Зверь спешил по рельсам, проголодавшись. Он вновь хотел ощутить привкус чистой крови. Чёрные существа вдоль дороги вели себя странно. Если раньше они отдавали ему свой скот без боя, то теперь убивали людей прежде, чем он приходил за ними. У их поселений лежали лишь окровавленные тела.
Зверь задумывался, но надолго не останавливался. Инстинкты упрямо гнали прирождённого охотника вперёд.
Наша проблема, прозванная за глаза «большой дырой» забрала без малого три дня, уничтожив весь тактический запас рельс, шпал и всё вплоть до последнего железнодорожного гвоздя. Всё прочее снимали с порядком отдалившейся в обоих направлениях встречки. Гнилые, просевшие шпалы, ржавые гвозди, рельсы. Хорошего в этой рухляди было мало. Извозились, как черти без возможности помыться.
Лишь на четвёртый день поезд вновь мог тронуться. Пока состав привычно не закачало на рельсах дальше по трассе, бравый разведчик Артём доложил о поселении неподалёку от состава. Какая-то безымянная деревушка.
В судьбоносный момент, решающий идти до селения или не идти, нас в купе было шестеро: я, Ленка, Богдан, Артём, Макар и Брусов. После этого жуткого инцидента с аналогом молнии народ косился на Андрейку и меня, как на уродов. Мы мало чего понимали. Пусть больше ничего подобного после той ситуации и не было, чувствовали себя великолепно, но доктор крутился возле нас двоих, как пчела у нектара. Когда же и Макар начал доставать с просьбой провести какие-то тесты, опыты, что-то высоконаучное, во благо науки, я собрал всех в своём купе, чтобы расставить точки над i и перенаправить всё внимание в какое-то другое русло.
Так наша мини-правящая верхушка собрались вместе, чтобы обсудить дальнейшую линию поведения. Вроде как должны были присутствовать ещё Алфёров и Салават, но они держались своих рабочих-технарей, вели себя обособленно, так что судьбы экспедиции решались без них. Никакого намёка на демократию. Власть — лучшим. Не хочешь думать головой наравне со всеми — иди лесом. Отсидеться за чужими мнениями и делами не получится.
Андрейка носился по пустым освободившимся вагонам. Парню привалило столько свободного места для игры с мячом. Время было после завтрака, дежурства распределены на много дней вперёд, так что нам никто не собирался мешать. Накопился широкий круг вопросов, которые следовало разобрать здесь и сейчас.
— Ну что, вагонные аристократы, — начал я, обведя всех пристальным взором. — Начнём собрание? Кто готов выступить первым?
— Начну я, так как по-прежнему считаю, что тебе нужно провести хотя бы энцефалограмму головного мозга, так как шаровая молния не могла пройти бесследно, — начал Брусов, почесав облезлый нос. — И твоя ода на рельсах этому первое подтверждение.
Энцефалограмма? Пачку активированного угля найти — уже большая удача. Откуда высокоточным приборам то взяться? Разве что по больницам остались. Но больницы разграбили ещё в первые месяцы после Начала. Приборы можно найти только в крупных больницах, а те в больших городах. Они либо стёрты с лица земли, либо ощутили на себе волну мародёрства, а в мелких деревнях и посёлках не стоит и начинать. Как правило, один фельдшер на несколько деревень. Чёртово наследие прошлого мира.
— Во-первых, если бы это было просто молния, то на кой хрен ей жрать рельсы? — напомнил я. — Или что она с ней сделала? Расплавила? Не похоже — ни капли металла не осталось. Должно было остаться хоть что-то.
— Возможно, переместила в другой мир, — снова ударился в фантастику Брусов. — Но тогда это точно не молния.
— Металл всегда притягивал электричество, — вставил слово Макар. — Это я к тому, зачем ей «жрать рельсы».
— Тогда почему не шарахнуло по всему составу? — хмыкнул Артём, ёрзая плечами. — Он что не из металла? Или заземление настолько хорошее, что Варягу ничего не угрожало? Да чего смеяться? Я не удивлюсь, если заземлить забыли вообще. У технарей анклава и так работы по уши было.
— Какое к чёрту заземление? Какие молнии? Эта штука чуть не убила Андрейку! — Вспыхнула Ленка. — А он что металлом был обвешан? У него вообще нет ничего металлического на одежде или по карманам! Я стирала его одежду и прекрасно знаю, во что он одет и что носит по карманам. Там только камушки и верёвочка.
— Во-вторых, Ленка права. — Продолжил я. — Эта штука заинтересовалась пацаном, и мной, а лишь потом рельсами. Так что это была не молния. Или неправильная молния, так что давайте остановимся на первом варианте.
— Это и не было молнией как таковой. — Напомнил Макар. — Это было скорее шаровой молнией, а они настолько мало изучены, что я даже не знаю что сказать. Порой в подобных шаровых разрядах напряжение больше, чем в самых жутких грозовых облаках при столкновении разрядов. А она летит себе хоть сквозь предметы, хоть сквозь людей. В одно время может уничтожить всю электронику в округе, а в другое не обратить внимания и работающий вблизи электроприбор. Так что не стоит отметать вариант с шаровой молнией. На человека она тоже могла обратить внимание неспроста — мы те ещё ходячие электростанции.
— То есть эта какая-то особая шаровая молния, которая порастащила все рельсы у станции, а на прочее железо ей чихать? На состав наш, на оружие… — припомнил Богдан.
— Батя, а может у тебя пуля в голове? — Хохотнул Артём. — Вот и притянул молнию ненароком. Не со зла, конечно. Со зла ты не можешь, а так, по дурости.
Ленка отвесила завхозу подзатыльник, буркнув:
— Умник, да? Говоришь много слишком. Что же ты, герой, спасать батю не бросился «шарику» наперерез? Языком трепать мастак! Помолчал бы уже.
Артём втянул голову в плечи, притихнув. «Мамка» ругается — лучше помолчать.
— В-третьих, ЭТО самопроизвольно меняло размеры и интенсивность свечения. — Припомнил я, продолжая анализ полученной информации. За таскание рельс как-то не до размышлений было, а сейчас, в кругу друзей при коллективном разуме всё прояснялось более-менее чётко.
— Это не отменяет того, что это могла быть шаровая молния, — стоял на своём учёный.
— Да какая тебе разница, что это было? — Вспылил Брусов. — Ты лучше мне скажи, как доктору, как эта молния могла повлиять на человека изнутри? Наш предводитель может ни с того ни сего кони кинуть или на экспедицию ещё хватит?
Я поперхнулся.
— Да, за эти дни «молния» больше не появлялась, но нам ещё обратно ехать и мне стоит изучить вопрос, если есть возможность разобраться в ситуации. — Ответил со всей серьёзностью Макар. Этому умнику не хватало нотки сарказма, дольку юмора. Слишком серьёзен, чтобы жить в мире постьядера.
— Вот ты проще разговаривать можешь? — Насупился Богдан. — Вас что так специально учат, чтобы никто ничего не понимал?
— Если нам каждый раз придётся восстанавливать похищенные рейсы, то может встать вопрос о перенесении трассы на вне зоны доступа этого объекта, — продолжил, не обращая внимания, Макар. — Я об этом.
Я вздохнул и откинулся назад. Бесполезно перебирать варианты, если не знаешь даже на что опереться. Получаются одни диспуты. Один древний мудрец сказал, что в споре рождается истина, но он просто не сидел в темном купе плечо к плечу друг с другом, где спорящий оппонент мог легко дотянуться до тебя и заехать по уху. Условия спора тоже играют роль. До оружия рукой подать.
Артём ненадолго вышел, подустав от наших рассуждений, вернулся с гитарой. Спирта нет, так хоть поорать под струны. Ага, так я и позволил!
— Дай сюда, — я перехватил гитару, прервав барда ещё в самом начале. Вроде как хочешь победить в драке — избеги её.
— Батя, ну что ещё делать? Они слишком умные слова говорят. Я не понимаю, — воспротивился запоздало завхоз.
— Цыц!
Я взял гитару, собираясь положить её на верхнюю полку до окончания заседания совета, как ноги резко подкосились, рухнул обратно на место вместе с гитарой. Мир перед глазами заволокло сплошным светом. Походило на обморок, если бы не ощущал своего присутствия всё в том же купе, всё в той же компании. Лишь иное ощущение времени. Оно как будто замедлилось, потянулось резиной. Я в какой-то момент ощутил, что что-то говорю. Попытался прислушаться к себе, и неожиданно расслышал:
Хроника крови течёт сквозь столетья.
Пороха запах и свист тысяч стрел.
За медный грош гибли и дети,
За ложный слог — миллионы людей.
Смотрят владыки с ветхих страниц:
Лики небесные все в строй стоят.
Они заслужили памяти лет,
Они так удобны потомкам в завет.
Факты прозрачны, всё — времени шаль.
Поверх всех событий лежит тьмы вуаль.
Уйдут, в назиданье, оставив живым
Проблемы, страданья и дым, сизый дым.
Смотри же, как хочешь на реку времён.
Ей всё — между прочим, нам — свитки покойных.
И вновь те же грабли, хоть тысячи раз.
Ошибки людские для нас и для вас.
Зарытое в землю земля сбережёт,
Наследие предков, наказ и почёт.
Мы всё доломаем, построим и вновь
Своё толкованье до вас донесём.
Ведь факты прозрачны, всё — времени шаль.
Поверх тех событий лежит тьмы вуаль.
Уйдём в назиданье, оставив живым
Проблемы, страданья и дым, только дым.
— Батя, энцефалограмма! Я ж говорил! Ты токо дыши, дыши, дыши! — первым затараторил Брусов, тряся за плечи и пытаясь заглянуть в расширенные зрачки, пощупать пульс и вообще создать видимость работы. Он в этот момент был готов, наверное, и на искусственное дыхание.
— Да погоди ты, медик, — отпихнул его Богдан и сам принялся махать перед лицом ладонью. — Батя, ты тут? Очнись, а то ударю. Не доводи до греха.
— Я тебе ударю! — Подвинула его Ленка, и я ощутил прикосновение её ладоней к лицу. Как-то даже полегчало. Я вновь понял, что всё внутри вернулось в норму и ЭТО ушло из меня, я вновь полностью себя контролировал.
— Да в порядке я, в порядке, — пробормотал я, — давайте не будем больше о молниях. Брусов, спирт.
— Так ведь нету… — начал было Брусов.