– Вчера, – лаконично ответил Новосильцев.
– Вот так так!.. – Август действительно не знал что и думать. Что такого могло произойти вчера, что король решил вмешаться в его личные дела? В его планы, о которых вчера не знал и сам Август? Однако очевидно одно. Король знал еще вчера, что барон ван Коттен уезжает в Петербург, и тогда же приказал Агате ехать вместе с мужем. Разумеется, это более чем странно, но хотя бы объяснимо. Однако запрет на въезд в Российскую империю – это совсем другое дело. В этом случае Максимилиан должен был знать не только о том, что баронесса является любовницей Августа, но и о том, какого рода отношения связывают этих двоих.
«Но это невозможно! – возразил себе Август, пытаясь осмыслить случившееся. – Он не мог этого знать! Я сам не знал…»
Получалась какая-то форменная бессмыслица, поскольку в основе действий Максимилиана лежали два совершенно невозможных обстоятельства. Во-первых, должно было случиться нечто настолько из ряда вон выходящее, что король вообще смог и захотел – или скорее наоборот, захотел и смог, – столь грубо, если не сказать оскорбительно вмешаться в личные дела графа де Ламара. А во-вторых, откуда ему вообще было знать, что Август вознамерится ехать в Россию вслед за своей любовницей? Притом знать об этом заранее и наверняка!
«Чепуха какая-то!»
И в самом деле чепуха. Такое не утаить. Уж кто-нибудь из приближенных Максимилиана наверняка шепнул бы Августу на ушко, что затевается в палаццо Феарина и почему. Но нет. Все было тихо и мирно. Вот разве что Агата… Но Агатой, скорее всего, двигала одна лишь любовь. Она хотела проститься с Августом в их обычной манере, и ей это удалось. Ночь любви, краткое прощание, и все, собственно. Занавес опускается.
– Август… – прервавший его размышления Новосильцев словно бы колебался, сказать Августу нечто или нет, но в конце концов решил, по-видимому, озвучить это таинственное «нечто», которое по-прежнему вызывало у него сомнения.
– Не скрою, я заинтригован, – сказал он наконец. – Не знаю, что и думать, но полагаю, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вы, как мне кажется, об этом деле также не осведомлены, что заставляет думать о странном…
Новосильцев помолчал, внимательно глядя Августу в глаза, и продолжил все тем же ровным голосом, каким стал бы рассказывать о рутинных делах:
– Мне, Август, отчего-то представилась забавная картина. Будто бы вы едете в Прагу к гроссгерцогу Рудольфу. И в руках у вас подорожная, выписанная моим старым другом бароном Дризеном… Каково?
– Думаете? – нахмурился Август.
– Даже и не знаю, что сказать… Да, и вот еще что, но строго между нами: позавчера баронесса ван Коттен посещала палаццо Феарина, но подробностей я, разумеется, не знаю.
«Позавчера? – удивился Август. – Отчего же я узнаю об этом только сегодня и не от нее самой, а от третьего лица?»
Ситуация представлялась Августу настолько абсурдной, что он даже рассмеялся…
Вилла Аури, здесь и сейчас
Алкоголь не брал. Не туманил мозг. Не глушил боль. Голова оставалась ясной, хотя лучше бы ему впасть в забвение, потому что то, что испытывал в эти мгновения Август, было попросту нестерпимо. Боль, гнев, ощущение бессилия и одновременно кристальная прозрачность мысли, нежданно-негаданно вернувшаяся к нему в самый неподходящий момент.
Сейчас, стоя с очередной чаркой бренди перед открытым в ночь окном, Август видел прошедший день совсем не так, как воспринимал его, находясь в живом потоке времени. Детали – вот в чем кроется присутствие божества. Иногда подробности кажутся лишними, но это ошибочное мнение. Частности способны дополнить приблизительное знание до полного, незавершенное – до целого. Раскрыть подлинный смысл происходящего, связав его с прошлым и проследив в еще ненаступившем будущем.
«Я всего лишь хотел видеть ее той женщиной, которая достойна любви! – признал очевидное Август. – Глупец!»
Что ж, любовь – великая обманщица, и ложь ее слишком часто любезна сердцу. Другой вопрос, всегда ли нам нужна правда? И если да, то когда, где, при каких обстоятельствах?
«Я видел лишь то, что она готова была мне показать, или то, что готов был увидеть я сам!» – Август выпил бренди, даже не почувствовав его вкус, и отвернулся от окна.
Он хотел вернуться к столу за новой порцией кальвадоса. Однако, по случаю, взгляд его упал на противоположную стену. Там на темных дубовых панелях висели его дипломы, вставленные в застекленные позолоченные рамки. Патенты лиценциата алхимии и магистра трансцендентальных наук, диплом доктора высшей магии и, наконец, патент профессора Королевского университета в Генуе.
«Тщета человеческая, – горько усмехнулся Август, переводя взгляд с одного документа на другой. – Свидетельства тщеславия и дешевой фанаберии…»
Королевский университет Генуи,
три часа пополудни прошедшего дня
После разговора с русским послом настроения идти в университет не было вообще. Тем не менее положение обязывает: Август как-никак профессор и член Коллегиум Гросса, а Большое Собрание магистров проходит от силы пару раз в году, и никогда по пустякам. Так что причин занять свое место в круглом зале Коллегиума было более чем достаточно. Однако на этот раз обстоятельства не просто обязывали Августа присутствовать на заседании, они этого настоятельно требовали. По единодушному мнению лиц, прикосновенных к подспудным политическим течениям, избрание Августа Гроссмейстером являлось делом решенным. Но, чтобы быть избранным, следовало для начала принять участие в процедуре, поскольку выборы Гроссмейстера могут быть только очными, и, следовательно, его присутствие в зале Коллегиума в момент голосования попросту обязательно. Поэтому Август – как бы ни был он расстроен и обескуражен – надел черную докторскую мантию, водрузил на голову академическую шапочку и ровно в три часа пополудни появился в зале Коллегиума, чтобы занять там свое именное кресло…
Избрание Гроссмейстером должно было стать апофеозом его академической карьеры. А на стене с дипломами в его кабинете появился бы еще один документ – выписка из протокола выборов главы Коллегиум Гросса. Так должно было произойти, но, увы, этого не случилось. Что-то – о чем Август по-прежнему ничего не знал – случилось накануне и перевесило на чаше весов все его достижения, репутацию, силу личных связей, наконец. В такого рода делах ведь достаточно потерять всего два-три голоса, и жезл «Первого среди равных» окажется в руках другого. Это, собственно, с Августом и произошло: кто-то воздействовал на колеблющихся магистров, и в результате статистика оказалась не на его стороне. Вроде бы не трагедия. Максимум – драма. Но для Августа, ценившего внешние признаки величия ничуть не меньше сущности самого величия, это оказалось ударом невероятной силы. Он был попросту раздавлен, и падение его в пропасть саморазрушения оказалось настолько решительным, что после окончания собрания он перехватил своего давнего недруга – оппонента, соперника и недоброжелателя – магистра д’Альбре и задал главе партии нумерологов прямой вопрос:
– Могу я узнать, что здесь произошло на самом деле?
– Можете, – вежливо, едва ли не дружески улыбнулся собеседник, – но лучше бы вам, профессор, прежде переговорить с вашим батюшкой, графом де Ламаром. А уж после я буду счастлив дать вам любые разъяснения…
Палаццо Риоро, шесть часов вечера прошедшего дня
В обычные дни и в такое время – то есть около шести вечера – найти старого графа можно было только дома. Если, разумеется, он находился в городе, а не в одном из своих многочисленных имений. Однако, поскольку сегодня позже вечером должен был состояться большой королевский прием, Альбер де Ламар определенно никуда не уезжал. Тем не менее Огастин – старший камердинер отца – утверждал обратное.
– Его сиятельство уехал еще с утра, – объявил он Августу, но в глаза при этом не смотрел, хотя раньше никогда от этой привилегии не отказывался.
«Уехал?» – Верилось с трудом.
– Куда? – хмуро поинтересовался Август, раздумывая над тем, что это значит и значит ли что-то вообще.
– Его сиятельство не сказал. – Коротко и сухо. Почти грубо, если иметь в виду разницу в положении.
«С чего бы вдруг?»
– Сказал, когда вернется?
Вопрос уместный, разве нет?
– Никак нет, не изволил сообщить.
«Нет, – подумал тогда Август, пытаясь подавить вспышку неконтролируемого бешенства, – не проведешь, старый хрыч! Знаешь, но не скажешь! Но почему? Почему, демоны тебя забери?!»
– А тебя, Огастин, отчего же не взял? – спросил вслух, не слишком надеясь, впрочем, на вразумительный ответ. – Ты же с ним всегда ездишь, разве нет?
– Не могу знать, – все так же отводя взгляд, ответил старик-камердинер. – Не взял.
– Ну-ну… – кивнул Август и пошел к матери.
«Что за притча? – думал он, подходя к дверям в ее апартаменты. – Определенно случилось что-то скверное или это просто совпадение?»
Но, похоже, в городе и в мире на самом деле произошло нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее, способное разом обрушить весь его мир, вот только Август отчего-то ничего об этом событии не знал.
А в дверях в апартаменты графини-матери его уже поджидала Джинайна – любимая камеристка Терезы де Ламар.
– Уехала? – спросил Август и посмотрел в глаза женщине, которая, что любопытно, глаз не отвела.
– Слегла, – коротко ответила женщина, хотя склонности к лаконичной речи никогда прежде не выказывала.
– Надеюсь, она не умирает! – Август нашел в себе силы саркастически усмехнуться и, не задерживаясь ни одной лишней секунды, пошел прочь.
Однако далеко уйти не удалось. В Ореховой гостиной его перехватил Ренар. Кавалер де Безом сидел в кресле, поставленном так, чтобы ни в коем случае не пропустить Августа, куда бы или откуда бы он ни шел. Выбор места, отметил Август, подходя к младшему брату, был безукоризнен. Впрочем, держать Ренара за дурака – себе дороже. Не гений, разумеется, но отнюдь не глуп и не прост, и ко всему – отъявленный хитрец. Возможно, поэтому про себя Август называл его обычно Рейнике, как звали сказочного хитреца-лиса, но вслух это прозвище не произносил никогда.