– Ну да, а уж мы так поблизости – ближе не бывает. Рад, что вы не приняли приглашение, – меня уже мутит от всех этих дел.
– Что же, мы вольны уйти в любое время. Разумеется. Балуурн остается.
– Пойдемте…
Солнце по–прежнему пылало над головой, когда они вышли из хижины. Все приключение едва ли заняло больше получаса. Они не прошли по пыльной дороге и десяти метров, как Уолдо хрипло зашептал:
– Тот соскоб, который вы мне дали… Почему вы думаете, что они не обнаружат вашего святотатства?
– Черт возьми, не будьте таким уж конспиратором! Говорите нормально. Мы же обыкновенные туристы, правильно? Для того чтобы увидеть надрез, который я сделал, понадобится лупа. К тому же я ковырнул один из наименее доступных трупов – тот, что у самой стены. Пока у них действует табу на перемещение мумий, мы в безопасности.
– Ну что ж, должен признать, это редкая удача. Может быть, теперь мы наконец выясним, каким образом… Послушайте, вы же были там, когда женщина умерла! Вы что–нибудь видели?
Уставившись в землю, Кроуэлл сделал несколько шагов и только потом ответил:
– Я уже начал было спускаться, хотел незаметно улизнуть, будучи в полной уверенности, что мое присутствие нежелательно. А они просто подошли к ней, взглянули и… сказали, что все кончено. Каким бы способом они ни бальзамировали, они должны начать процедуру, пока тело еще не остыло.
Кроуэлл передернулся, несмотря на жару:
– А они к ней даже не притронулись.
8
Кроуэлл умышленно пренебрег советом доктора Нормана и условился о встрече с послом в конце дня. Он надеялся, что к этому времени дипломат будет уже изрядно пьян.
Ему открыл поразительно красивый человек – аристократические черты лица, седые волосы, ниспадающие на широкие плечи.
– Посол Фиц–Джонс?
– Да… О, вы, должно быть, доктор Кроуэлл? Входите, входите…
Впечатления сильно пьяного человека он не производил.
Кроуэлл очутился в изысканно обставленной комнате. Часть мозга, принадлежавшая Отто, тут же определила стиль: американский провинциальный, конец двадцатого века. Если даже это подделка – все равно: одни только транспортные расходы страшно было вообразить.
Фиц–Джонс указал на бесформенное кожаное кресло, и Кроуэлл позволил мягкой обивке поглотить его тело.
– Разрешите налить вам чего–нибудь. Выбирайте: бренди с водой, бренди с содовой, бренди с соком, бренди со льдом, бренди с бренди или, может быть, – Фиц–Джонс заговорщически подмигнул, – немного бургундского, «Шато–де–Ротшильд» 23–го года?
– Бог мой! – Даже Кроуэлл знал, что собой представляет вино этого урожая.
– Каким–то образом, видимо по ошибке, сюда забросили небольшой бочонок вместо ящика с иммиграционными бланками, в которых мы так сильно нуждаемся. – Фиц–Джонс сокрушенно покачал головой. – Такие вещи неизбежно распутствуют… ик, простите… сопутствуют нашим попыткам действовать в рамках межзвездного бюрократического порядка. Мы учимся приспосабливаться…
Кроуэлл пересмотрел свое прежнее мнение. Судя по всему, Фиц–Джонс «приспосабливался» уже целый день.
– Великолепно!
Он наблюдал, как осторожно передвигает ноги посол, и поражался способности человеческого организма сопротивляться апробированным токсинам.
Фиц–Джонс вернулся с двумя высокими стаканами для виски, наполненными вином густого красного цвета.
– Разумеется, подходящей посуды взять негде. Впрочем, эта тоже сойдет. Вы знаете, вино двадцать третьего года не очень хорошо переносит транспортировку… И не может долго стоять. Надо выпить его как можно быстрее.
На вкус Кроуэлла вино было отменное, но Отто сразу понял, что оно слегка подпорчено. Варварское обращение с лучшим вином столетия!
Фиц–Джонс сделал маленький деликатный глоток, который совершенно непостижимым образом убавил вино в стакане сантиметра на два.
– Вы хотели меня видеть по какому–то конкретному поводу? Нет, не подумайте, что я не могу оценить достойного собеседника, когда мне выпадает такой случай…
– Скажем так: мне хотелось встретиться с кем–нибудь, кто не работал бы на Компанию. Мне нужен взгляд стороннего наблюдателя на то, что здесь происходило за последние десять лет. А произошло немало, насколько я понимаю…
Фиц–Джонс экспансивно взмахнул рукой – еще миллиметр, и вино расплескалось бы. Отто оценил многолетние упражнения, позволившие довести этот трюк до совершенства.
– Не совсем, не совсем… Впрочем, если бы не последний год, тогда конечно… До поры до времени здесь царила повседневная скучная рутина… Жизнь в этом, извините за выражение, мирке шла своим чередом. Вообразите, все здесь трудились в поте лица своего, а мне было совершенно нечего делать. Знай отсылай пустопорожние отчеты два раза в год.
И вдруг начались исчезновения. Управляющий Малатеста был официальным главой планеты, титулованным правителем! Вы только вообразите, сколько на меня свалилось всяких бумаг. Каждый день я сидел на субпространственной связи часами, и наконец… Скажите, доктор Кроуэлл, вы умеете хранить секреты?
– Полагаю, как и любой другой человек.
– Ну да… Впрочем, это уже не секрет, с тех пор как доктор – доктор Норман – все вычислил. Вероятно, в Компании это известно всем и каждому. Словом, я переговорил с высшими чиновниками Конфедерации на Земле, и там решили послать сюда парочку следователей. Ну, те явились – блестяще разыграли роли двух ученых парней, – и только начали что–то здесь вынюхивать, как… тоже исчезли.
– Два геолога?
– Совершенно верно. И что бы вы думали? Раз исчезают два их человека, значит, по идее, Конфедерация должна выслать сюда целую армию, чтобы разобраться, что же здесь происходит. Но нет! Я наконец добрался до какого–то там заместителя секретаря, и он мне говорит: мы, мол, не можем терять людей из–за ваших «мелких интриг» на Бруухе.
– Странно.
Первым пунктом в единственном донесении, которое отправили агенты, значилось предупреждение о ненадежности посла.
– То–то и оно. Поэтому я не думаю, что с агентами случилось то же, что с Малатестой… э–э… что они мертвы. Должно быть, у них был припрятан где–то неподалеку небольшой корабль, и когда они выяснили, что хотели, то попросту улетели. Черт подери! И знаете, что самое досадное? Мы до сих пор не имеем ни малейшего понятия, что случилось с Малатестой. Между тем они – я уверен – все выяснили.
«Очень похоже на то, что они и впрямь–таки все выяснили»,– подумал Отто.
– А разве не могла Конфедерация прислать новых агентов и ничего вам не сообщить?
– Исключено. Это – нарушение законов Конфедерации. Я единственный федеральный чин на этой планете. Меня обязаны уведомлять обо всем. Кроме того, с тех пор как агенты исчезли, здесь появилось всего два новых человека. Один – помощник доктора Штрукхаймера; я уже положил на него глаз. Думаю, он тот, за кого себя выдает, – кстати, туповатый парень. Второй новичок – это, разумеется, вы.
Кроуэлл захихикал.
– Ха, воображаю себя шпионом! В таком случае вы, наверное, частенько будете ублажать меня вином?
Фиц–Джонс улыбнулся, но глаза его оставались холодными:
– Конечно! Я же сказал, что его нельзя долго хранить… Строго между нами, я жду, что новый агент объявится со дня на день. Неважно, сообщат мне об этом или нет. Им может быть кто угодно. Вы слышали о кальке личности?
– Оборотни? – Кроуэлл повторил словечко доктора Нормана.
– Совершенно верно. Они могут снять копию с кого угодно. По крайней мере с любого, кого в состоянии умыкнуть и держать взаперти месяц. – Фиц–Джонс допил последние капли вина. – Конечно, такая выдающаяся личность, не побоюсь сказать, такой видный человек, как вы, вне подозрений. Слишком много людей заметили бы ваше отсутствие… – Но в глазах посла Отто снова прочитал: он лжет, он подозревает.
Фиц–Джонс выпростал себя из кресла:
– Давайте–ка я плесну вам свеженького. Он вернулся с двумя полными стаканами.
– Спасибо. Уф–ф–ф, пора принимать пандроксин. – Кроуэлл достал из кармана коробочку и запил вином две таблетки. Одна была гравитол, вторая – ингибитор алкоголя.
– А–а, слабое средство. Вы здесь пробудете какое–то время? Не лучше ли принимать гравитол?
– Нет. Разумеется, я просил, чтобы мне его выписали. Но доктор сказал, что я слишком стар и слишком толст.
«Насколько опасен этот утонченный пьяница?»
– У вас есть какая–нибудь версия насчет Малатесты?
Фиц–Джонс пожал плечами и повторил свой трюк со стаканом.
– Даже не знаю, что и сказать. Правда, в одном я уверен. Этот вздор о том, что во всем виноваты якобы твари, – просто куча… ик, простите… куча дерьма.
– Согласен. Бруухиане органически не способны на насилие.
– Дело не только в этом. Малатеста ходил у них в любимчиках. Он даже весьма неплохо выучил их язык. Они приняли его в одну из семей, и он стал почетным бруухианином.
– Я не знал об этом.
– О, он посещал множество туземных сборищ. При синклите священнослужителей он стал даже чем–то вроде советника.
– Да–а, – задумался Кроуэлл. – Сегодня я узнал, что Малатеста присутствовал на одном из ритуалов перехода в «тихий мир».
– Это когда они бальзамируют своих несчастных сородичей? Гм. Я не знал об этом. Интересно, почему же Малатеста никому ничего не сказал? Штрукхаймер стал бы его другом до гробовой доски.
– Ну хорошо. Как вы говорите, бруухиане решительно не могли уничтожить Малатесту. Значит, это либо несчастный случай, либо убийство. Полагаю, что агенты расследовали обе возможности.
– По–видимому. Такое впечатление, будто они только и делали, что шарили по пыльным ямам. Для видимости брали образцы, а на самом деле искали тело.
Мне кажется, что подозреваемый номер один – это Киндл, новый управляющий. Но с другой стороны, он никогда не стремился к этому посту: работы в два раза больше, а прибавка к жалованью – грошовая. Помимо прочего, его очень беспокоит, как бы то, что произошло с Малатестой, не случилось с ним самим.