–Я не причиню вам вреда,– произнес он заплетающимся языком.– Я частный детектив.
–Знаю.
Первый выстрел пробил грудную клетку и прошил сердце, мгновенно прервав его работу. Детектив сполз на землю, ударившись головой о плиты. Он почувствовал, как его окутывает мгла. Боли не было. Вторая пуля пробила лобную кость, мозг и вышла из затылка.
Секунд десять женщина стояла не шевелясь, напряженно прислушиваясь. Если не считать шума кольцевой дороги, все было спокойно. Она спрятала оружие, надела резиновые перчатки, тщательно обыскала убитого и переложила все, что нашла в карманах, к себе в сумку.
Потом достала длинный хирургический пинцет, ввела его в рану, не без труда извлекла первую пулю, после чего подобрала вторую, упавшую на землю.
Был вечер пятницы. Скорее всего, тело найдут не раньше утра понедельника. Таким образом, у нее оставалось три вечера, чтобы принять меры. Более чем достаточно. Но она сможет действовать не раньше, чем узнает, кто пустил по ее следу частного детектива.
Глава 2
Суббота
Мартен вышагивал по квартире в старых штанах, вытертых на коленях и с дырками на заду. На щеках топорщилась щетина, кожа вокруг глаз выглядела помятой. Черная ярость обуревала его, пусть это и было незаметно. Она была направлена главным образом против него самого. В такой форме проявлялась его депрессия, поэтому порывы ярости были довольно вялыми, однако сама она обладала мощной разрушительной силой.
Ярость была одним из симптомов общего болезненного состояния. Мартен ощущал глубочайшую подавленность, и то обстоятельство, что она приняла форму “невротической депрессии”, или “тревожной”, или “посттравматической”, часто возникающей у тех, кто потерял близкого человека, чудом спасся в тяжелой аварии и т.п., ничего по сути дела не меняло.
Два с половиной месяца назад охота на убийцу женщин завершилась в потоках крови. Убийца был застрелен, ближайшая сотрудница Мартена Жаннетта, как и он сам, едва не погибла.
У Мартена болела шея в том месте, куда попала пуля убийцы. К тому же болела спина и грудь, а периодически подступающие мигрени часами сдавливали левый глаз, часть лба и затылка. Он перепробовал уйму лекарств, но пока ни одно из них не принесло заметного результата. Впрочем, врач объяснил ему, что все неприятные ощущения, вполне возможно, не связаны напрямую с ранением, а вызваны депрессией. А потом добавил, что осознание этого факта само по себе не помогает справиться с болезнью.
Он проходил курс реабилитации у кинезитерапевта, приходившего два раза в неделю, и должен был дышать воздухом не менее часа в день, предпочтительно прогуливаясь по какому-нибудь городскому парку. Мартен старался худо-бедно исполнять это предписание.
В остальное время он маялся, словно грешная душа, меряя шагами свежевыкрашенную гостиную своей квартиры: его подруга Марион и дочка Иза решили немножко обновить ее, пока он лежал в больнице. Мартен не выносил запах краски. Если честно, он вообще мало что выносил.
Он переходил из спальни на кухню, по пути включал телевизор, чтобы через несколько секунд выключить его, поскольку бессмысленное мелькание картинок на экране вызывало у него отвращение.
Он никак не прокомментировал ремонт, и отсутствие реакции обидело девушек, которые очень постарались. Однако они не хотели усугублять его подавленность и потому скрыли огорчение. И все же постепенно им становилось все труднее выносить Мартена вместе с его депрессией. Марион как можно дольше задерживалась на работе (она была журналисткой), а Иза шаталась неизвестно где, хотя предпочла бы побездельничать у себя в комнате. Она посещала театральные курсы в ожидании гипотетического приглашения на роль, но больше не могла репетировать дома из-за донельзя сгустившейся атмосферы.
Иза подумывала о переезде к подруге, поскольку не возобновила отношений с отцом своего будущего ребенка и их воссоединение в ближайшее время не предвиделось. Переезд со дня на день откладывался, потому что ни одна из подруг не была по-настоящему свободной.
Муки Мартена сказывались и на дочери, а его трудное выздоровление сопровождалось раздражением, непониманием и недоразумениями, что действовало на нервы всем.
Единственный человек, который мог бы помочь Мартену, это Мириам, его бывшая жена, но она позвонила пару раз, чтобы справиться о его самочувствии, и больше не объявлялась.
Он был абсолютно уверен в собственном здравомыслии, когда десятки раз на дню задавался вопросом, есть ли смысл продолжать жить. Он спал по двенадцать – четырнадцать часов и просыпался после этих ночных марафонов усталым, размазанным и без единого воспоминания.
После смерти первой жены у Мартена случались неожиданные приступы острого страха, молниеносно возникавшие и столь же быстро проходившие, но на этот раз страх не покидал его. Жена погибла в автомобильной катастрофе, когда Изе исполнилось одиннадцать. Его собственная мать умерла, когда ему было ровно столько же.
Либидо Мартена находилось на нуле.
Он выписался из больницы в конце сентября, после двух недель вынужденной неподвижности, отпуск по болезни заканчивался через несколько дней, но он собирался продлить его, взяв отпуск за свой счет. Финансовые запасы полностью отсутствовали, а ему нужно было содержать одну семью частично – собственную, с ребенком, которого Марион должна была родить в марте,– и еще одну полностью – тоже свою, то есть дочку Изу, безработную актрису, и ее младенца, который ожидался в феврале, за месяц до родов Марион.
Будущее казалось ему не менее мрачным, чем настоящее.
Роясь в бумагах, он в конце концов нашел документ, подписанный двадцать лет назад. Вот если бы страховка могла обеспечить обеим девушкам пристойную жизнь… Увы, его смерть принесет Изе всего девяносто две тысячи евро. Немногим больше налога на наследство, который ей придется заплатить, чтобы сохранить за собой квартиру.
Болезненная жалость к себе любимому, в которой Мартен все глубже увязал, не мешала ему мучиться чувством вины, однако доминировало все же ощущение бессилия. По-другому у него не получалось. И тот факт, что он замечал нарастающее беспокойство и отчаяние обеих молодых женщин, чьи животы впечатляюще округлялись в одинаковом темпе, ничего не менял.
Согласно последним УЗИ, у Марион должна была родиться девочка, а у Изы мальчик. Их беременности развивались без осложнений, анализы не давали повода для волнений. Но из-за Мартена им не было дано испытать ту радость и спокойствие, на которые они, учитывая их состояние, были вправе рассчитывать.
Лоретта, его приятельница-психолог из Министерства внутренних дел, попробовала поговорить с ним, но натолкнулась на категорический отказ. В результате она связалась напрямую с Изой и порекомендовала ей парочку психотерапевтов. Марион и вслед за ней Иза попытались уговорить его обратиться к врачу, но эта затея тоже провалилась.
По ночам ему ничего не снилось – по крайней мере, ни одного сна он припомнить не мог,– однако днем все было по-другому.
Стоило ему остаться одному, и в его мозгу вспыхивали беспощадно реалистичные сцены: картинка, звук, запах – все воспринималось до боли остро. Эти стоп-кадры бывали двух видов. Временами он видел день смерти своей первой жены, матери Изы: то непосредственно перед, то сразу после аварии – их ссору, прибытие жандармов, материализующихся в дверях с фуражками в руках, ожидание дочери тем же вечером у дверей школы, чувство бессилия… Картинки возникали перед его глазами без предупреждения, длились несколько секунд и растворялись, оставляя его абсолютно потерянным.
В других случаях перед внутренним взором Мартена появлялась Жаннетта, его помощница: она из последних сил пытается подсказать ему, как найти убийцу с арбалетом [1].
Дуэль с убийцей. Ожог пули, вошедшей в шею, ощущение, что жизнь заканчивается, давление пальца на курок, тело убийцы, подскакивающее под градом пуль, пыль и пот щиплют глаза и ослепляют его…
Вся его предыдущая жизнь сводилась к этим двум драматическим событиям, и они беспрестанно обрушивали на него жутковатые видения, словно нанося удары ножом. Может, подсознание пыталось о чем-то предупредить, помочь преодолеть депрессию и для этого подбрасывало ему картины пережитого? Или в механизме мозга произошел сбой и безумие подсовывает ему кусочки воспоминаний, выхваченные наугад из ящика с этикеткой “Самые жуткие моменты моей жизни”?
В этих сигналах из прошлого всегда преобладало чувство бессилия и вины. Он не смог предотвратить гибель жены. Не смог помешать преступнику убивать женщин – и ранить его самого. Не смог предотвратить все эти смерти. Он, Мартен,– пассивный и никчемный муж и полицейский. То есть бесполезный. Бессмысленные смерти. Бессмысленная и бесполезная жизнь.
Изабель любила отца, но в пятнадцать лет решила, что не будет больше вмешиваться в его личную жизнь. Она даже постаралась, как могла, скрыть свою печаль и страдание, когда Мартен расстался с Мириам.
Марион, новая подруга отца, нравилась Изабель, несмотря на то что временами она в глубине души испытывала к ней глухую ревность. Одновременная беременность сблизила молодых женщин.
Поскольку все попытки улучшить состояние Мартена заканчивались провалом, она решилась на то, что казалось ей до некоторой степени предательством по отношению к Марион.
Но у нее не оставалось выбора. Она не могла просто присутствовать при этом медленном, но упорном саморазрушении, не пытаясь как-то ему противостоять. Она не узнавала собственного отца, ставшего почти чужим. Пора было вмешаться.
–Все это похоже на атаку пришельцев,– однажды поделилась она с Марион.– Внешне он вроде как тот же, но внутри его место захватил кто-то другой.
Марион содрогнулась.
И тогда Иза решила действовать.
Она приехала в офис Мириам в первый день декабря. Мириам показалась ей похудевшей и усталой. Но при этом красивой, как всегда. Изабель в данном случае не могла быть объективной: бывшая жена отца с ее широкими плечами, матовой кожей, черными глазами всегда была для нее эталоном женской красоты. В детстве она хотела во всем походить на нее, что смешило и трогало Мириам, которая когда-то давно, еще до встречи с Мартеном, потеряла своего первенца и больше родить не могла.