<важно> для истории (к классическим научным критериям я добавляю критерий <важности> исследования).
Первая и главная большая проблема заключена в важности и необходимости появления хорошего человека. Человечество должно стать лучше, иначе оно окажется стертым с лица земли или, если обойдется без катаклизмов планетарного масштаба, будет вынуждено жить под постоянной угрозой исчезновения. Главное условие, своего рода sine qua поп, состоит в четком определении того, что есть хороший человек, и я много раз повторял об этом
* Я написал эти слова с большой буквы, как их писал Вейнберг.
32
Здоровье и патология
в своих работах. Пока, к сожалению, я не могу сказать, что в нашем распоряжении достаточно эмпирических данных на этот счет, что их хотя бы столько же, сколько было в распоряжении людей, работавших над Манхэттенским проектом. Но я твердо уверен, что эта грандиозная программа вполне выполнима, я уже могу определить сотню, две сотни, две тысячи частных и второстепенных проблем, для решения которых необходимо участие огромного количества людей. Проблему создания хорошего человека можно с уверенностью назвать проблемой самоэволюции человека. Нам необходим такой человек, который был бы ответствен за себя и свое развитие, досконально знал самого себя, умел осознавать себя и свои поступки, стремился к полной актуализации своего потенциала и т. д. Во всяком случае, совершенно очевидно, что никакие социальные реформы, никакие, даже самые замечательные, конституции, планы и законы не будут работать до тех пор, пока люди не станут достаточно здоровыми, сильными, развитыми, пока они не познают самих себя и не выберут разумный, здоровый способ существования.
Столь же важной и насущной, как и вышеназванная, является проблема создания хорошего общества22. Хорошее общество и хороший человек не могут существовать одно без другого. Они необходимы друг другу. Я отбрасываю в сторону вопрос о том, что первично в данном случае общество или человек. Ясно, что они развиваются одновременно и в тандеме. Невозможно улучшить одно, оставив другое без изменений. Говоря <хорошее общество>, я имею в виду совокупность представителей одного биологического вида. В последнее время появляются утверждения (83, см. также главу 14), что решить эту проблему возможно при помощи исключительно социальных, не психологических, мер. В этот вопрос необходимо сразу внести ясность. Исходя из предпосылки, что человек как таковой не подлежит переделке, и занявшись исключительно социальными преобразованиями, мы не можем быть полностью убеждены, на добрые или на злые дела подтолкнут наши действия этого самого человека. Не следует преувеличивать значение всевозможного рода социальных и благотворительных программ, сами по себе они не могут улучшить общее психическое здоровье общества, хотя моральные качества человека в некоторой степени зависят и от социальных институтов, в которые он включен.
Ключевая идея социального синергизма23 состоит в том, что общество с примитивной культурой, равно как и общество с высокоразвитой индустрией, зиждется на общей социальной тенденции, на тенденции преодоления дихотомии между эгоизмом и бескорыстием у каждого отдельного члена общества. Так, есть социальные меры, которые неизбежно настраивают людей друг против друга, но есть и такие, при которых человек, желающий блага себе, неизбежно действует во благо окружающим. С другой стороны, человек, движимый альтруистическими побуждениями и помогающий людям, неизбежно получает какие-то преимущества для себя. Примером такого синергизма могут служить экономические инструменты вроде нашего подо 0 гуманистической биологии
ходного налога, который удачливость отдельного человека распределяет к пользе всего общества. Подобного нельзя сказать о налоге с продаж, который отнимает у бедных людей гораздо больше, чем у богатых, и вместо <распределяющего> эффекта вызывает концентрирующий, или, по меткому выражению Рут Бенедикт, эффект <воронки>.
Я заявляю со всей серьезностью и ответственностью, что эти две большие проблемы можно считать главными проблемами нашего времени. Технологический прогресс с его достижениями, о которых пишет в своей книге Вейнберг, которые стали общим местом в рассуждениях на подобные темы, должен рассматриваться лишь как средство решения этих проблем, но не как самоцель. До тех пор, пока технологические и биологические новации не окажутся в руках хорошего человека, они будут либо бесполезными, либо опасными. Я подразумеваю здесь наработки по таким, казалось бы бесспорно гуманным проблемам, как борьба с болезнями, увеличение продолжительности жизни, устранение боли и страданий в целом. Я спрашиваю: кому нужно, чтобы злодей жил дольше? Или стал могущественнее? Здесь уместно вспомнить об атомном оружии, о спешке в его разработке, вызванной стремлением опередить нацистов. Атомная энергия в руках Гитлера, несомненно, обернулась бы гибельными последствиями для всего мира. Она и сейчас представляет великую опасность. Но абсолютно то же самое относится к любому технологическому изобретению. В качестве критерия всегда можно спросить себя: было бы это хорошо для Гитлера?
Неизбежный побочный продукт нынешнего технологического прогресса страх дать новое оружие в руки злодея, поскольку он сможет использовать новшество в своих целях и стать более опасным, чем когда-либо за всю историю человечества. Нельзя исключать возможности того, что власть захватит абсолютно безнравственный, жестокий человек. Тогда, поддерживаемый жестоким обществом, обладающий огромной силой, он будет непобедим. Я думаю, что, если бы Гитлер выиграл войну, подобного рода протесты были бы сейчас невозможны - его Третий Рейх действительно мог просуществовать сотни и тысячи лет. И потому я призываю всех биологов, всех людей доброй воли посвятить свое время и свой талант решению этих двух больших проблем.
Вышеприведенные соображения в большой степени подтверждают верность моего тезиса о том, что классическая философия науки как моральнонейтральной, безоценочной системы знаний не только неверна, но и чрезвычайно опасна. Она не просто аморальна, она антиморальна. Она ведет нас навстречу огромной опасности. И потому я вновь подчеркну, что науку делают люди, люди, подверженные слабостям и обуреваемые страстями, как это блестяще продемонстрировал в своей работе Полани (126). Наука должна стать этическим кодексом. Как утверждал Броновски (16), достаточно признать абсолютную ценность истины, достаточно начать служить ей, и все придет само собой. В качестве третьего достаточного условия добавлю, что достаточно начать искать ценности и обнаруживать их в самой природе
34
Здоровье и патология
человека. Я бы даже сказал, что наука уже приступила к этому - по крайней мере в той степени, в какой подобное утверждение, не подтвержденное убедительными доказательствами, может звучать хоть сколько-нибудь правдоподобно. Имеющиеся сейчас в нашем распоряжении методики познания вполне позволяют установить, что хорошо для человека, что полезно для него, а значит выявить резервы человеческой природы - как с целью их сохранения, так и ради их увеличения, для того, чтобы сделать человека более здоровым и мудрым, более эффективным и счастливым, более способным к самоопределению.
Данные, полученные при помощи этих исследований, помогают определить стратегические направления будущих биологических исследований. Первое основывается на том факте, что между психическим и физическим здоровьем человека существует синергическая взаимосвязь. Большинство психиатров, а также многие из психологов и биологов сейчас вынуждены признать, что практически все болезни, а может статься, все без исключения, можно отнести к разряду психосоматических или организмических. То есть, если серьезно и глубоко заняться изучением <соматического> заболевания, то неизбежно всплывут его интрапсихические, интраперсональные и социальные детерминанты. Я ни в коем случае не предлагаю этерифицировать туберкулез или переломы. Но известно, что и в развитии туберкулеза немалую роль играют социальные факторы, что одной из причин его является бедность. Что касается переломов, то доктор Данбер (30) однажды решила использовать группу больных с переломами как контрольную, предположив, что здесь психологические факторы не играют абсолютно никакой роли, и к своему изумлению обнаружила и в этой группе следы психологического влияния. Теперь мы можем говорить о существовании особого типа людей, склад личности которых увеличивает риск получения травмы, равно как и о существовании особого рода обстоятельств, увеличивающих риск, я имею в виду так называемые <группы риска>. Если посмотреть на проблему под этим углом зрения, даже перелом кости должно считать психосоматическим или, вернее сказать, <социосоматическим> заболеванием. Я говорю все это к тому, что сегодня биологи, врачи и медики-исследователи, желающие облегчить человеческие страдания и боль, стремящиеся победить болезни, должны быть более холистичны в подходе к любому заболеванию, они обязаны учитывать психологические и социальные факторы, вызывающие его. В частности, даже борьба с раком может быть эффективна только при полномасштабном наступлении на эту болезнь, включающем в себя наряду с многими другими и так называемые <психосоматические факторы>. Тому мы получаем сегодня многочисленные подтверждения.
Другими словами, все говорит за то (пусть пока это скорее научное предвидение, а не данные специальных исследований), что работа над созданием нового, здорового человека, работа над расширением его резервов, например, при помощи психиатрической терапии, может повысить сопротивляемость болезням и. как следствие, увеличить продолжительность его жизни.
О гуманистической биологии
35
Всем известно, что недостатки в питании приводят к заболеванию, которое традиционно называют <авитаминозом>. Но точно так же подобного рода депривации в сфере высших потребностей, метапатологии (см. главу 23), как я их называю, вызывают у человека болезни духовного, или философского, или экзистенциального плана. И это тоже своего рода авитаминоз.