В аллее за отелем «Чатсфилд» он был неожиданно атакован наследным принцем Зейном аль-Ахмаром Шурхаади. Тот защищал честь и достоинство своей сестры.
Джеймс с самого начала подозревал, что Лейла лжет.
Но теперь ему стало ясно почему.
Ничего удивительного, что она скрыла от него правду. Зейн кричал об оскорблении не только Лейлы, но и всей королевской семьи и даже нации.
– Это тяжкое бремя для женщины, – сказал Джеймс, отвечая на яростную тираду принца. – Кто бы мог подумать, – прохрипел он, – что честь нации зависит от непорочности твоей сестры.
– Ты не имеешь права рассуждать о непорочности! – Рука Зейна сильнее сжала его горло. – Ты не правитель. Ты ничем не связан. У тебя нет обязательств.
Зейн ошибался. Тем утром, когда он ушел от Лейлы, Джеймс едва дождался десяти часов, чтобы послать ей букет цветов с просьбой позвонить ему.
Она не позвонила. На следующий день он послал ей еще один букет. И через день тоже.
Бесполезно.
Джеймс позвонил в «Харрингтон», но, поскольку он не знал ее фамилии, ему не смогли сказать, уехала она или все еще находится в отеле. Однажды он дошел до двери ее номера, но вовремя остановился, посчитав это безумием. А потом он заставил себя поехать на горнолыжный курорт, рассчитывая избавиться там от этого наваждения.
Он танцевал. Он флиртовал. Он целовался. Но ничто не трогало его. Каждый вечер он один возвращался в свой номер.
И думал о Лейле. Вспоминал, как они сидели и разговаривали. Как легко им было откровенничать друг с другом.
Как, выпив пару коктейлей и отпраздновав, таким образом, свою принадлежность к паршивым овцам, они поняли, что подходят друг другу. Что их мысли и чувства почти одинаковы…
Джеймс посмотрел на Зейна.
– По крайней мере, я не отношусь к женщинам как к собственности.
– Возможно, и нет, Чатсфилд. Однако это не умаляет того факта, что ты недостойно обошелся с тем, что принадлежит мне. Все члены королевской семьи находятся под моей защитой. Тебе повезло, что мы не на моей родине. Там я гораздо более жестко наказал бы того, кто нанес нам такое оскорбление.
Оскорбление?
В той ночи не было ничего оскорбительного. Сколько недель она не выходит у него из головы! Это можно было бы назвать оскорблением, если бы желание не было взаимным. Однако Лейла очень активно участвовала в предполагаемом оскорблении ее страны. Правда, это Джеймс решил не говорить.
Он стряхнул руку Зейна и заявил, что тот чертовски напоминает ему одного одиозного библейского персонажа. А когда Зейн запретил ему даже вспоминать о том, что случилось, не говоря уж о том, чтобы слить информацию в прессу, Джеймс рассмеялся ему в лицо.
– Мне публичность тоже не нужна, – отрезал он. – Здесь, в Нью-Йорке, власть принадлежит Чатсфилдам.
Однако перспектива во второй раз быть избитым на дальней аллее парка, за своим же отелем, ему не улыбалась.
Выбравшись на улицу, Джеймс перевел дыхание.
Он хотел проверить, на месте ли кошелек и ключи, но его пальцы нащупали в кармане тюбик бальзама для губ, и мысли Джеймса немедленно вернулись к Лейле.
Принцесса!
Несмотря на внешне невозмутимую реакцию на угрозы Зейна, Джеймс начал осознавать масштабы своего «преступления».
Он вернулся домой, в свой роскошный пентхаус с видом на Центральный парк, и обозрел себя в зеркале.
Отпечатки пальцев на шее, синяк под глазом и шишка на затылке. Это означало, что визита к врачу не избежать.
Налив себе виски, Джеймс лег на диван, обдумывая свой следующий шаг.
Он посмотрел на телефон – проверить, не звонила ли Лейла.
Кто угодно, только не она.
Единственная женщина, которая ему так и не перезвонила.
Джеймс думал, что Лейла – журналистка и что все это подстроила Изабелл. А она оказалась принцессой из какой-то арабской страны, название которой он даже не мог выговорить. Оставалось надеяться, что с ней все в порядке и что он оказался единственным, на кого излил свой гнев наследный принц Зейн аль-Ахмар Шурхаади.
Зачем Лейла все рассказала брату? Хорошо, хоть не забеременела. Иначе ему наверняка об этом сообщили бы – перед тем, как он сделает свой последний вздох.
Джеймс лежал, сосредоточенно размышляя, зачем Лейле понадобилось поведать Зейну о том, что произошло между ними. Может быть, она хотела избежать нежеланного брака? Королевская семья, несомненно, должна выдать замуж девственную дочь.
Джеймс ощутил злость.
Пять букетов цветов!
Он представил, как она смеялась над ним, получая эти букеты.
Простофиля!
Но теперь он не собирается терять время, оглядываясь через плечо в ожидая следующего наказания, которое припас для него Зейн.
Он и так достаточно его потерял, ожидая звонка от этой принцессы.
Джеймс открыл ящик комода, прикидывая, со сколькими женщинами он мог бы переспать, начиная с той ночи. Ему не нравилось собственное настроение. Не нравилось, что его мысли постоянно заняты Лейлой.
Он достал рубашку – ту, которая была на нем в ночь их свидания и которая все еще хранила экзотический аромат ее духов. Наклонив голову, он вдохнул.
Черт! Он по-прежнему хочет ее.
Но все проходит. Время возьмет свое. Однако вместо того, чтобы вернуться на диван, к своим мыслям, Джеймс бросил рубашку в ящик и принялся укладывать чемодан.
До конца лыжного сезона осталось еще несколько недель.
Глава 5
Утро ознаменовалось похмельем.
Сидя на затененной террасе горного отеля, Джеймс сделал глоток крепкого сладкого кофе, глядя на начинающие розоветь вершины.
Он думал о своем бегстве.
Прошлый вечер был особенно тяжелым. Какой-то идиот устроил флешмоб, чтобы эффектно предложить своей избраннице руку и сердце. «Бедная невеста», – подумал Джеймс. У нее был такой вид, словно ей хотелось сбежать. Куда угодно и как можно дальше.
Без свидетелей она, конечно, отказала бы.
Он наблюдал, как парень опустился перед ней на одно колено и спросил, смогут ли они вернуться сюда на следующий год, чтобы провести здесь медовый месяц. «Как же, жди», – усмехнулся про себя Джеймс.
– Ах, как романтично! – вздохнула сидящая рядом с ним длинноногая блондинка.
Он предложил блондинке бокал шампанского.
А потом еще один…
Вчера он действовал как автомат, а сегодня потягивал кофе в надежде победить тупую головную боль.
Джеймс даже не стал разворачивать американскую газету, лежащую на его столике, хотя всегда читал ее по утрам.
Только не сегодня!
Ему не хотелось увидеть фотографию, на которой он покидает бар с очередной гламурной девицей.
Как же ее звали?
Во всяком случае, не Лейла. Он заработал пощечину, когда это имя случайно сорвалось с его губ.
Боже!
Он мечтал забыть Лейлу.
И каждую ночь вспоминал тот вечер.
Не только секс, хотя секса там хватало. Джеймс до сих пор помнил момент, когда она вошла в бар.
Одной его бывшей подружке, которая поведала прессе о некоторых моментах его личной жизни, понадобились месяцы, чтобы добыть эти сведения. А Лейле он с готовностью выложил всю свою историю в первый же вечер.
Она просто использовала его, теперь он в этом не сомневался.
На его месте мог оказаться кто угодно.
Джеймс отпил кофе, развернул наконец газету, открыл страницу с колонкой новостей… и едва не пролил остатки кофе себе на колени.
На фотографии была Лейла. Роскошно одетая, с королевской осанкой. Ее волосы и нижняя часть лица были закрыты, но глаза… такие глаза нельзя забыть.
Рядом был другой снимок. Теперь уже его, Джеймса. Он, с видом далеко не королевским, выходил из бара вместе с длинноногой блондинкой.
Джеймс посмотрел на заголовок статьи.
Принцесса Лейла аль-Ахмар Шурхаади находится на третьем месяце беременности. Отцом ребенка является – сведения получены из надежных источников – не кто иной, как Джеймс Чатсфилд.
Подпись под его фотографией с блондинкой гласила: «Джеймс Чатсфилд отмечает радостную новость!»
Ему даже не пришло в голову, что он может и не быть отцом.
Все верно. В ту ночь она просто его использовала.
Джеймс взял телефон, позвонил в «Харрингтон», но там снова отказались сообщить, у них ли сейчас Лейла.
– Соедините меня с ней! – рявкнул Джеймс. – Я знаю, что она в отеле, и мне плевать, что сейчас середина ночи.
Однако ему в очередной раз вежливо напомнили о политике конфиденциальности и повесили трубку.
Джеймс посмотрел на фотографию Лейлы. Возможно, она сделана недавно. Возможно, принцесса уже вернулась в Шурхаади.
Вместе с его ребенком…
Его телефон зазвонил. Джеймс посмотрел на экран. Спенсер. Но ему не до нотаций.
Сначала нужно понять, как поступить с Лейлой. И поэтому он позвонил в Дубай. Ману. Единственному человеку, который мог ему помочь.
– Что ты знаешь о Шурхаади… и о королевской семье?
– Не так много, но, учти, тебя вряд там хорошо примут, – хмыкнула Ману. – Она принцесса, Джеймс. Из очень консервативной страны. Если она вернулась на родину, к ней наверняка приставили охрану, и ты ее не увидишь. На твоем месте я бы не горела желанием получить приглашение на ужин, чтобы познакомиться с ее родителями. О чем, черт возьми, ты думал?
– Я не думал, – огрызнулся Джеймс. – Думала она.
В этом он теперь не сомневался.
– Ты хочешь сказать, что она устроила тебе ловушку? – Ману опять хмыкнула. – Вряд ли она нуждается в деньгах, чтобы вырастить ребенка.
– Не в деньгах дело, – бросил он, вспоминая, как Лейла вошла в бар в тот вечер. – На моем месте мог оказаться кто угодно…
– Бедняга Джеймс, – с притворным сочувствием вздохнула его собеседница. Они не ладили, никогда не ладили. Ману совершенно не одобряла его выбор жизненного пути. – Я уверена, многие женщины будут аплодировать тому факту, что ты наконец-то узнал, каково это – быть использованным.
– Я считаю, она пошла на это, чтобы избежать замужества. – Шпильку Джеймс проигнорировал.