же не называю это обретением [истины]. Разве можно назвать обретшим [истину] того, кто бедствует? Ведь тогда Сова или Голубка, очутившись в клетке, также могут считать это обретением? Тем более что пристрастие и неприязнь, звуки и краски [служат им], чтобы отгородиться от внутреннего; а кожаная шапка с перьями зимородка, памятная дощица и широкий пояс[186] ограничивают их во внешнем. Внутреннее отгорожено клеткой, а внешнее – рядами шнуров. Для тех, кто красуется в шнурах, да еще считает это обретением [истины], это такое же обретение, как для преступника – веревки на руках и тиски, сжимающие пальцы; а для тигров и барсов – мешки и загоны.
Глава 13Путь природы
В пути природы [все] движется, ничто не застаивается, поэтому и возникает [вся] тьма вещей. В пути предков [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [к ним] и обращаются [все] в Поднебесной. В пути мудрых [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [все] среди морей [им] покоряются. Кто познал природу, постиг мудрость, [все] шесть явлений и четыре времени года, свойства предков и [древних] царей, тот [предоставляет все] самодвижению и, не проявляясь, всегда [сохраняет] покой.
Покой мудрого не означает, что покой – это добро, и оттого [он] покоен. [Вся] тьма вещей не заслуживает того, чтобы [из-за нее] тревожить сердце, поэтому [он] и покоен. [Когда] вода в покое, [в ней] виден ясно [каждый волосок] бороды, бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер берет [его] за образец. [Если] в покое вода чистая, то тем более [чист] разум. Сердце мудрого в покое – это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей[187]. Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние – это уровень неба и земли, высшее в природных свойствах. Поэтому предки, [древние] цари и мудрые мужи оставляли [деятельность]. Оставив [деятельность], очистившись до пустоты, [наполнялись] сущностью, а сущностью и [определяли] людские порядки. Пустота [влечет за собой] покой, покой – движение, движение – восприятие. Покой [влечет за собой] недеяние, недеяние – ответственность за [свое] дело. Недеяние [влечет за собой] удовлетворение, удовлетворение не оставляет места ни горю, ни печали, [а дает] долголетие. Ведь пустота, покой, безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние – основа [всей] тьмы вещей. Те, кто понял это, становились лицом к югу – и государем стал Высочайший; те, кто понял это, становились лицом к северу – и советником стал Ограждающий. Встать с помощью [основы] над всеми – таково достоинство предка, [древнего] царя, Сына Неба. Остаться с ее помощью внизу – таков путь скрывающегося мудрого, не коронованного царя. Уединиться с ее помощью[188] и уйти странствовать – таков [путь] мужей на реках и морях, в горах и лесах. [Тот, кто] с ее помощью действует и успокаивает современников, приобретает великие заслуги, славное имя и объединяет Поднебесную. В покое становятся мудрецом, в движении – царем. [Того, кто] не действует, почитают; с тем, кто безыскуственен и прост, не сможет состязаться в красоте никто в Поднебесной. Ведь того, кто постиг свойства неба и земли, называем великим основателем, великим родоначальником. [Он] един с природой, а поэтому приводит к гармонии Поднебесную, [он] един с людьми. Быть в единстве с людьми – это наслаждение человеческое, быть в единстве с природой – это наслаждение естественное.
Чжуан-цзы сказал:
– О мой учитель! О мой учитель! Крошишь [всю] тьму вещей, а не жесток; взращиваешь тьму поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной древности, а не стар. Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и высекаешь тьму форм, а не тленен. Это и называется естественным наслаждением. Поэтому и говорится: «Для того, кто познал естественное наслаждение, жизнь – проявление природы, смерть – изменение вещи». В покое у него те же свойства, что у [силы] холода; в движении у него такие же волны, как у [силы] жара[189]. Поэтому для того, кто познал естественное наслаждение, нет ни гнева небес, ни людского порицания, ни бремени вещей, ни кары душ предков. Поэтому и говорится: «В его движении – небо, в его покое – земля. Сердцем в едином утвердится и царствует в Поднебесной, души предков [ему] не вредят, [его] не утомляют». Сердцем в едином утвердится, и [ему] покорится [вся] тьма вещей. [Если] слова исходят из пустоты и покоя, достигают неба и земли, проникают во [всю] тьму вещей, это называется естественным наслаждением. Естественное наслаждение – это стремление мудрого, который пасет [всех] в Поднебесной.
Родоначальники свойств предков и [древних] царей – это небо и земля; хозяева их – свойства пути, постоянное в них – недеяние. При недеянии брали у Поднебесной и оставался избыток, при деянии давали Поднебесной и [все] не хватало. Поэтому-то древние и ценили недеяние. [Если] высшие [держались] недеяния и низшие [держались] недеяния, то низшие приобретали те же свойства, что и высшие. Когда низшие приобретали те же свойства, что и высшие, не [оставалось] слуг[190]. [Если] низшие [держались] деяния и высшие [держались] деяния, то высшие обретали тот же путь, что и низшие. Когда высшие обретали тот же путь, что и низшие, не [оставалось] хозяина. Высшим необходимо недеяние, и [они] берут у Поднебесной; низшим необходимо деяние, и [они] дают Поднебесной – таков неизменный путь. Поэтому древние, царствуя в Поднебесной, не заботились [ни о чем], хотя и охватывали своими знаниями небо и землю; не говорили, хотя своим красноречием [могли] вылепить [всю] тьму вещей; не действовали, хотя были способны [совершить] все среди морей. Небо не рождает, а [вся] тьма вещей [сама] развивается; земля не выращивает, а [вся] тьма вещей [сама] вскармливается. Предки и [древние] цари [держались] недеяния, а [все] в Поднебесной завершалось. Поэтому и говорится: «Нет ничего священнее неба, нет ничего богаче земли, нет ничего величественнее предков и [древних] царей». Поэтому и говорится: «Предки и [древние] цари в свойствах равны небу и земле». Таково учение о том, как оседлать небо и землю, как погонять [всю] тьму вещей и применя