— Минут через тридцать-сорок. Восточный вход.
— Договорились.
— И ещё…
— Да?
— Вид у нас будет, сама понимаешь…
— Понимаю.
— И запах тоже.
— Ничего. Запах говна — не самое плохое, что мне доводилось нюхать, — с иронией заметила Сарранг. — Но чистку салона я запишу на твой счёт.
Через тридцать пять минут ярко-оранжевый шестиколесный автомобиль остановился у арки восточного входа в заброшенный парк. Спустя еще минуту две фигуры в серых плащах протиснулись в лаз между разжатыми прутьями ограды и нырнули в машину. Машина тронулась и, плавно набирая скорость, направилась к перекрестку, где встроилась в жидкий в это время поток транспорта.
Глава четырнадцатая. Чеин Ренн
Когда они вышли из бара, уже похолодало. Завеса наконец разродилась полноценным дождём, успевшим немного очистить воздух от смога. Задерживаться в душном, пропитанном запахами сырой одежды, пота, перегара и сигаретного дыма помещении никому из подруг не хотелось, а снаружи, пусть и зябко, но вместе с тем и свежо.
Поднявшись по крутым ступеням, компания отошла к краю накрытого навесом сухого островка, подруги достали сигареты и закурили. Джам предложила Чеин сигарету со слабым наркотиком, но Чеин отказалась:
— Не люблю мешать траву с выпивкой, — сказала она.
— Как знаешь, — пожала плечами женщина и затянулась сладким дымом.
Дождик ритмично постукивал по жести навеса тяжёлыми жирными каплями. От ударов капли расползались бесформенными кляксами, соединялись, образуя маслянистые лужицы, и неспешно стекали в закреплённый вдоль нижней кромки навеса желоб, внутри которого, став частью более оживлённого потока, устремлялись к ближайшей вертикальной трубе, ведущей прямиком в ливнёвку.
— Кажется, разлетелись пернатые… и шакалья́ не видать… — сказала Риб.
То, что оба выхода из проезда были свободны, Чеин заметила сразу, как только они поднялись по лестнице и её взгляд внимательно обежал окрестности: пара припаркованных грузовиков, кучи мусора (у одной громко пищали крысы — видать не поделили объедки); вдали, под одиноким фонарем на заводской улице, топтались несколько фигур в длинных одеждах (люди, в отличие от крыс, вели себя тихо). Фигуры показались Чеин подозрительными, и она уже решила, что, уходя, обойдёт эту компанию стороной.
— Похоже на то, — ответила она, застёгивая плащ.
— Уходишь?
Голос Джам прозвучал безразлично, но взгляд её говорил о другом. Глаза её говорили: «останься! Я хочу, чтобы ты осталась».
— Я должна выбираться…
Джам пожала плечами и затянулась, немного сильнее, чем до того, и, задержав дыхание, нервно выпустила облачко дыма в сторону от Чеин.
— Ты говорила, что ты курьер… — начала женщина, просто чтобы что-то сказать, чтобы задержать Чеин ещё на немного, но, быстро осознав, насколько глупым и неуместным мог показаться её вопрос новой знакомой, замолчала, пряча глаза от неё и от любовниц.
От Чеин не укрылись охватившие Джам чувства. Конечно же, она всё поняла; она заметила тот, самый первый взгляд женщины, когда она проходила мимо трио, то, как Джам смотрела на неё в баре, когда подошла познакомиться и после неловкого момента знакомства, когда поняла, что Чеин бесполая. Джам влюбилась в Чеин, и другие две её любовницы явно одобряли выбор подруги, хоть и были тем несколько обеспокоены, — это тоже не укрылось от Чеин.
Чеин разрывалась между желанием бежать, уйти подальше от этого квартала и нежеланием обидеть Джам — эту немного грубоватую, как и все рабочие, но по-своему очаровательную и милую женщину.
Да, Джам тоже нравилась Чеин, как, впрочем, и её подруги. Кроме того, эта троица была на её стороне — на стороне революции. Пусть они не читали книг Иссы Иблисс, Даби Малх и Аль’Лессы Кит, пусть имена Белис и Рэлди для них ничего не значили, они — эти грубоватые рабочие — дочери самого многочисленного и при этом угнетённого класса, выросшие на окраине промышленного мегаполиса, с рождения не видевшие солнца и обречённые умереть под проклятой Завесой, были бóльшими иблиссианками, нежели некоторые называвшие себя так представительницы городской интеллигенции, едва ли не наизусть зазубрившие «Базис» и «Мегамашину». Они на личном опыте (на собственной шкуре, как сказала бы Гвел) знали, что такое эксплуатация; их труд, их быт, их человеческий потенциал, сами их жизни обворовывались кучкой паразитов, возомнивших о себе будто они по праву рождения, или по причине своих «выдающихся способностей» к обману, своей изворотливости и умению льстить и угождать богатым, имеют право строить своё благополучие за счёт этих измождённых трудом рабочих. Нет, ещё пара минут, или даже часов, проведённые с ними, не будут для Чеин обременительны. Более того. Она с удовольствием останется сегодня с Джам, Риб и Гвел, если они ей это предложат.
— Да, — сказала она. — Так и есть, Джам… — (произнеся имя женщины несколько мягче, Чеин удалось привлечь её взгляд и, встретившись глазами, они больше не сомневались: обе они желали друг друга) — …я — курьер «Солнца для всех».
— То есть, ты доставляешь разные запрещенные вещи в разные места? — уточнила Риб.
— Оружие и наркотики? — это уже предположила Гвел.
— Нет, — рассмеялась Чеин, с короткой заминкой отрывая взгляд от лица Джам и переводя на стоявших рядом подруг. — Конечно, нет. Ничего такого я не передаю. Я работаю с информацией.
— С информацией?
— Да. Газета и листовки «Солнца». Мы не распространяем их через Сеть, потому, что каждый байт в Сети проходит через фильтры спецслужб.
— То есть, ты распространяешь те самые газеты?..
— Нет, Гвел, не те самые… если ты о бумажных газетах… Не бумажные. Я доставляю макеты и материалы — то, что потом будет напечатано на бумаге.
— А почему нельзя отправить зашифрованный файл по Сети прямо в типографию? — спросила Риб, и сама ответила: — А… Фильтры…
— Да, — кивнула Чеин. — Фильтры. Если даже телефонные разговоры фильтруются по ключевым словам и контексту и, как только программы Правительства определяют крамолу, за дело принимаются жандармы… то что говорить о прямо антиправительственных статьях «Солнца»?.. Никакое шифрование тут не поможет. Компьютерные мощности государства на порядки превосходят скромные ресурсы революционеров. Так что, сегодня, в век высоких скоростей, искусственных интеллектов и мгновенной передачи информации, древний способ печати на бумаге оказывается единственно надёжным… хоть при этом и имеются некоторые неудобства.
— Вроде закупки бумаги и сокрытия энергозатрат на печать… — задумчиво добавила Гвел.
— Именно! — подтвердила Чеин, отметив про себя сообразительность мужчины. — Приходится печатать в разных местах и небольшими тиражами.
— Так поэтому облава? Ворóны нашли типографию?
Чеин молча кивнула.
Скрипнула железная дверь: из бара вышли двое — обе андрогины — и, тихо переговариваясь, стали взбираться по ступеням; одна поддерживала другую, очевидно принявшую бóльшую дозу алкоголя, под локоть и что-то бормотала подруге на ухо, на что та отвечала пьяным хихиканьем, повторяя что-то неразборчиво-матерное.
Парочка прошла мимо и вскоре свернула за угол. Гвел проводила их взглядом и, повернувшись к Чеин, сказала:
— Думаю, будет лучше, если сегодня ты останешься у нас… У тебя ведь нет на сегодня планов?
— Нет, — ответила Чеин и быстро поправилась: — Нет планов. Я согласна.
— Вот и замечательно! Ну, что, — Гвел посмотрела на подруг, — идемте уже?..
Свернув за угол, они направились к тому самому дому, куда Чеин являлась дважды в декаду. Именно в этом доме и была типография «Солнца для всех!».
У подъезда, к которому они подошли, и у подъезда напротив никого не было; тускло светили лампы у входов, едва доставая до середины проезда. В грязи у ступеней перед небольшой накрытой бетонным козырьком площадкой Чеин увидела множество следов обуви и колёс машин; на грязных ступенях она заметила несколько алых капель. Кровь.
Войдя внутрь подъезда, они вызвали лифт и поднялись на двадцатый этаж.
На этаже, сразу за лифтовым холлом, начинался длинный коридор с серыми стенами и белым когда-то потолком, ведущий к ещё одному холлу с не работавшими лифтами и запасной лестницей. Коридор неравномерно освещали несколько висевших под потолком ламп; двери в квартиры располагались ассиметрично. Подруги прошли почти до конца коридора и остановились у предпоследней перед выходом в запасной холл двери с номером «20/13». Лампа у двери соседней квартиры непрерывно моргала, подобно стробоскопу, создавая эффект древнего кино. Дальше в холле освещения не было вовсе, отчего у Чеин возникло неприятное чувство, будто там, сразу за углом, кто-то притаился и выжидает, чтобы напасть на зазевавшуюся в коридоре жертву. Она опустила руку в карман плаща и инстинктивно сжала устройство-гибрид, готовое в любой момент превратиться в надёжный клинок.
Раздался щелчок — это Гвел отперла дверь ключом. Гвел вошла первой, за ней — Чеин и остальные. Квартира — пеналообразное помещение четыре на восемь метров, с отгороженными пластиковыми перегородками туалетом и душевой кабинкой — выглядела скромно и без излишеств. Из мебели — пара шкафов и низкий, не предполагавший такого дополнения, как стулья, стол; техника: холодильник, домашний терминал и интерактивный экран на голой стене; ложе — квадратный — три на три метра — матрас в дальнем конце помещения, рядом с затянутым плотной тканью окном.
— Вот так и живём, — улыбнулась Риб, принимая плащ Чеин.
— Аренда, наверно, немаленькая?
— Пол зарплаты — каждую декаду, — пожала Риб плечами.
— С каждой, — добавила Гвел, подавая гостье стакан с фруктовой водой.
— Нехило…
— Можно было бы принять ещё одну семью из двух-трёх человек, — сказала Джам со смущённой улыбкой, — но мы решили, что лучше уж так… Хоть дома чувствовать себя людьми и жить без стеснения… Всех денег всё равно не заработать. — Она посмотрела на подруг. — Верно же говорю?